Внемлите мне, дети мои! Имеющий уши услышит, имеющий глаза увидит, а тот, кто во мраке жить предпочитает, останется глухим и слепым. Есть ли истинная сила над живущими у Тьмы, Света или Жизни? Правда ли, будто они судьбами всех сущих правят? Или выбор только наш, и правда наша, и суд только земной имеется? Говорю вам, слышащие: никто не вправе решать судьбы, никто не в силе. Вольно вам то, что сталось на богов спихивать, ибо не ответят, слова защитного не возьмут. А истина всё ж проста: сами мы в ответе за сделанное.

(Из проповедей странника Бэхора)

Глава первая

Не знал, что состою в отношениях, пока со мной не начали их выяснять

(Из мемуаров старого ловеласа)

Воздух пах близким снегом и красными яблоками. Кусочек неба, робко выглядывающий из-за небрежно отодвинутой занавески, был прозрачен до полной потери цвета. Чёрная тонкая ветка, смахивающая на паучью лапку, скреблась о край открытой рамы, нищенски тряся одиноким скрученным в жгут листком. Нынешняя осень в Ахаре выдалась непривычно холодной — ещё и за середину не перевалила, а уж того и гляди снег пойдёт.

Где-то тоненько, минорно пиликала скрипка. Музыкальное сопровождение точь-в-точь под настроение: то ли загрызть кого-нибудь, то ли самой повеситься.

— Леди Нашкас, повернитесь, пожалуйста. Вот так, бочком, совсем немного, — ласковой крыской прошелестела портниха. — Девочки, нужно подол ещё подобрать. Чуть-чуть, буквально на полпальца. Чтобы фестоны кружев спадали каскадом. Ещё немного повернитесь, леди Нашкас, будьте столь любезны.

Арха, не протестуя, не ворча, да и вообще ни слова не говоря, сделала, что от неё требовали. А с чего бы ей спорить? Манекены вообще никаких звуков подавать не должны — не манекенье это дело. И в зеркала, так любезно вокруг расставленные, смотреться им не надо. Это даже очень хорошо, потому что отражение ничего приятного не показывало: гора золотой парчи, кружев, ленточек. А над этим великолепием нелепо торчащая голова с раздражённо прижатыми ушами.

— По-моему, эта гирлянда розочек тут лишняя, — заметил Адин. — Уберите, оставьте только шнурки. Видите? Так гораздо изящнее.

— Не устаю восхищаться вашим вкусом, лорд Иварр! Вы абсолютно правы. Рисунок ткани богат сам по себе и дополнительный декор тут абсолютно не требуется, — угодливо пропела портниха, благоговейно прижимая к груди пухлые руки и влюблённо глядя на ивтора, элегантно бокалом поигрывающего.

Синеглазик не столько пил, сколько ловил на хрустальные грани тусклое солнце, любуясь перекатами рубиновых винных бликов. Кто в этой комнате действительно был хорош, так это демон, небрежно развалившийся на кушетке. Хотя, какое там «развалившийся»? Расположившийся — вот как. Ноги изящно в щиколотках скрещены, рука, кольцами унизанная, покоится на подлокотнике. Небесно-голубой атлас придворного камзола переливается живыми волнами света. Кружева — пеной, волосы — локонами, взгляд — томный.

Лорд, чтобы ему во Тьме тепло стало!

— Это всего лишь навык, — отмахнулся от восторженной бесы Адин. — И умение наблюдать. На вашем месте банты с лифа я тоже бы убрал. К счастью, леди Нашкас искусственные объёмы не требуются.

— Но мода… — не слишком уверенно попыталась возразить портниха.

— Мода должна быть разумной, — веско заметил ивтор. — Элегантные округлости — это, безусловно, красиво. Но именно элегантные, а не чрезмерные. Могу посоветовать запомнить золотое правило кроя: лучше в чём-то недобрать, чем переборщить. А в данном платье юбка уже создаёт немалый объём и…

— Меня тошнит, — мрачно сообщила Арха.

— Ничего тебя не тошнит, — не поверил синеглазик.

— Тошнит!

— Хорошо, — обречённо вздохнул демон. — Дамы, попрошу минут на пятнадцать покинуть комнату. Леди необходимо отдохнуть.

— Но мы ещё…

— Вернётесь позже, — ослепительно улыбнулся блондин, ненавязчиво подпихивая портниху вместе с обеими помощницами к высоким дверям, украшенными медальонами с розами и голыми пухлыми демонятами, на лютнях играющими.

