- Я помогу, - шепнул Тимо куда-то в висок Фрейна, а в следующий миг юноша глухо вскрикнул, прижавшись к своему Владыке: пальцы Тимо уверенно нашли давно уже возбужденный член наложника и началось сладкое безумие. Кажется, Фрейн вжимался в ласкающую его ладонь, вновь прикусывая плечи Императора, совершенно бесстыдным образом стонал и кричал от невыносимого наслаждения, а потом кончал так, как еще никогда в жизни, потому что его целовал и обнимал Повелитель.

Когда они вернулись в спальню, Фрейну едва удалось сдержать изумленный возглас: обстановка снова изменилась. Стены превратились в зеркала, исчезли свечи, белье сияло первозданной чистотой и свежестью, а сама кровать обзавелась старомодным балдахином: по периметру конструкции ниспадали длинные отрезы белоснежной невесомой ткани. Наложник был настолько очарован романтизмом и новым образом помещения, что не замечал главного элемента декора до того момента, как цепи, звякнув от неосторожного движения Императора, не привлекли к себе внимание.

- Мило, правда? - С лёгкой улыбкой спросил старлинг, проверяя, прочно ли закреплены длинные звенящие нити на крюках, вбитых в потолок. - Помнишь, я сказал, что за ложь в твоем рассказе придется заплатить? Ты тогда согласился с моими условиями.

Фрейн, нервно сглотнув, кивнул и, встав коленями на простыни, решительно поднял руки вверх, выражая готовность отвечать за свои слова.

- Надо же, какой послушный мальчик… - Наручники плотно обхватили запястья и Фрейн почувствовал себя более обнаженным и беззащитным, чем когда-либо. - Ты же помнишь, что мы можем в любой момент остановиться? - Юноша снова кивнул, оглянувшись и его многочисленные отражения последовали за этим движением. Тимо, ласково придерживая за подбородок, влил в горло Фрейна какое-то пряное вино, остаток допил сам, рассеянно блуждая свободной ладонью по телу наложника. От этих прикосновений по коже, казалось, разбегаются электрические искры возбуждения.

Когда именно нежные поглаживания превратились в шлепки по его округлой заднице, Фрейн так и не понял. Видимо, от того глотка вина он немного поплыл, но так было даже лучше - это освобождало его от привычки все контролировать. Император перемежал откровенные, возбуждающие ласки с резкими шлепками, отчего Фрейн тихонько постанывал и доверчиво подставлял гудящие, покрасневшие половинки ягодиц под легкие поцелуи. Он слишком расслабился, млея от невероятного наслаждения - Тимо был слишком опытен в любовных играх и каждое его прикосновение возносило Фрейна в небеса, а следующий за тем шлепок словно ронял обратно и на этих качелях было приятно кататься… ровно до тех пор, пока на спину и ягодицы юноши не обрушился первый настоящий хлесткий удар. Фрейн захлебнулся криком, выгнувшись всем телом, чтобы избежать очередного удара, но стек, появившийся в руках Императора, казнил немилосердно, оставляя на нежной ухоженной коже следы, наливающиеся краснотой. И почти сразу - горячие пальцы, сомкнувшиеся на начавшем обмякать члене, умелые, резкие движения, вновь подведшие к самому пику… Снова удар! Язык Тимо скользит по шее Фрейна, собирая соленые капли пота, Император на миг прижимается всем телом, давая ощутить собственное возбуждение… Удар!

Это продолжается и продолжается - боль сменяется наслаждением, за которым снова следует боль. Но постепенно Фрейн начал улавливать закономерность - он понял, что чем интенсивнее и болезненнее удары, сыплющиеся на его плечи, спину и ягодицы, тем дольше и острее удовольствие от заслуженной ласки. И он перестал убегать, с готовностью подставлял свое тело под плеть, сменившую стек и с трепетом ощущал, как внутри сворачивается спираль невероятного, сладкого напряжения. Пряной остротой к этому изысканному блюду служили развратные отражения, демонстрирующие потрясенному Фрейну абсолютно непристойные, полные яростного эротизма движения скованного узника и его палача-любовника. Их тела в моменты жаркой близости терлись и скользили друг по другу, Тимо тихо что-то мурлыкал в ухо, а его руки… они касались Фрейна везде! И вновь серия быстрых, жалящих ударов, заставляющих корчиться и до крови закусывать губы в ожидании обязательной награды. Он уже не сдерживал криков, от которых звенело в ушах, слышал порывистые вздохи Императора, а потом… дрожащих исхлестанных ягодиц коснулось влажное и горячее. Проворный, юркий язык зализывал царапины, оставленные стеком, кружил, выписывая какие-то вензеля и, наконец, ввинтился в трепещущий, жаждущий вход. Фрейн забыл, как дышать! Такая интимная ласка доставалась ему нечасто, а тут сам Император… Мысли окончательно покинули голову юноши, когда бесстыдный язык принялся исследовать его изнутри, а пальцы - поглаживать потяжелевшую мошонку. Пальцы на ногах поджались, все внутри свернулось в огненный клубок наслаждения, и… спираль удовольствия принялась стремительно раскручиваться, опаляя экстазом каждый нерв.

