Комната на секунду погрузилась в темноту, и тут же снова озарилась светом прожектора. На стене возникло очередное фото, на котором были запечатлены двое улыбающихся подростков. Один был крупным, одетым в спортивную куртку с эмблемой школы; второй был заметно меньше, а на лице были большие очки в чёрной оправе. Джесси поморщился, вспоминая эту дурацкую моду на ношение очков, даже если (особенно если) у тебя хорошее зрение. Теперь, судя по этой фотографии казалось, что Джесси полнейший ботан. Парень вгляделся в изображение пристально, как будто не просматривал фотографии почти каждый вечер с маниакальной одержимостью. А что ему ещё осталось?

Из открытого окна подул ветер, и балдахин на постели колыхнулся слегка, а Джесси поёжился. Закрывать окно он не хотел, ведь врач настоятельно рекомендовал побольше свежего воздуха, поэтому омега перегнулся через край кровати и достал из-под неё пару толстых шерстяных носков. Заставить себя выйти из дома он сегодня так и не смог, значит придётся глубоко дышать, закутавшись в одеяло. Он переключил следующий слайд.

Забавно, что через какое-то время человеческая память тускнеет, и старые фотографии начинают казаться чужими воспоминаниями. На фото Джесси виднелся с фотоаппаратом у лица в отражении защитного щитка, а за ним стоял парень, облокотившись на хоккейную клюшку. Если присмотреться, то можно увидеть улыбку в тени шлема, но Джесси не надо было присматриваться, он и так всё помнил. Помнил, что пролил на себя глинтвейн из термоса ещё во время первого тайма; помнил, что их команда тогда выиграла с оглушительным разрывом; помнил, что во время той игры не только он не сводил глаз со своего спортсмена, но и пара серьезных дяденек в строгих костюмах.

Память невольно перескочила на более поздние воспоминания, и Джесси снова переключил слайд, в надежде удержать сознание на очередной фотографии, но там как назло Джесси был с ярко-салатовым браслетом на запястье, а другой парень держал в руке шарик с позорной надписью: “Поправляйся скорей!”. Правда, верхняя его часть в кадр не попала, поэтому читалось только “… скорей!”. Впрочем, Джесси не обратил внимания на шарик, он приклеился взглядом к браслету. Запястье всё ещё помнило бумажный пластик, всякий раз врезавшийся в кожу. Это был один из тех браслетов, похожих на те, что надевают при въезде в отель или на входе в клуб. Вот только этот давал доступ не к шведскому столу, а к “Процедурной”.

Омега сильно зажмурился, пытаясь отогнать дурацкие воспоминания, но они как стая падальщиков накинулись на него. Почему? Почему из всех пациентов в той долбаной процедурной комнате он один неизменно занимал всё то же кресло у окна. Столько людей приходило вместе с ним, и у каждого была надежда, жажда жизни, но всё равно через несколько дней процедурная наполнялась новыми лицами, а он, Джесси, так и оставался константой. Удача – сука. Он так хотел, чтобы она повернулась к нему спиной, а она просто посмеялась ему в лицо. Омега распахнул глаза и уставился на фото. Вот он, этот взгляд оптимиста, полный любви и надежды, и завершает инсталляцию дурацкий шарик в руке, который будто орёт на тебя: “Поправляйся скорей!”

Поправляйся скорей, ты, пессимистичная скотина! Восьмилетний мальчик сегодня не пришёл на химио, а ты поправляйся! Отец троих детей больше не занимает место рядом с тобой и не показывает с ними полароиды, а ты поправляйся! Сопляк, посредственный школьник, ты даже не единственный сын, скорее поправляйся!

Он думал, что если оттолкнуть от себя этот сгусток доброты и упорной борьбы с упадническим настроением Джесси, то смерть наконец придёт за ним. Потому что через какое-то время он устал бы. Устал бы носить фрукты и комиксы, преданно смотреть в глаза и легонько гладить по руке, и на смену этому пришло бы разочарование, и Джесси стал бы обузой. Только не на смертном одре! Легче было оттолкнуть, сказать всё, что приходило в голову, наврать сначала, что никогда не любил, потом присыпать правдой о том, что не хочет стать камнем, тянущем успешного молодого спортсмена на дно, а потом снова наврать, что врач уже заставил родителей подписать отказ от жизнеобеспечения, потому что химио не помогает.

И вот, спустя полгода он здесь. В студии, где есть только кое-как обустроенная кухня, чересчур мягкая кровать и прожектор. И хренова туча воспоминаний о том, как он был болен и как был уверен, что помрёт. Родители звонят раз в неделю, анализы приходят чистые, а имя Джесси на устах доктора уже стало синонимом к словам “невероятно” и “ремиссия”. Вот только…Он по-прежнему чувствует себя бомбой замедленного действия, по-прежнему существует, а не живёт. Надо бы встать на ноги, записаться в колледж или найти работу, но стоит только подумать в этом направлении, как страх сковывает всё внутри. Что, если болезнь вернётся? Что, если он сейчас действительно попытается жить, а через полгода-год окажется, что всё было напрасно? И уж тем более ни в коем случае нельзя даже думать в сторону того, кто сейчас наверное считает, что Джесси уже умер. Нельзя мечтать о звонке на номер, заученный наизусть, нельзя мечтать о встрече, нельзя давать ложную надежду тому, у кого есть будущее. У Джесси же… У него есть воспоминания.

Омега закрыл ноутбук и свет от прожектора тут же погас. Парень перекатился к краю постели и взял телефон в руки, потом поудобней устроился на подушках и нажал заветные цифры.

– Получено новое сообщение от номера… – прозвучало в динамике, и Джесси закрыл глаза, приготовившись слушать, – “Джес, Джесии, э-э-э, прости, я не должен был вот так уходить, я понимаю, что это не ты говоришь, а болезнь. Жаль, что это был наш последний разговор перед моим отъездом. Но, обещаю, как только сборы пройдут, я к тебе первым делом…” конец сообщения.

Джесси нажал на экран, чтобы прослушать сообщение снова:

– “Джес, Джесси, э-э-э, прости…”

Обычно омеге хватало четырёх прослушиваний, чтобы уснуть, но сегодня сознание начало уплывать уже после второго. Джесси не глядя нажал на экран, чтобы прослушать сообщение снова, прежде чем провалиться в сон, и не услышал, как вместо механического голоса в трубке начали раздаваться гудки.

***

Итан с нарочитой неторопливостью нащупал позади себя телефон – если тренер обнаглел, и теперь звонит ему даже по ночам, то пусть подольше повисит на линии. На экране высветилось не имя тренера. Там высветилось то, из-за чего телефон чуть не выпал из рук прямо в стакан с водой.

– Алло? – сказал в трубку Итан осипшим внезапно голосом. Внутри всё задрожало, хотя в трубке слышно было только тишину. Альфа пару раз повторил вопрос, но так ничего и не услышал в ответ, поэтому сбросил звонок. Потом долго смотрел на имя звонившего, пока оно не стало напоминать набор непонятных закорючек. В голове с небывалой скоростью проносились разные сценарии того, почему спустя полгода мёртвого молчания и недоступности абонента, оказалось, что номер рабочий. А может, это сбой в сети? В любом случае, спать расхотелось моментально. Итан перезвонил на номер, но на другом конце была оглушающая тишина – только сейчас альфа начал понимать, что скорее всего его просто добавили в чёрный список.

Забавно, когда они с Джесси только начали встречаться, Итан подкалывал его на тему того, что тот всё время терял телефон, куда бы они ни ходили. В кафе, в кино, на стадион, и им всё время приходилось возвращаться, а так как за одно свидание они могли сходить в несколько мест, то на поиски телефона уходило очень много времени. Поэтому Итан в какой-то момент просто поставил родительский контроль на номер Джесси, и где этот растяпа оставил телефон в очередной раз – можно было найти с помощью поиска по GPS, если аппарат находился поблизости окон и на улице было ясно.

Итан проверил приложение погоды на телефоне, которое говорило о том, что начало лета удалось на славу. Как только альфа набрал первые буквы вэб-сайта, браузер подставил оставшиеся, и парень загрузил нужную страницу. Дрожащие пальцы правильно набрали пароль только с третьего раза, а высветившийся результат пришлось обновить ещё парочку раз, прежде чем поверить в него. Засранец нашёлся в Торонто – на другом конце страны.