Медальоны, розы, демонят и сами двери Арха ненавидела.

— Ну и что опять? — устало поинтересовался Адин, вернувшись к пуфику, на котором лекарка манекен изображала.

— Ничего, — буркнула ведунья. — Мне просто надо отдохнуть.

— Это я соврал, — напомнил ивтор. — Придётся тебе придумать что-нибудь другое.

Леди Нашкас с ненавистью глянула в зеркало. Отражение блондина, даже и со спины, было безупречно. Её собственное, хоть и почти скрытое фигурой демона не смотря на все пуфики и подставочки, ничего, кроме глухого бешенства не вызывало. А вот коробки, шкатулки и сундучки, раскиданные по ковру, вместе с лентами, кружевами, бантами, каскадами, ножницами и только Тьма знает чем ещё доводили почти до истерики.

Почти — это значит, что в глазах уже муть плавала, но удержаться и не завизжать сил ещё хватало.

Арха стиснула зубы, сжала кулаки, длинно выдохнула, задрав голову. Взгляд упёрся в потолок, расписанный всё теми же пузатыми демонятами — в пару к дверям. Роз там тоже в избытке имелось. Комната это была такая, особенная. Называлась: «Розовая гардеробная». Предназначалась она исключительно для примерок новых туалетов леди Харрат. В данном случае и вопреки всем правилам, будущей леди Харрат.

— Я всё ещё здесь, — напомнил о своём существовании ивтор, нежно беря девушку за руку.

— Я, к сожалению, тоже, — сквозь зубы выдавила лекарка.

Ещё раз глянула в зеркало и рывком, едва половину шевелюры не вырвав, выдернула шпильки из пучка волос, так старательно с утра уложенного. Куафёром, между прочим, а ни кем-то там, чтоб и ему во Тьме местечко нашлось.

— Ну и зачем? — укоризненно поинтересовался Адин.

— Ненавижу эту причёску! — змеёй прошипела ведунья. — Как будто корова языком вылизывала. И уши торчат!

— Дальше, — спокойно подбодрил демон.

— И платья эти ненавижу! Они неудобные, жёсткие и колются! Я в них на пугало похожа! Какое золото? Ты на меня посмотри: где я, а где золото!

— Золотое на чёрном — это классическое сочетание.

— Вот сам эти классические сочетания и таскай! И дом этот ненавижу! Зачем мы сюда приехали? Лучше б в Дановский особняк… И его тоже ненавижу!

— Дана? — деловито уточнил блондин. — Или особняк?

— Всех! — выпалила ведунья.

— Очень хорошо, — синеглазик снял Арху с пуфика и как держал — за талию — так и перенёс на кушетку, на которой сам сидел. Сунул лекарке в руки платок, воды налил, но не подал, а предусмотрительно рядом поставил: то ли на случай, если ей пить захочется. То ли если понадобится что-нибудь швырнуть. — Итак, истерику беременной женщины мы выслушали. Теперь давай реальную причину с чего такие настроения? Всё же хорошо было.

— Хорошо? Боюсь тогда спросить, что такое плохо! — рыдать ведунья передумала, вместо этого разодрала платок на две части. — Через пять дней меня ко двору представлять будут! А там Адаша, и императрица. И я опозорюсь обязательно! И…

— И Дан опять пришёл поздно ночью, — кивнул не в меру догадливый Адин.

— И спальни эти дурацкие, раздельные!

— Малыш, ты ребёнка носишь, не забыла? И есть правила…

— Я беременная, а не при смерти! — не выдержала-таки, заорала. — А правила… Знаешь, куда пусть ваши правила катятся? В…

Ивтор, не забывая смотреть сочувственно и успокаивающе по ручке похлопывать, бесстрастно и даже с интересом выслушал всё, что лекарка смогла вспомнить из словарного запаса Ируш, приправив их знаниями, подчерпнутыми в солдатском лазарете. Подождал, пока Арха выговорится. Помолчал — не добавит ли ещё чего-нибудь. И только потом воду ей предложил.

Лекарка выпила одним махом, клацая зубами о край стакана.

— Легче? — поинтересовался Адин. Ведунья обречённо кивнула. — Примерку закончим? Можно уже портниху обратно звать? Честно, я бы тебя отпустил. Но нужно ещё в клинику сегодня ехать.