Annotation
Обидейко Виолетта Олеговна
Обидейко Виолетта Олеговна
Эспол
Двести шестьдесят пять. Двести шестьдесят пять смертей. Двести шестьдесят пять отобранных жизней. Отобранных мной. Я помню каждого: их голос, запах, последний вдох. У каждого была семья. Даже у них. На сотой смерти я пыталась оправдать себя тем, что они не должны жить. На сто пятидесятой смерти я пыталась не думать о них. На двухсотой я даже не смотрела в их глаза. Они все записаны. В старом блокноте чередой вычерчены имена:
"Джон Ирон"
"Винсент Роял"
"Верон Ласки"
"Сэм Старовски"
"Жан Фьер"
"Николас Кейл"
"Эрик Умбер"
И сотни других...
На некоторых листах до сих пор остаётся запекшаяся кровь. Не знаю чья: их или моя. Я пыталась выкинуть этот блокнот. Но каждое имя будто клеймо в моей голове, в моей памяти. Я помню их лица. Они преследуют меня каждую ночь.
Кто я? Киллер? Убийца? Маньяк в женском лице?
В свои девятнадцать лет я похоронила больше людей, чем средний работник ритуальных услуг.
Моя первая смерть была в девять лет. Почему моя? Тогда я убила не только его, но и себя, как человека. Я не осознавала что сделала, но я понимала, что он будет не последний. У меня забрали револьвер и отвели меня в комнату, оставив наедине с собой. Я не плакала. Я не чувствовала сожаления. Я чувствовала запах крови.
- Хорошая работа, 1201. Ты заслужила день отдыха. - железный голос звучал по моей пустой комнате.
Вторая смерть была через месяц. Они давали мне оружие и смотрели, как я хладнокровно нажимаю на курок. Ребёнок и пистолет - вещи не совместимые. Но ОНИ так не считали.
Мне осталось всего три месяца. Это должно меня радовать, но я не умираю. В двадцать лет я должна стать официально освобождённой. Я сложу полномочия убийцы, которые мне выдали. Но смогу ли я стать свободной от тех имён, которые навсегда засели в моей памяти. Смогу ли я жить как нормальные люди? Хочу ли я этого? Наверное.
У меня нет имени, у меня есть мой порядковый номер. ОНИ обращаются ко мне как к 1201. Эти цифры никогда мне не нравились, потому что я не могла понять, что они означают. Очередной номер эксперимента? Неудачной попытки?
Я не помню как оказалась в их руках. С того момента, как я начала осознавать происходящее - я уже была здесь. У меня не было родителей и детства. Я мало что знаю о заботе и любви. Зато, я знаю как за секунду обезвредить человека. Я знаю как за мгновение нейтрализовать целый штаб. Меня не воспитывали. Иногда, в сознании появляются воспоминания. Все они холодные и болезненные. Маленькие дети, кричащие от боли. Я была среди них.
Я перестала плакать, когда мне было 5 лет. Остальные не смогли. Не уверена, что они до сих пор живы. Отсюда не выпускали 'недоработанных', мы должны были быть идеальными убийцами.
Мы не чувствуем боли. На нас не действуют пытки. С самого раннего возраста нас обрабатывали: током, холодной водой, таблетками и другими изощренными способами. Организм имеет свойство приспосабливаться. Пытки закончились, когда нам было девять. Тогда нас начали учить убивать. В десять мы уже знали почти все боевые техники. Тхеквондо, самбо, рукопашный бой - ничто, по сравнению с тем, чему нас учили. В двенадцать нам дали первое задание. В четырнадцать, лучшим из нас, доверили тайну, которые мы были обязаны сохранять до конца наших дней.
Я не знаю какое мы по счету поколение. Но никого из ранее 'выращенных' здесь я не знаю. Со мной работают пятеро таких же, как и я. Мы не друзья, мы напарники. Нам запрещено дружить, ведь это чуждое чувство, свойственное человеку, который в любой момент может проявить слабость. Слабых отсеивают, никто не знает, что с ними происходит. Каждый в глубине души надеется, что они возвращаются в семью, откуда их забрали. Я не надеюсь, те знания, которые мы в себе храним - недопустимы для внешнего мира.
