Посвящается моим друзьям, которых со мной нет.
Нет, они не умерли, не подумайте ничего плохого! Всё у них хорошо! Они в добром здравии, просто у каждого из них теперь своя жизнь и своя семья.
Даже в раннем детстве я сознавал, что бесконечность – колоссальная бездонная пропасть у нас в головах, сквозь которую мы проваливаемся всю жизнь, проваливаемся, безымянные, безликие и безвестные, и со временем в этой пропасти теряется даже любовь наших родителей. Теряется даже любовь наших матерей. И память. Начисто.
Джойс Кэрол Оутс
От автора
Наверное у каждого из нас бывают в жизни моменты, когда мы очень надеемся, что всё произойдёт, случится, именно так, как мы задумали – ни меньше. Вот и у меня данное произведение было тем самым, на которое я поставил, как говорят люди, всё. В том смысле, что я ждал от данного рассказа много, ждал от самого себя хорошей истории. Насколько это возможно, я старался избежать в «Пацане» временной привязки и не ограничивать себя какими – то подробностями того или иного времени. Я посчитал это правильным решением, что бы читатель сам додумал, когда происходят события книги. Я старался сделать так, что бы все происходящее было приближенно к реальности. Часто, у большинства писателей, бывает в библиографии то самое произведение, которое нам запоминается не прям уж что навсегда, но точно надолго. Я надеюсь, это как раз «то самое». При написании я хотел, что бы эта книга была, простите за выражение, проглочена за один присест. Оставила послевкусие. Что бы история не отпускала, пока она не закончится. Понимаете? Очень хочется знать, что в итоге из моих стараний получилось. Моя четвертая книга, сразу была заявлена по жанру, как «драма», но скорее всего это вышло не так. Это скорее трагедия одного человека. Возможно, даже, что читатель обнаружит в ней и нотки триллера, потому что саспенс в данной книге никто не отменял.
Хочу перед чтением пожелать, мой постоянный читатель, всего самого наилучшего. Сказать спасибо за то, что ты читаешь эту историю. Надеюсь данный рассказ понравится тебе так же, как и мне.
Хочу выразить мою благодарность, тем, кто помогал мне при работе с данными произведением:
– Дмитрию Мерзлякову за иллюстрации и художественный образ этой книги. За твои замечания, которые я и не заметил бы со своей стороны, как автор.
– Софии Мерзляковой за огромную работу над текстом, моим скопищем ошибок, которые ты с легкостью исправишь, так что я могу не переживать.
– Тамаре Цуровой, моя искренняя любовь и поклон, ты вдохновляешь меня всегда.
Спасибо всем, что нашли для меня место в своих жизнях.
Четвертая моя книга закончена, это очень значимо для меня.
О книге
Давайте я вам расскажу сперва, всё как есть, прежде чем вы начнете читать. Данное произведение – это плод моего воображения. Если вдруг вам покажется, что герои из книги взяты из моей жизни или жизни моих знакомых, друзей, я вас спешу разочаровать – не взяты. Все персонажи и события лишь выдуманные. Справедливости ради, хочу сказать, что мой отец никогда на меня и руку не поднимал, хотя и был строг, так как и положено настоящему мужчине. Это если вы вдруг решите провести параллель между отцом главного героя данного произведения и моей семьей.
В этот раз я решил написать, что – то более реалистичное. Жизнь обычного мальчишки. Мальчишки, который хотел увидеть мир вне его дома на ферме, увидеть то, что расстилается там, за полями и лесами. Там, где встает солнце и заканчивается горизонт. Я хотел, что бы читатель мог представить то, что события происходят во времена, когда о телефонах и автомобилях можно было только мечтать. В те времена, когда вместо электричества в старых домах стояли керосиновые лампы или в темноте отливались восковые свечи. Как говорят люди – в давние времена. Времена, когда наших родителей еще не было и в планах у их родителей.
Сразу после бога идет отец.
Вольфганг Моцарт
Глава первая
Отец
В тот вечер он избил меня, избил, конечно, не до полусмерти, но кровь была, потому что один из ударов в его рабочих перчатках угодил мне прямо по губе.