Когда сладкие судороги прекратились, Фрейн обнаружил, что все это время Тимо держал его в объятиях, бережно поддерживая. Ухо обдало жарким дыханием и старлинг прошептал:

- Теперь моя очередь.

И одним слитным движением погрузился в подготовленный вход. Фрейн всхлипнул, ощущая себя букашкой, нанизанной на иглу. Император все еще был велик для него даже после целой ночи подобных упражнений. Почувствовав, как напрягся мальчишка, Тимо остановился, целуя шею и плечи наложника. Его ладони гладили грудь Фрейна, пальцы теребили соски, затем, спустившись к бедрам, обняли полуэрегированный член юноши, поглаживая в медленном, возбуждающем ритме. Немного привыкнув к размерам Повелителя, Фрейн заерзал, намекая на готовность продолжить, но Тимо лишь усмехнулся, продолжая ласкать ствол партнера, склонился к покрасневшему уху мальчишки, прошептал:

- Давай, прояви усердие и потрахай себя моим членом.

Фрейн захныкал, понимая, что старлинг не шутит и ему придется хорошенько постараться, чтобы удовлетворить Императора. Медленно, стараясь понять, как двигаться, юноша начал раскачиваться на цепях, и уже совсем скоро ему самому стало недостаточно такого неторопливого ритма. Постанывая сквозь зубы, он все яростнее насаживался на твердый член любовника, а тот ласковыми невесомыми прикосновениями снимал боль в саднившей спине, словно стирая отметины, оставленные хлыстом и плетью. Но этого было недостаточно!

Вдруг Император, хрипло зарычав, надавил на поясницу мальчишки, заставляя прогнуться, и с силой вонзился в него, исторгнув сиплый крик. Выпад, еще и еще, безжалостно, жестко, почти насилуя… И вновь удары плетью, о существовании которой юноша успел забыть. Кожаные полоски с силой опускались на кожу, раня ее и Фрейн ощущал каждый такой “поцелуй” как горячую линию. Тимо двигался в рваном, диком ритме, каждый свирепый толчок сопровождался ударом и очень скоро наложник перестал понимать разницу между болью и удовольствием. Они словно смешались в его сознании, и чем острее была боль, тем невыносимее удовольствие! И вот уже Фрейн не понимает, что именно возносит его к вершине наслаждения, ибо две грани лезвия слились, наконец, воедино. От криков саднило горло, но он не мог и не хотел запретить себе открыто выражать свои чувства, а Тимо, возбуждаясь еще сильнее от непристойно громких стонов и криков любовника, продолжал эту вакханалию страсти и Фрейн видел в многочисленных отражениях, как сталкиваются их бедра, с каким-то извращенным удовольствием наблюдая дикий танец обнажённых, блестящих от пота тел.

Губы Императора беззвучно шевелились, произнося, словно заклинание, одно-единственное имя. И вновь Фрейн предал сам себя, взмолившись:

- Пожалуйста, прошу тебя! Назови это чертово имя!!!

Он не думал, что Император прислушается к нему, однако тот, закрыв глаза, откинул голову и, содрогаясь всем телом, прижался бедрами к бедрам Фрейна, бурно изливаясь с еле слышным стоном:

- А-айро-он…

Наручники щелкнули, Фрейн упал на залитые собственным семенем простыни, чувствуя приятную тяжесть большого теплого тела Императора. Глаза закрывались сами собой, по губам расплывалась довольная улыбка, и пропустив сквозь пальцы серебристые пряди, сказал: