Такого рода магия присутствует во многих произведениях, особенно - в жанре фэнтези - "сказочной ненаучной фантастики".
И тут нам не обойтись без разбора вещей Н.Д. Перумова, во-первых, потому что его имя прочно ассоциируется с "фэнтези", во-вторых, в связи с тем, что магия того типа, о котором мы хотим рассказать, у представлена у него наиболее полно из всей отечественной фантастики.
На наш взгляд, наиболее значительное из созданного Перумовым - трилогия "Гибель богов". Маг Хедин и его ученик овладевают мощными магическими силами, освобождают древнего бога Ракота и вместе с ним свергают власть Новых богов - такова, вкратце, суть трилогии. К этому трудно что либо добавить. Искать какое-либо иное, "метафизическое" содержание романа или, скажем, глубокие оригинальные характеры, т.е. составляющее основу литературы исследование сущности человека и проблем его существования, бесполезно. Ничего подобного там нет.
Мир, в котором происходит действие, весьма характерен. Несмотря на то, что он явно унаследован (в объектно-ориентированном смысле) у Толкиена, он существенно уступает Средиземью как по достоверности, так и по общему эстетическому впечатлению.
Однако все же присутствует нечто, отличающее роман от заурядного "фантастического боевика", этакой "магической оперы". Это - превосходно описанный процесс овладения магией.
К магии Перумова применим знаменитый девиз Роджера Бэкона "Знание - сила", где сила и знание понимаются как магические сила и знание. И Перумов строит это магическое знание, сложную систему магических законов. Поэтому такого рода магию справедливо будет назвать схоластической. Мастерски описанные сражения магов отчасти напоминают шахматные партии, поединки остро отточенных интеллектов.
Магия Перумова, как правило, не дается героем изначально, и не проявляется вдруг. Безусловно, для успешного овладения магическим искусством нужны соответствующие способности, но способности, сходные с математическими или музыкальными. И их мало. Необходимо упорное и обязательно творческое овладение магическим искусством.
Побудительными же мотивами для занятия магией является, во-первых, прагматическая цель (свержение "новых богов"), во-вторых, то ощущение собственной силы, которой награждает магия, в третьих - радость творчества, радость творческого познания, подобно той, которую дают самостоятельные исследования в теоретических отраслях науки.
Описанной схеме следуют магические построения и в других книгах Перумова, из которых отметим "Алмазный меч, деревянный меч", написанную в соавторстве с С. Лукьяненко "Не время для драконов", и недавно вышедшую "Рождение мага".
Систематическое использование описанной схоластической магии, "перумовщину", можно считать литературным открытием, хотя его художественная ценность у автора, увы, не велика.
"Решить, стоит ли жизнь труда быть прожитой или она того не стоит,- это значит ответить на основной вопрос философии. Все прочие вопросы - имеет ли мир три измерения, существует ли девять или двенадцать категорий рассудка следуют потом", - утверждал Альбер Камю. Тем более малозначительными представляются "исследования" разного стихийных магий, если они используются как самоцель, а не как художественное средство.
* * *
У братьев Стругацких есть замечательный рассказ: "Бедные злые люди". Поскольку он хорошо известен, не будем его пересказывать. Этот рассказ с удивительным лаконизмом представляет два основных направления философского познания человека и достижения этого познания. Философов эссенциального направления задавались вопросом: "Какова сущность человека". Экзистенциалистов же (Ясперс, Бердяев, Сартр, Камю) интересовало другое каково ему существовать. Результаты этих философских поисков - заглавие упомянутого рассказа.
Существование человека абсурдно и трагично. Человека ждет смерть, перечеркивающая все итоги жизни, он устремлен к трансцендентному, а вынужден довольствоваться имманентным. Он может бунтовать против этого, но бунт его не менее абсурден, чем смирение. Так вот мы и живем: трагично, ибо абсурдно, абсурдно, ибо трагично. И не видать нам счастья, как собственных ушей. Не минутного восторга, которое дает полет на лыжах с горы или доказательство новой теоремы, достижения не житейского благополучия, а подлинного счастья, категории, несомненно, трансцендентной.
