***

Мужчина и кошка сидели на лавочке, рядом с подъездом своей пятиэтажки. Он курил, она дышала, отвернув точёную морду в противоположную сторону. Она не терпела сигаретный дым, но, почему-то считала обязательным свое присутствие на каждом перекуре мужчины.

Проходящая мимо не трезвая молодая женщина вдруг издала серию гортанных звуков, сложившихся в фразу: "Какая хорошая к-и-с-а! Я… я хочу такую к-с-у!" Фраза предназначалась двухметровому парню в кепке набекрень и мохеровом шарфе, надетом вопреки довольно тёплой осенней погоде.

Что касается кошки, она была действительно красива, как может быть красива только молодая сиамская кошка. Неподвижно и величественно, словно языческое божество, вырезанное трепетной рукой древнего туземца, она восседала на обшарпанной лавочке.

Она уже поймала, приближающегося пьяной походкой, парня в прицел своего пронзительно голубого взгляда. Она уже точно знала, что он – враг.

– Мужик, мне нужна твоя к-шка, она мне понравилась, – прогнусавил парень.

– Вопрос в том, понравился ли ты ей? – ответил мужчина, после того, как выпустил сигаретный дым в противоположную от кошки сторону.

– Б-я, не умничай, мужик, – посоветовал парень.

– Ну, где моя к-и-с-а! К-соч-ка, – закапризничала его дама сердца и закачалась на высоких каблуках.

– Короче. Я её забираю. По-ял.

– Да бери… если сможешь, – усмехнулся мужчина.

Парень был уверен, что сможет.

В ту ночь меня разбудил дикий, словно из преисподней крик, пересыпанный отборным матом. Как была, в пижаме, я выскочила в коридор. Мама в халате, накинутом поверх ночной рубашки, уже отпирала входную дверь. Ведь там, на улице, под окном нашей квартирки, примостившейся на первом этаже пятиэтажной хрущевки, остался её муж – мой отец и наша кошка.

Мы выскочили в коридор, из квартиры напротив выглядывали разбуженные соседи. На лестничной площадке, расположенной между нашими квартирами, шло сражение, точнее это была экзекуция. Наше сиамское божество наказывало нерадивого последователя своего культа – парня в мохеровом шарфе.

Перед тем, как очутиться в подъезде, проворная кошка легко высвободилась из неуклюжих рук похитителя и совершила стратегическое отступление к дверям своего обиталища, нашей квартиры, которые оказались закрыты. Ей пришлось обороняться самой. Воспользовавшись заторможенной реакцией противника, она легко взлетела ему на грудь и ловко вцепилась в мохеровый шарф, одновременно зафиксировала свою жилистую заднюю лапу на воротнике его пиджака. Передними лапами с выпущенными на полную длину когтями, напоминающими турецкие ятаганы, она пыталась разодрать крупные бордовые щеки обидчика. Некоторые из этих попыток были успешны, его щека и шея уже кровоточили. Невинное, в общем-то, желание дамы его сердца обзавестись красивой кошкой обходилось её рыцарю слишком дорого.

Оказать реальное сопротивление хищнице бедняга просто не мог, потому что был изрядно пьян. Именно это обстоятельство, а точнее запах алкоголя, и стал причиной происходящего, он ввёл нашу сиамскую питомицу в неистовство. Всегда вводил. Это был известный в округе факт, но пара любителей кошек была не местной.

Кошка ненавидела запах алкоголя и собак. Все остальные явления окружавшей её жизни она терпела с большими или меньшими усилиями. Любила она, по-настоящему, только одно – строганину из замороженного минтая.

– Юра, в чём дело! – заорала мама и бросилась к парню, пытаясь схватить кошку за жилистый, мускулистый затылок. Это называется «взять за шкирку», но у нашей кошки такого места не было, у неё был затылок. Кожа на нём была туго натянута, и взять её в руку было непросто. Кошка, в последний момент, успела заметить её движение и мама промахнулась. Схватила её очень неудобно и никак не могла оторвать от орущего парня.

Теперь кошка умудрялась противостоять двум противникам одновременно.

– Ему она понравилась, он её забрать хотел. А я подумал, почему бы и нет?– пожал плечами отец.

