— Вас понял, господин генерал, — я торопливо поднялся вслед за вышестоящим по званию.
Кивнув, он покинул выделенное мне помещение. Сев, я глубоко вздохнул и открыл чистую страницу блокнота, крупно написав вверху “Криста Дайнер”. Во всех делах имеются фотографии заключенных с рождения и далее с интервалом в пять лет. Огромная и сложная машина гражданского делопроизводства работает слаженно, о каждом подданном Империи известно все, включая школьные оценки и хронические заболевания. Гигантский архив в столице хранит все эти бесчисленные папки, копии имеются в городах проживания и центрах территорий, перемещаются дела между архивами не более суток, что позволяет избежать задержек при, например, расследованиях. Меня всегда так восхищала эта четкая, идеальная система — не более пяти ошибок в год при таких объемах работы! Но тут машина дала сбой — о гражданке Дайнер стало известно только год назад, когда она появилась в подполье. У нее нет официального удостоверения личности, черно-белое фото — не портрет, выполненный имперским служащим, а снимок исподтишка. Об образовании ничего не известно, о здоровье тоже. Судить о ней позволяли только копии стенограмм допросов других повстанцев — решительна, умна, хладнокровна, иногда до безрассудства горяча, идеологически подкована, хорошо стреляет. Судя по всему, запугать ее будет не так просто. Хотя это может быть и показухой, не исключено. У каждого человека есть слабое место, моя задача — его найти.
Никуда не торопясь, я тщательно сделал заметки об остальных девушках, хотя они меня уже не интересовали. Можно их уже не допрашивать и не подбирать пытки, пусть ими местные занимаются, а я сосредоточусь на главной цели. Конечно, парням моим прям отпуск… Но сегодня еще надо поработать.
Взяв папку и блокнот, я поднял ребят и направился к этой загадочной мадам. Вот потеха будет, если она расколется еще на первоначальном этапе…
Я наблюдал через смотровое окошко, как они скручивают на удивление удачно вырывающуюся девушку, пару раз для успокоения врезав ей по лицу. Люди они, конечно, омерзительные, поскольку действительно получают удовольствие от изнасилования, но так-то в целом парни неплохие. Я уже даже привык и презираю их только в такие моменты.
— Так, все, отставить! — гаркнул я, пинком распахивая дверь. — Чего это вы тут устроили?
Недовольно бурча, что виноваты, подчиненные поспешно привели одежду в приличный вид. Отпущенная Криста, тяжело дыша, села на топчане, поправляя тюремную кофту.
Когда мы с ней остались наедине, я сел за стол. Для моей безопасности ее руки скованы наручниками, но не думаю, что мне что-то угрожает. Во-первых, она не дура и вряд ли надеется сбежать. Во-вторых, образ спасителя — мощная вещь, поневоле она должна начать воспринимать меня как относительно положительного персонажа.
— Должен извиниться за своих подчиненных, — небрежно бросил я, листая блокнот в поисках нужной страницы, — мне на тебя плевать, но насилие над женщинами я не переношу. Куришь? — предложив пачку, я чуть приподнял брови.
Как сидела на топчане, так и осталась сидеть. Фотография не врала — высокий лоб, резко очерченные скулы, подчеркнутые чуть впалыми щеками, мешки под глазами, да еще и губа кровоточит.
— Не курю, но не откажусь, — грудным теплым голосом все же ответила Криста, тяжело поднимаясь. Прихрамывая на правую ногу, она уселась напротив, дрожащими скованными руками взяла папиросу, — ты у нас, значит, добренький?
— Пока что, — усмехнулся я, давая ей прикурить и с удовольствием наблюдая, как она глубоко нервно затянулась, — ты на Аманду ван Байер похожа.
— Мне говорили, — растянув губы в кривом подобии улыбки, девушка зажала в зубах папиросу и по мере возможностей откинула с глаз восхитительные пряди темно-медного цвета, — ты можешь сыпать комплиментами, конечно, но я все равно ничего не скажу.
— Может, скажешь? — сделав небольшую и совершенно ничего не значащую пометку о ее отказе, я покосился на наручные часы. — Мне еще троих допрашивать, не хочу опоздать на обед.
