Он сидел за письменным столом, развалившись в любимом кресле и теребя редкую светлую бородку нервными узловатыми пальцами. Длинные бледные ноги, покрытые жёсткими волосками и тонкими многочисленными шрамами, утопали узкими ступнями в толстом ворсе восточного ковра. Широко раздвинутые острые колени. Бесконечный шёлковый халат фамильных багровых цветов Дома, почти распахнутый, почти не прикрывающий жидкую поросль на груди и вялое невозбуждённое состояние ниже. Острый кинжал на покрытой бархатом столешнице и белый квадрат только что доставленной корреспонденции с витиеватой надписью адресата, нанесённой мелким и явно женским почерком — новая информация среди бесконечной пресыщенности. Интересно. Стоит растянуть удовольствие.

Наконец, прищурившись из-под мутноватых стёкол очков, он протянул руку к лежащему на столе конверту. Поднёс бумагу к дрогнувшим крыльям длинного аристократического носа, вдохнул едва уловимый запах парфюма, искривив тонкие губы в чуть язвительной и диковатой усмешке. «О, Абби, дорогая… Ты могла бы вообще не подписывать свои послания… Впрочем, ты и так этого не делаешь. Молодец, хорошая девочка…»

Со стороны затянутой балдахином кровати послышался протяжный стон.

Он изогнул одну бровь, но даже не повернул головы. «Зверёныши. Детки. Развлекайтесь. Пока…»

Вскрыл послание, медленно проведя отточенной сталью по краю застывшего сургуча, и углубился в чтение. На замершем блеклом лице не отражалось ни единой эмоции, только глаза по мере чтения всё более наливались яростью и дикой злобой. «Ах ты ж, маленький ссучонок… Что же тебе неймётся, дрянь ты эдакая…»

Пальцы снова сжали рукоятку из слоновой кости, и тонкое лезвие, направившись вниз, привычно заскользило по коже, оставляя за собой едва приметный тончайший след. Мелкие капельки выступающей алой влаги набухали, росли, превращались в цветные брусничные бусины и вот уже, слившись в единый ручеёк, лениво поползли по бедру. Мгновение — и скомканный лист тонкой дорогой бумаги врезался в затянутую парчой стену, тут же отскочив под небольшой столик, недавно приобретённый у китайских торговцев красным деревом за баснословную сумму. А вот кинжал, полетевший следом, не отскочил, вонзившись почти на половину лезвия, подрагивая от напряжения резной рукоятью.

Он вскинулся с места и застыл, упершись сжатыми кулаками в зелёный бархат, а неподвижным яростным взглядом — в подёрнутые дымкой далёкие холмы Эсперанжа.

Под балдахином замерло движение, затихли стоны. Край тяжёлой, расшитой золотом занавеси отошёл в сторону, пропустив обнажённое ладное тело. Тёмно-карие, почти чёрные глаза смотрели на замершего в ярости у стола мужчину насмешливо и бесстрашно. Помедлив несколько секунд, стройные ноги сделали шаг.

— Стой там, где стоишь, — голос был тих, почти мёртв, но не допускал неповиновения. — А лучше возвращайся в постель и кончи.

— Могуу и вернуууться, — протянул обладатель стройных ног и насмешливых глаз, — но Я рассчитывал, что Вы присоединитесь к нам… мой Лорд? Губы Ирэн заждались обещанной награды, и они — явно более прекрасны, чем тот комок бумаги, что я вижу на полу. Кто-то был так глуп, что рискнул вызвать Ваш гнев, милоорд? — ещё один шаг вопреки приказу, и горячее гибкое тело прильнуло к напряжённой спине, обтянутой багряным шёлком, демонстрируя однозначное возбуждение. Не почувствовав ни отклика, ни явного отказа, ловкие руки нежно и уверенно прошлись по гладкой ткани, слегка разминая мышцы под её покровом в попытке успокоить.

— Ну же, мой Лорд, расслабьтесь…

— Ты забываешься.

— Вовсе нет. Я весь Ваш и тоолько Ваш. Вы это знаете, мой Лорд. Так почему бы Вам не воспользоваться своим знаанием и праавом? Вы ведь помните — я умею не только… любить.

— Раб, — щека дёрнулась в одновременной нежности и презрении.

— Преданный.

— Одно и то же.

— Не совсем… Но даже если и так — что с того? Будь у меня выбор, я всё равно стоял бы здесь и ласкал Вас, — обладатель стройных ног и протяжной речи широко улыбнулся и легко коснулся кончиками пальцев обнажённой груди Хозяина. — Так что же нас так расстрооило?

Тот повернул голову и уставился на нечто, бывшее ранее письмом. Преданный проследил за взглядом господина и заинтересованно поднял изящные брови:

— Могу?

Мужчина холодно пожал плечами:

— Дерзни. Всё равно я тебя когда-нибудь убью.

Слова не прозвучали угрозой, а лишь констатацией факта, произнесённого вслух уже далеко не единожды — привычка, ритуал.

— Как Вам будет угодно, мой Лорд.

— Я не Лорд тебе, а Хозяин.

— Как скажете, мой Хозяин, мой Лорд.

Бесстрашная улыбка вновь растянула алеющие от недавних ласк губы.

Прозрачные акульи глаза господина сверкнули раздражением, резкий разворот — и в одно мгновение длинные холёные пальцы впились в обнажённое горло строптивого нахала.

— А если я убью тебя прямо сейчас? Что скажешь?

Юноша просипел что-то невнятное, но его тёмный взгляд оставался наглым и весёлым. Чуть ослабив железную хватку, Лорд приблизил лицо почти вплотную к бесстрашным глазам. Длинный язык прошёлся влажной дорожкой по мягко очерченной скуле, добрался до подрагивающих ресниц и впился кончиком в краешек глазного яблока. Безумец лишь застонал, вожделенно и страстно, снова прижимаясь к своему господину и вновь запуская проворные руки под шёлк халата. Мужчина усмехнулся одновременно зло и одобрительно, затем резким движением отшвырнул от себя податливое тело и снова развернулся к окну.

— Хорошо.

Разрешение было расценено однозначно, с отточенным совершенством понимания. Юноша скользнул под инкрустированный столик и достал скомканное письмо. Разгладив его на краю столешницы, быстро пробежал глазами аккуратные строчки.

Хищная сосредоточенность, сменившая было привычную расслабленно-лукавую гримасу на почти безумном лице, быстро исчезла. Во взгляде промелькнуло разочарование:

— Забавно. И что с того? Прижать ему яйца, сыграв на его же слабостях — ничего такого, чего бы Вы не проделывали со всеми остальными, мой Лорд. Ничего необычного.

Назвавший себя Хозяином, не повернув головы, скривился в язвительном оскале.

— Именно — ничего необычного. У этого простака всё слишком просто. Как у отполированной ножки стола — ни сучка, ни задоринки.

— Ну, исходя из того, что здесь написано, он не так уж и примитивен.

— Не примитивен. Но совершенно безнадёжен. Максимально честен, прям, предельно открыт. Никогда не проповедует ничего иного, чего бы не придерживался сам, — светлые глаза Лорда вновь потемнели от гнева. — Ни одной болевой точки!

— У него есть сестра…

— Настоятельница в монастыре кармелиток.

— Женские монастыри порою скрывают любопытнейшие тайны…

— У меня нет желания ссориться с Ватиканом. Пока.

— Его дамы? — перебирал варианты Преданный, длинными ресницами приглушая зажёгшееся во взгляде любопытство.

— О, их полно. Заурядный флирт, ни одной серьезной привязанности, — Хозяин расслабленно опустился в кресло.

— Вот как? Интересно — почему? — лукавая улыбка и изогнутая бровь придали вопросу особую многозначительность. Лорд безразлично пожал плечами:

— Это не имеет значения. Допустим, слишком переборчив.

— Или?..

— Что — или?

— С его характером, ценностями и привычками он уже давно должен был быть женат, — юноша, чуть склонив голову набок, продолжал хитро улыбаться. — Возможно, мужчины?

— Мужчины? Нет.

— О? Совсеем?

— По крайней мере, не замечен.

— Но это же ничего не значит.

— Для нас — тоже.

— Нууу… Как раз для нас это может иметь значение, мой Господин. Люди часто даже не подозревают, что скрывается в самой потаённой глубине их души, — кошачьим движением юноша перетёк на ковёр у ног Хозяина, прижался щекой к обнажённому колену. Почти мурлыкнул: — Если болевой точки нет, её всегда можно создать.

Лорд запустил бледные пальцы во взъерошенные густые волосы и резко дёрнул голову своего любимца вверх, впиваясь тяжёлым вопросительным взглядом в нахальные карие глазюки. Юноша озаботился лениво пояснить свою мысль: