Немного истории
Вы думаете, что знаете о боли? Да что вы о ней знаете? Кто-то из родных и близких уходил и это больно? Да, но со временем это проходит… Болят суставы и ломит кости? Примите кокаин, и вы забудете о боли. Ах, не употребляете? Тогда намажьтесь чем-нибудь – обезболивающего дерьма навалом. Царапина, рана, инвалидность? Примите таблеточку и забудьтесь.
Вы ничего не знаете о боли, если не побывали в криогене. Пусть врачи льют мочу в уши, что это безболезненно и ничуть не страшно – они-то сами помирают обыкновенной смертью и не замораживаются в холодильных камерах, чтобы не ждать побудки. Они-то знают, что в криогенной камере человек не спит… Да-да, не нужно делать такие удивленные глаза и тыкать листки с данными – Игорь Теплов знал об этом не понаслышке. Он успел о многом подумать. Да почти обо всем на свете…
Вот это и есть настоящая боль – быть заключенным в одном месте и не иметь возможности выбраться. Многие люди сами себя заключают в кольцо «дом-работа-дом». Прячутся в раковинку, удобную и мягкую. Наплевать – что там происходит снаружи, главное, что в раковине всё хорошо. Люди наслаждаются иллюзией порядка и стабильности…
Жируют, пока не приходят подобные "Северным волкам".
Куда деваются надменные взгляды, типа «я учился, я заработал, я всё сам»? Всем известно, что эти «я сам» на самом-то деле результат долгой и кропотливой работы родителей, которые вкладывают в детей всю душу и надеются, что отпрыски не сдадут их в дом престарелых.
Куда уходит презрительная ухмылка с накачанных ботоксом губ, когда «волки» появляются на пороге? Откуда появляется страх в дорогих линзах, когда платье разрывается на груди? Каждый отвечает за свои поступки. Рано или поздно приходится платить и пусть смилостивится тот, кто давным-давно обосновался на небесах.
Они не Робин Гуды, не благородное отребье. Они – дети своего времени. Плохого или хорошего времени – об этом рассудят потомки. Пусть будущим поколениям власти снова вешают лапшу на уши, что раньше было хуже, а сейчас нормально, но нужно чуть-чуть потерпеть.
«Северные волки» не хотели терпеть!!! Они свободные звери!
И они знали, что последует за такой свободой. Но не знали, что так быстро…
Вы хотите, чтобы Игорь рассказал о себе, о нищем детдоме и строгих воспитателях? Хотите, чтобы начал вызывать сочувствие, мол, «не я такой, а жизнь такая»? Обломайтесь. Ничем таким он не намерен заниматься. Да и не детдомовский он. Обычная семья, среднестатистическая, с двумя детьми и бабушкой на другом конце города. Пока отец не разбился в автокатастрофе, и мать не привела «папашезаменителя».
Среднестатистическая семья развалилась за семь лет. За семь лет, в ходе которых Игорь вставал на защиту матери, а сестренка пряталась под столом и дико орала. Да, получал крепко и ходил с долгосходящими синяками. Терпел и глотал слезы. Среднестатистические слезы среднестатистического ребенка. Надоело это слово. Скажу последний раз – «среднестатистический» и сам черт не заставит больше вставить его в текст.
– Гошенька-а-а, – выла мать, когда под голубым глазом разливался цвет спелой малины. – Не рассказы-ывай никому, скажи, что у-упал с лестницы.
Сколько раз в жизни упадет человек, если он не каскадер? Игорь превысил норму в несколько десятков раз – и это за семь лет! Может, мать и любила отчима, это вечно полупьяное животное, а может, боялась остаться одна… Терпела и прощала… Но спустя семь лет Игорь не выдержал. Нож легко вошел в рыхлое тело, а Игорь в очередной раз «упал с лестницы».
Повезло – избавил мать с сестренкой от тирана. Не повезло – попал в воспитательную колонию.
Жалко? Да плевать Игорь хотел на вашу жалость, ему и без неё хорошо. Лучше кого-нибудь другого пожалейте, более достойного. Котенка слепого или собачку одноногую.
То, что из школы пришла характеристика как на неуравновешенного идиота, сыграло Теплову на руку. Игорь знал, что он вовсе не дебил, а на уроках не успевал из-за того, что дома скандалили и ругались. Да, над его неряшливым видом смеялись одноклассники. Недолго смеялись… пока их зубы не оказывались на заплеванном полу туалета. И даже когда напали вчетвером, Игорь не отступил. Некуда отступать.