– Как будто ты не знал, чем закончится!! Люба, Люба, – это возглас относился ко мне. – Хватай её за передние лапы.

– Надеялся…, – вздохнул отец.

– Мама, я не достану, он высокий, – тогда, в конце семидесятых годов, мне было всего семь лет.

– Подпрыгивай, держи её лапы… он в крови весь, твою мать! Юра, да помоги же нам!

– Не буду я её трогать.

– Валечка, давайте я помогу, – предложила пожилая соседка из квартиры напротив.

– Не надо, Марь Борисовна, она вас покарябает.

– А сами вы как…

– А мы умеем. Всё… есть! – я наконец-то схватила её передние лапы и зажала их в своих ладонях, царапины на руках я уже давно перестала замечать.

Мама стащила заднюю часть кошки с мужика, вместе с мохеровым шарфом.

– Чёрт, шарф-то.

Но пострадавший парень забыл про свой шарф, из которого мама лихорадочно выпутывала коготь задней лапы победительницы. Бедняга вырвался и устремился на волю. Оттолкнув отца, вылетел в открытую дверь подъезда. На улице к нему, надув губы двинулась было его спутница:

– А моя к-шеч-ка…

С ловкостью, которую сложно было заподозрить в нетрезвом человеке, он извернулся, отвесил ногой обидный пинок, видимо, уже бывшей даме своего сердца. Скрылся из виду, она поплелась вслед за ним. Какое-то время до нас ещё доносился его отборный мат.

– Ну, вот, а шарф-то, – расстроено повторила мама.

– Бог с ним, повесь его здесь, на перила, может быть, вернётся и заберёт, – предложили Марь Борисовна. – Юрочка, а он, правда, нашу Ладочку взять хотел?

– Угу, хотел, но… не смог.

– Вот, ведь, хулиган, – погрозила пальцем входной двери старушка.

***

Кошку почему-то звали Лада. Более несоответствующего её характеру имени сложно было придумать. Имя Лада имеет общий корень со словом ладить и, вроде бы, на старорусском языке значит «Любимая». Ни ладить с кем бы то ни было, ни тем более любить, кошка не собиралась. Ей просто было нечем, в её конструкции не были предусмотрены эти опции. Честно говоря, я не уверена, что хотя бы раз слышала её мурлыканье.

А вот я её любила, посвоему. К несчастью для неё, я обладала очень живым детским воображением. Кошка была непременной участницей всех моих детских игр. Я воображала себя королевой и наряжала её в принцессу, при помощи маминых клипс и браслетов, которые натягивала ей на шею вместо бус. Я представляла себя матерью и пеленала её в полотенца, а затем запихивала в детскую коляску. Я выступала как юный Куклачёв в своем воображаемом цирке и пыталась научить её ходить по канату и стоять на задних лапах.

В общем, я делала всё возможное, чтобы вслед за пьяницами и собаками, Лада возненавидела детей. Но почему-то этого не произошло. Вытерпеть общество детей удавалось ей с большим трудом, однако она никогда не нападала на них, но научилась технично защищаться от излишнего детского внимания.

В ту пору мы жили в небольшом посёлке при атомной станции. Почти все жители поселка были прикомандированы на её строительство из разных мест. Многие были молоды и имели маленьких детей, почти все знакомы друг с другом. На праздники и дни рожденья у нас собирались большие компании, родители приходили в гости со своими детьми.

Поначалу маленьких детей оставляли в одной из комнат. Там же запирали кошку, предполагая, что детям она вреда не причинит, но может их развлечь. А потом дети начинали истошно плакать. Сначала один, его успокаивали, потом другой и третий. Причиной этого, конечно, была кошка. Она понимала, что прятаться по углам бессмысленно. Поэтому она давала маленьким детям подойти к себе, потом вставала на лапы и наваливалась всем весом своего рослого мускулистого тельца на малыша. Он падал на попу, вставал и тут же опять падал и так до тех пор, пока он не начинал орать. Родители прибегали, успокаивали ребенка и отправлялись праздновать дальше. Кошка повторяла процедуру до тех пор, пока родителям это всё не надоедало и они выпускали кошку из детской комнаты.