Единственное, во что мы все верим, что мы станем свободны по достижению двадцати лет.
Запах крови вызывал у меня тошноту. Даже сейчас, когда я склонив голову сидела над свежей кучей рыхлой земли. Где-то там, под ней, был Кевин Майлз, местный драгдиллер, завёрнутый в слой сложных химических веществ. Скоро от него не останется и запаха. Но он всегда останется в моей памяти, в моих снах. Я аккуратно вычерчиваю очередное имя на грязном листке блокнота. Он двести шестьдесят пятый. Каждый раз я надеюсь, что эта цифра будет окончательной.
Я вернулась на заброшенный завод. Три пролёта вниз, пару нажатий на пустой стене, отпечаток пальца - и перед тобой открывается то, что они называют 'Эспол' - штаб, где рождаются убийцы. Длинные коридоры, стерильные комнаты. Яркий свет с непривычки каждый раз режет глаза. Меня встречают люди в белых халатах, ведут в разные кабинеты и проводят обследования, обрабатывают раны. После этого, как и после каждого задания, меня будет ждать в своем кабинете мистер Вудмич. Его встречи были обязательны для каждого из нас. От его допроса зависела наша судьба.
- Жалость? - Вудмич сидел напротив меня в своем идеально выглаженном и идеально белом халате, внимательно рассматривая. Я знала, что сейчас он смотрит на уголки моих губ, в поисках реакции на произносимые им слова.
- Нет. - сухо отвечаю я.
- Облегчение?
- Нет.
- Жизнь?
- Относительна. - ответы были отточены наизусть. Каждая миссия завершалась этим разговором, нас контролировали во всем, даже в эмоциях.
- Какой он по счёту? - его вопрос был совершенно неожиданный, я слегка напряглась.
- Не имею никакого понятия. - сердце предательски начало стучать.
- Ну, что, хорошо, можешь возвращаться к себе. - он подозрительно окинул меня взглядом.
Я прошла в свою комнату. С самого детства мы живём в одиночестве. В комнате голые бетонные стены, матрас на полу, скомканное колючее одеяло, старая подушка. В углу небольшая камера, как напоминание о том, что ты не имеешь права на личную жизнь. Не имеешь права проявить чувства даже наедине с собой. Загудел звонок, это значило, что нужно идти на ужин.
Череда длинных коридоров, вела к столовой, где каждый молча заходил, брал поднос с готовой для него порцией и уходил за стол. Порции были индивидуальны. ОНИ идеально рассчитывали калории, потраченные тобой на задании. Если твой рацион не похож на собачий корм, значит, ты справился хорошо. Передо мной стоял поднос, на уголках которого уже прослеживалась ржавчина. Суп, перловка, рыба, хлеб, таблетки, чай без сахара. Мой рацион не изменялся на протяжении многих лет. Я работала хорошо, оправдывая ИХ ожидания. После ужина все разбегались по распорядкам дня. В моем плане был душ и отдых после миссии. Но чем больше у меня было свободного времени, тем сильнее меня терзало мое будущее. Интересно, что думают об этом остальные? Жаль, что нам нельзя обсуждать это даже друг с другом.
Сны - понятие относительное. Сны - это не фантазии, не воображение. Пока я в Эсполе, мои сны под контролем правительства, зеленые таблетки, которые нам дают на ужин, позволяют высыпаться, чтобы мы могли быть наиболее продуктивными. Кому нужны убийцы с ночными кошмарами? Иногда на задании приходится ночевать вне Эспола. У нас всегда есть с собой небольшая аптечка со всеми нужными препаратами. Я опустошаю её, выкидывая в ближайшую канализацию. И тогда, все они приходят ко мне. Живые, как напоминание о том, что я вырвала из них жизнь. Это позволяет мне чувствовать себя не такой как все остальные, не такой как ОНИ.