Вы знаете, куда засунуть свою жалость. Это хорошая школа жизни, и она пригодилась Игорю в колонии. Где его и заметил Боец.
Есть люди, которые не нравятся с первого взгляда, таким подмывает без раздумий заехать в дыню, обругать последними словами. Вот таким же человеком и предстал Теплов в новом месте обитания. Его невзлюбили с первого шага по давно некрашеным дощатым полам колонии. Он «чужой», он волчонок, он злобный дебил…
После очередного нападения троих воспитанников с целью «вдолбить немного разума», Игорь сплевывал и смывал кровь в туалете. Боль утихала при воспоминании о лежащих без сознания «учителях». Тогда-то и зашел Анатолий Бойцов. Боец. Повезло же родиться с такой фамилией и получить такое погоняло. А у Игоря что – «Теплый», или же из-за постоянных синяков – «Фара».
– Ты как?
– Ты ссать шел? Вот и вали, не хер соваться не в свое дело.
– Ладно, не залупайся. Я не враг тебе, – протянул руку темноволосый парень.
Игорь сначала не понял, что в руке у парня какая-то тряпка, но потом узнал в этой тряпке полотенце. Личное. Вафельное, но личное. Такое не доверяют другим, во избежание переноса кожных заболеваний. Полотенцем Фары давно уже подтерся один из лежавших на полу, но тот своё получил. Теплов взял полотенце и нехотя пожал протянутую руку.
Заморозка
Молодые люди покачивались в автозаке. Трое охранников угрюмо молчали по другую сторону решетки. Для них это ежедневная работа – сопровождать людей к месту наказания. Хароны земной тверди, перевозчики душ. Лица красные, осоловевшие от жары, всем троим здорово за тридцать. Судя по загорелой, обветренной коже, которая у воротника переходит в белый цвет, все трое заядлые рыбаки. Может, поэтому сейчас молчали, уставившись в никуда? Будто смотрели на солнечных зайчиков, скачущих по водной ряби, и ждали заветного нырка поплавка.
Заключенные тоже не отличались болтливостью. Каждый думал о своём. В железном фургоне жарко, как в финской сауне, пот струйками стекал по спине, выступал на лбу и обжигал шею. Пахло рвотой, запах хлорки раздражал слизистую, бензиновые ароматы довершали ароматы неволи. Игорь то и дело утирался, сосульки слипшихся волос неприятно щекотали кожу. Анатолий откинулся назад и на выбоинах бился затылком о металлическую стенку фургона.
Люминесцентные лампы моргали светом на замызганные скамьи, на второй доске справа нацарапана надпись: «Здесь ехали свободные люди!» Игорь задумчиво водил по буквам пальцем. Что будет дальше? Судьба свиной головы, которая печально смотрит из морозильной камеры и ждет, когда её разделают на куски?
Здесь ехали свободные люди!
– Ай сссс… Ну и вляпались же мы! По самое не хочу, – выругался Боец, когда на крупной яме основательно приложился затылком.
Игорь вздрогнул, вырвался из тягостных дум. Зеленоватые рыбьи глаза уставились на сидевшего напарника. Тот смотрел в ответ тяжело и мрачно. Так, бывало, глядел напившийся отчим, перед тем, как Игорь начинал своё «падение с лестницы». Фара поежился от едкого воспоминания, передернул плечами – в душном фургоне повеяло холодком.
– Чего ты очкуешь? Может, всё обойдется?
– С нашей-то прухой? Да только уши на свободу и выползут! – ответил Анатолий и потер рукой зудящий затылок. Больше он не рисковал прислоняться.
Мысли Игоря были заняты другим, они ворочались тяжеленными китовыми тушами на мелководье, словно уже подверглись криогенной обработке. Однако среди огромных мрачных дум мерцала ленточка светлой мысли.
– Зато мы живы.
Трое полицейских подняли головы и прислушались к разговору. Вяло, инфантильно, без интереса. Скорее по выработанной привычке, чем из любопытства. Надзиратели выполняли свою работу, не больше и не меньше. Всего лишь нудная работа, такая же, как у слесаря, который несет из магазина прокладку на финский кран. По заданному маршруту они ехали впервые, но никаких происшествий по дороге не ожидалось. Слишком уж мелкие карасики попались, хоть и злые, как пираньи. Рыба крупнее как всегда осталась плавать на свободе.