Обосновывать эти положения я не возьмусь, благо, они сотни раз были обоснованы в статьях и монографиях, рассказах, романах и повестях.
Однако, в свете этого, как же нам жить? Вспомним Эрнеста Хемингуэя, 21 июля которому исполнилось сто лет. Нужно ли, как старик, ловить рыбу, если ее все равно сожрут акулы? Следует ли, как Роберт Джордан, взрывать мост, если наступление все равно провалится? Или лучше, как язычники, порицаемые апостолом Павлом "есть и пить, ибо умрем"?
Хемингуэй в чудеса не верит. Он просто создает образ человека, который не сдается. И этот образ столь силен, что любой нытик, предлагающий сдаться, ибо "все там будем", вызывает лишь презрительную жалость.
Но все же какую потрясающую власть получит писатель, сумевший своим литературным мастерством зародить хоть тень надежды!
И эта надежда называется чудом.
Давайте поверим и примем, что мир наш - лишь бледная тень реальности, оттого то все наши беды, что есть иные измерения и можно пробиться туда. Надо лишь знать, как. Надо учится. Нужен хороший наставник. Вы поняли, о чем я говорю? О "Чайке по имени Джонатан Ливингстон" Ричарда Баха. О "Затворнике и Шестипалом" Виктора Пелевина. Если это турбореализм, то назовем такую магию турбо-магией. Турбо-магия постигается в обучении, преимущественно, духовном. Она похожа на магию схоластическую, но отличие ее - использование для решения экзистенциальных проблем, какой, например, как избежать того цеха, где все когда-нибудь будем.
А если тех миров нет? Может быть и наш мир совсем не плох?
Александр Грин был великим мечтателем. Но не о иных мирах. О том, чтобы люди научились делать чудеса своими руками. Как в феерии "Алые Паруса". Как в новелле В.П. Крапивина, первой части трилогии "Мальчик со шпагой", где герой верит в собственную сказку: о краснозвездных конниках, воюющих с несправедливостью и всегда приходящих на помощь. Случилось так, что вожатые в пионерском лагере его мечту подняли на смех. На мальчика свалилась куча неприятностей. Однако о мальчишечьей мечте узнает пожилой литератор, и в критический момент его друзья, студенты из стройотряда, на конях и в буденовках, на глазах изумленного начальника лагеря, выручают мальчика из беды.
Чудо, сделанное своими руками. Назовем его позитивными чудом. Оно происходит редко, оно почти невозможно. И оно поднимает человеческие отношения на недосягаемую, почти трансцендентную высоту, делает жизнь осмысленной. Оттого оно и чудо. Но чудо ли в полном объеме?
"Если поливать сухое дерево, оно когда-нибудь расцветет", - верил герой Андрея Тарковского. Но попытки сделать чудеса своими руками, _ролевые игры_ в сказочных принцев и яснозвездных конников, - не навешивание ли это на сухое дерево искусственных листьев и цветов? Не спорю, украшенная шарами новогодняя елка красива. Но век ее, увы, не долог - одна-две недели.
И все же есть еще один сорт чуда, говорить о котором сложно: оно хрупко и почти непостижимо. Назовем это чудо, эту присущую ему магию мистической.
Мистическоую магию роднит с позитивной нравственная основа, то, что она вытекает не только из глобальных экзистенциальных проблем (трагедия конечности существования), но и из дружбы, любви, борьбы с одиночеством.
Мистическая магия рождается следующим образом.
Есть люди, объединенные дружбой, очень сильной. Компания верных друзей. У них есть цель: борьба со злом. Отряд. Нравственные проблемы воспринимаются всерьез. И есть вера в чудо. В общем, получается, то что Н. Бердяев называл коммюнатарностью (соборностью). И тогда, если надо спасти друга, если надо пойти на подвиг, рождается мистическая магия. Рождается вдруг, без каких-либо ролевых игр и духовного обучения. Ее единственный источник отчаянный порыв души. Такая магия есть отчасти у Толкиена, но в наиболее явном виде - у Крапивина, в таких вещах, как "Голубятня на желтой поляне", "Выстрел с монитора", "Самолет по имени Сережа".