Все началось как обычно. Утром, спозаранку, когда все мои сверстники видят сны, я уже колол дрова. Отец вставал еще раньше, даже когда пил– спал он мало и алкоголь выветривался из его организма так быстро, что мне казалось, если полицейские по какой-то причине попросят подышать его в трубочку, она не покажет ничего, ни одной сотой промилле. Я так думал в свои пятнадцать, и возможно, спорить я не буду, это было очередное заблуждение, которое я занес себе в мозг, как какую-то заразу.
Дрова я перетаскивал в дом, там было специальное место, рядом чуланом. Что – то типа полки прибитой гвоздями и напоминающей навес. Мне нужно было сделать запасы на день. На топку ночью я занимался рубкой ближе к вечеру, но пока не становилось совсем темно. У нас было несколько коз в загоне, а в амбаре мы держали свиней. Приходилось приносить им еду ежедневно. А зимой отец подготавливал запасы корма заранее, что бы скот не подох с голоду.
Я учился дома, потому что школа была так далеко, что на повозке мне бы пришлось ехать почти целый день, что бы попасть на занятия. Поэтому отец, когда мотался в город, в основном за инструментами или выпивкой, привозил книги для меня сюда. По содержанию все они были разномастные, читать я любил и мне это было не в тягость. Отец же называл это моим отдыхом, ну и соответственно вовремя моего мнимого отдыха я должен был читать. Когда он напивался, начинал спрашивать, что да как, словно домашнюю работу. Если я отвечал с запинками, а случалось это очень редко, когда книга была какой-нибудь тягомотиной, вызывающей сон, отец бил меня плетью. Но чаще – заводил в чулан и запирал там до утра. Однажды, когда я не успел нарубить дров, из – за того, что коза сбежала и я носился по полям за ней почти до самого обеда, он запер меня на несколько дней. Несколько дней в кромешной темноте наедине с лопатами, граблями и еще кучей всякого садового инвентаря, благодаря которому нельзя было прилечь спокойно даже на пол.
Сидел на холодном дощатом покрытии, засыпал то сидя, то стоя, опиравшись всем телом на дверь чулана. И думал о том, что придет время и я сбегу с этой гребанной фермы так далеко, как только смогу, буду идти, пока будут идти ноги. Но это были лишь мечты. В чулане или в кровати я думал, как ухожу, прощаюсь с домом навсегда. Но это было только в мечтах, потому что осуществить задуманное я не мог, но иногда грезил этим до изнеможения. Иногда я даже представлял, что доберусь до железной дороги, запрыгну в состав и укачу очень далеко от этого места. Там я найду работу, возможно даже физически сложную, где придется впахивать за двоих, но это не страшно – лишь бы платили. Там я встречу любимую девушку, мы заведем собаку и будем жить все вместе в домике у воды. Но опять же, повторюсь, это были лишь мечты, которые растворялись в обыденной реальности, как только я видел отца.
– Вылазь, пацан, – открыл он дверь чулана, снимая засовы.
В темноте я терял счет времени. Выходил я оттуда в полуобморочном состоянии, сил чаще не было вовсе.
Отец отвечал всегда одинаково:
– Прости, пацан. Но ты сам виноват.
Отец никогда не звал меня по имени, сколько я себя помню. Даже когда мама была жива. Я ее почти не помнил, только смутные образы, как она заглядывает ко мне в кроватку или как держит на руках. Я не мог им верить, потому что они были такими не четкими, что сложно было назвать их взаправдашними, а может, все это мне как – то приснилось, что образы остались у меня в памяти, возможно, из сна, а не из детства. Она умерла от дизентерии, когда мне было пять. Так сказал отец, но я почему то ему не верил. Мне казалось, мама просто в один прекрасный день сбежала из этой дыры. Я бы все понял, будь она жива, и если бы она мне это поведала. Я бы даже не обиделся на нее, что она не забрала меня с собой. Возможно, так сложились обстоятельства, поэтому я её не винил ни капли. А возможно, все было как то иначе, знать я точно не мог. Просто придумал себе историю, что она сейчас в лучшем мире, живет в другом городе или даже в другой стране. Пару лет назад я верил, что она вдруг когда – нибудь за мной придет. И как только раздавался стук в дверь, я бежал, надеясь, что это она, моя мама. Но всегда это был кто – то другой: почтальон, знакомый отца или заблудший путник, но не мама.
