Часть первая.

Загадочная история Геннадия Олеговича и его нового знакомого.

Глава 1. Натура.

Геннадий Олегович проснулся на своем старом диване от противного кашля, который не покидает его последние лет девять. По телевизору, о котором уже стабильно в течение восьми лет забывает Геннадий Олегович перед сном, шла какая-то околонаучная передача с молодым гостем, который говорил следующее: «Эволюция социума ‑ это отказ от любых конфессий в пользу космополитизма и футуризма во всех направления: от литературы до науки. Отказ от религии означ…». Фраза оборвалась. Геннадий Олегович бросил пульт, которым он только что выключил занудливого зазнайку, к краю дивана и попытался встать. С первого раза не вышло, было тяжело. Пришлось сесть. Глаза сразу же встретились с иконками, что стояли прямо на телевизоре. На скорую руку перекрестился, ведь нужно торопиться в госпиталь.

Уже на пороге его встретила знакомая медсестра и сделала комплимент старику по поводу его внешности, а тот ответил, что от неё приятно пахнет. Геннадий не любил эти формальности, но не ответить лестью он не мог. Позже ему сообщат о том, что курить в молодости не стоило и что рак на последней стадии вылечить не реально, а пока он направлялся с жизнерадостным настроем к кабинету своего старого друга, а по совместительству и врача, Михаила Павловича.

– Михал Палыч, ну что там, как? ‑ стандартный вопрос прозвучал из уст Геннадия.

– Ну, ты сам же знаешь, что у тебя рак. Это последняя стадия, Гена, о чём ты думаешь? Думал. Сейчас-то думать нечего, поздно думать, Гена!

Геннадий лишь обречённо вздохнул, но не раскаиваясь, а лишь подтверждая, что своей порядочной жизнью он заслужил жизнь лучшую на небесах.

– О чём ты думаешь вообще? Нет, хотя тебе завидую с одной стороны, а с другой ‑ мне тебя жаль. Как ты дожил-то так? Шестьдесят восемь лет ‑ ни жены, ни детей. Каждый день одно и то же…

– Палыыыыыч, это я духовной жизнью занят. Помолись утром, и день лучше будет. Так, кажись,и зачтётся нам там, после смерти. ‑ Геннадий указал пальцем в потолок, но Палычу было всё равно.

Михал Палыч скептично относился ко всем этим рассказам про бога, про ад и рай. Сам, конечно же, верующий…

– Олегыч, ты пойми, я и сам человек верующий, но не до такой же степени. Нужно меру знать.

– Да ты очнись, какую меру? Бог один, он нам нормы и назначает. Так ещё мой отец говорил.

– Да твой отец хотя бы этим серьезно занимался, а ты ничем не занимаешься, а в грудь бьешь и говоришь, мол, я такой крутой, а вы все говно ничтожное, с семьями и проблемами.

– Знаешь, Палыч, пойду я помирать. Ты тут не скучай. ‑ Геннадий быстро встал и отшутившись направился в сторону двери.

Знал бы тогда Олегыч, что шутки-то со смертью плохи. Да и грешно это всё же.

Глава 2. Смерть.

Олегыч направлялся по полупустой улице и одновременно ворчал на палящее солнце.

– Дайте, пожалуйста, чего-нибудь от этого проклятого демона. ‑ обратился Геннадий к мороженщику, указывая на солнце.

Заплатив тридцать рублей, он пошёл дальше, рассуждая о том, как можно было бы ещё оправдать свою жизнь.

– Нет, ну пятьдесят лет проработал на заводе. Сам Сталин грамоту подписал, прислал. В Крым ездил с… один. Медаль ветерана труда есть. Нет, ну столько сделал, а он говорит, что ничего к моим годам нет. Я-то проработал на хорошем заводе, а он завидует сидит в своей больнице, получая копейки. Ну тогда понятно. Бедная душа. Грешная душа, ведь зависть ‑ грех.

Итак, что я ещё сделал? Ну, статью о вреде токсинов заводских написал. В газете два раза аж печатали. ‑ не выходя из раздумий, Геннадий взял какую-то листовку ‑ не пью, никому жить не мешаю.

Хороший я человек всё-таки. ‑ взгляд упал на листовку.

«От выбора сегодня зависит наше завтра».

– Опять политика, что ли? Сталина на них нет.

Геннадий уже было развернулся, что бы это повторить, но уже громче, но пелена заслала глаза, а сам он грохнулся на асфальт.

Глава 3. Дорога дальняя.

Геннадий очнулся на дороге в какой-то пустыне. «Что случилось? Это не похоже на рай.»

– А это и не рай вовсе. ‑ пробасил голос из неоткуда.

– Кто здесь? А я где? Что я тут делаю? ‑ растерянно спрашивал старик.

– Ты перед богом. Один. Представь, что это суд.

Геннадий быстро поднялся, отряхнулся и был готов принимать пропуск в рай, только где здесь ворота?

– В рай хочешь, Гена? ‑ спросил голос из неоткуда?

– Хочу, конечно.

– А за какие такие заслуги ты хочешь в рай-то?

– Нууу, как… я честно трудился пятьдесят лет на заводе. Сталин сам грамоту подписывал.

– Это тот грузин, который моих святых перестрелял в советское время?

Честно сказать, Геннадий подробностей не знал. Его не волновала политика.

– Где мы?

– Мы? Ты тут один, если ты ещё не заметил. Это дорога. Она для таких отчуждённых и потерянных, как и ты.

– Ничего не понимаю. Что, я не так жил как-то?

– А ты жил? Ты любил когда-нибудь? Господь нас всех учит любви. А ты помогал когда-нибудь просто так, а не для того, чтобы в рай попасть?

– Ну подождите, подождите. ‑ Геннадий сел на асфальт и начал потирать виски. Впервые в жизни он засомневался в происходящем, но боялся, что это явь, и не стал упускать возможности поговорить с богом. ‑ Так а что мне делать-то?

– Отправляйся в путь. Ты должен выбрать тот пункт, на котором ты оступился.

Спустя два часа ходьбы по жаркой пустыне Олегович уже был готов помереть, но сожалел о том, что уже помер, однако больше не было противного кашля. Гена остановился, чтобы присесть и отдохнуть, но все резко поменялось.

Перед Олеговичом стояла странная картина: над пустынной поверхностью стали образовываться волны. Можно было подумать, что это от жары, но позже волны преобразовались в некий экран с картиной.

– Да, я понял… – сказал Гена и шагнул в картину.

Глава 4. Не тот путь.

Геннадий стоял у стойки, за которой сидела кассир и требовательным тоном говорила:

– Мужчина, ставку делаем сегодня?

Олегович помнил этот день. Именно в этот день Олегович проиграл свой автомобиль, поставив на победу сборной Аргентины в матче против сборной Новой Зеландии. Но теперь он так не ошибётся.

– Автомобиль на счёт – с каменным лицом произнес Гена.

"Второй раз будет не так обидно проиграть, а если всё, что было – не сон, то я миллионером стану" – размышлял Гена.

– Какой счёт, мужчина? – требовательный тон прервал долгое трехсекундное мышление.

– 1:2 в пользу Зеландии.

После этих слов в зале приема ставок стало тихо. Тишина прервалась спустя секунд пять волной шепота, среди которого можно было разобрать слова "дурак" и "сумасшедший". Миша потянул за рукав своего друга:

– Ты чо творишь? Какая Зеландия? Ты пьян? – начал было Палыч.

– Доверься мне, Миша. Или хотя бы дай мне себе довериться.

Из внутреннего кармана куртки Гена достал документы на машину и ключи, сделал пару черкулек у стойки, а потом сел на диван, чувствуя на себе удивленные взгляды. Один бородатый мужик, похожий на бомжа, вообще крикнул, что Гена – больной и словил горячку.

Спустя два часа Олегович сидел в машине и пересчитывал деньги, предварительно отслоив небольшую стопку Палычу.

– Откуда ты это знал? – глаза Миши продолжали быть прикованными к Гене с самого конца матча.

– Бог подсказал…

Молодые люди сидели в гараже, обмывая победу Новой Зеландии.

– Ты мне скажешь сегодня, кто тебе сказал о матче? Это же договорной, значит? – продолжал интересоваться Миша.

– Эхх, Мишка, Мишка – протянул Гена и выпил стопку водки, закусив бутербродом с кабачковой икрой и вытерев руки старым выпуском "Безбожника" – я бога видел.

– Смешно шутишь, Генка. Ну скажи ты, жалко, что ли?

– Я умер и видел бога.

Повисла тишина.