Сейчас мне нужно показывать безразличие, позволяя себе иногда заинтересованные взгляды на ее руки, губы, грудь. Пусть почувствует, что нравится мне. Когда через часок мои парни ее все же изнасилуют, она, как благоразумное создание, должна понять, что лучше один мужик, чем трое.
Покачав головой, Криста затянулась и выдохнула вместе с дымом:
— Не старайся, — прикрыв глаза, она снова чуть улыбнулась, — простыми разговорами ты от меня ничего не добьешься.
— А что мне, бить тебя? — недовольно фыркнул я, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди.
Надо же, впервые такой спокойный первый разговор, почти конструктивный. Никаких истерик, слез, принципиального молчания — значит, характер действительно сильный и крепкий. Интересно, конечно, но для работы очень плохо.
— Попробуй, — затушив окурок о пачку, рыжая вдруг по-настоящему, томно, соблазнительно улыбнулась, — а может быть, хочешь меня?
Так-так, я не понял, кто тут кем манипулирует? Блять, хочу, конечно! С таким-то выражением лица такое спрашивает! Но еще рано.
Показательно сглотнув и якобы взволнованно сжав карандаш, я с плохо скрытым вызовом прищурился:
— Льстишь себе, — и почему я уверен, что она не подсознательно воспринимает все тщательно отрепетированные знаки фальшивых эмоций, а действительно их считывает и делает для себя определенные выводы, — что, хочешь мне предложить секс в обмен на защиту? Со мной такое не работает.
Еще как работает, это даже самый лучший, идеальный вариант! Но ей об этом знать не обязательно. Мало какая женщина может не привязаться к мужчине, с которым спит неделю подряд, а то и больше.
— Хотела предложить, — кивнула она.
Если предлагает, значит, знает изнутри тюремный порядок, где проще всего лечь под офицера и забыть о большинстве проблем. Видимо, уже была в застенках. Может, как раз потому никто о ней ничего не знает, что год назад она сбежала? Нужно сделать запрос.
— Сегодня у нас явно продуктивного разговора не получится, — собрав свои вещички, я встал, — тебе лучше бы подумать о своем поведении, у нас вполне может получиться выгодная для обоих сделка.
— Оставь еще папироску для лучших раздумий, — абсолютно серьезно попросила девушка.
Вручив ей желаемое, я дал прикурить и ушел. Боже, с каким удовольствием я ее завтра трахну, сучку!
========== Часть 3 ==========
С легкостью скрывая отвращение, я расспросил ребят, как все прошло. Она не кричала, не плакала, только вырывалась, скрипела зубами и сопела. Ничем не выдала, что больно, когда специально наступили на подвернутую при задержании щиколотку. Вела себя, как стоик. И это плохо. Придется ломать самому, а это не самое приятное дело.
Я дал Кристе побыть в одиночестве, накрутить себя, подумать. Спустя ровно сутки после первого разговора я открыл дверь ее камеры. Девушка сидела в уголке на своем топчане, притянув колени к груди, уткнувшись в них лбом. Поза отчаяния и безысходности, превосходно.
Я довольно звучно положил папку на стол, но реакции не дождался. Так, это или очень плохо, если она замкнулась и перестанет идти на контакт, или очень хорошо, если она сейчас мне доверится.
— Ну что, сегодня будем разговаривать? — вздохнув, я сел и сцепил пальцы в замок.
Криста подняла голову, ткнулась затылком в стену, но глаза не открыла. Тщательно ощупав ее взглядом, я заметил на ее одежде белесые засохшие потеки спермы и поморщился. Ну почему надо все делать так неаккуратно…
Пара минут прошла в молчании. Постучав кончиком карандаша по столу, я попытался привлечь ее внимание, но безуспешно.
— Что ж, ладно, я не хочу с тобой играть в молчанку, — показательно захлопнув папку, я встал.
— И что, если я ничего не сказала, опять придут меня насиловать? — невесело усмехнулась девушка, медленно открывая глаза.
— Ты это о чем? — вполне натурально приподнял брови в знак удивления я.
— Вчера после тебя заявились три молодца, — она встала и скрестила руки на груди, чуть поджав травмированную ногу.
