- Тогда можешь не смотреть, ты женат.

- А кто сказал, что это комплимент? Опять ты носишь этот корсет? Черт побери, сейчас не восемнадцатый век, Агата! - Теодор состроил трагическую гримасу.

- Не занудничай, Марш. Терпеть не могу это в тебе.

- Ты - единственный человек, который воспринимает мой юмор таким нетривиальным образом.

- Но еще больше я ненавижу, когда ты корчишь из себя зазнайку и разбрасываешься умными словечками.

- Мне лучше помолчать?

- Да, пожалуй, - Агата сделала глоток своего кофе.

- Не дождалась меня и все же сделала заказ?

- Марш, у меня вдвое больше денег, чем у тебя, - Агата снова поднесла белоснежный стаканчик кофе к накрашенным темным, мистическим, глянцевым цветом сливовой помады, полным губам. Эта женщина все делала лениво и плавно, растягивая действия, слова и нервы.

- Расчетливая Агата, - разочарованно протянул Теодор и откинулся на спинку стула, - ты подлая, моя дорогая.

- Все мы такие, - небрежно бросила Агата, отворачиваясь к окну. Первые капли дождя тяжело разбились о землю и жестокими серебристыми проволоками, подгоняемые порывами ветра, застучали по начищенному окну, - если снимем маски, обнажим свою алчную душу.

     Эти слова прозвучали грустно и до боли реалистично. Да, это был недостаток Агаты - ее реализм. Слишком уж ее внешность шла вразрез с ее душой. Тео устало выдохнул, словно настраиваясь, как радио, на другую волну. Когда Агата начинала говорить о жизни, ее было не остановить. Его тоже. Слишком уж тяжелую жизнь им пришлось прожить. Вот и привела их эта жизнь в бездну американского общества, где нужда побеждала мораль. Где общество, дорвавшееся до благ, уничтожало само себя. Где все гнило изнутри, прячась под красивой глянцевой обложкой. Но если ты не такой, как все это общество - тебе не выжить. Выжить - это единственная цель современных американцев.

- Знаешь что? - начал Тео, словно отец, уговаривающий ребенка пойти спать, вместо лишнего часика, который тот хотел провести за игрушками. - Знаешь почему я опоздал?

Агата посмотрела на Теодора вздернув правую бровь, отчего она стала похожа на полумесяц еще отчетливее, чем обычно. Но ничего не сказала.

- Я подумал о тебе. О твоих глазах. И, в общем, вот что. - Тео вытащил из кармана брюк бархатную красную коробочку. Открыв ее и дав некоторое время Агате полюбоваться, он аккуратно взял из обитой белым атласом подушечки золотое кольцо с черным камнем, огромным до неприличия. Агата удивленно раскрыла глаза и вопросительно взглянула на Тео, вытаскивая указательный палец из ручки стаканчика с кофе, поставленного на белоснежную маленькую тарелочку.

- Это агат, - сказал Тео, ожидая, пока Агата стягивала перчатку со своей левой руки. Он взял ее нежную руку в свою. На ее длинных пальцах пианистки с коротко остриженными, удлиненными по своей природной форме, ногтями, наманикюренными красным лаком, не было ни одного кольца, кроме золотого обручального, на безымянном. Тео на него даже не посмотрел. Он надел на ее указательный палец золотое кольцо с агатом и поцеловал ее руку, так нежно и трепетно, словно бы боясь спугнуть бабочку с необычными и ценными крыльями.

- Только ты, Марш, можешь еще меня удивить, - выдохнула Агата, любуясь камнем на своем пальчике.

- Видимо муж не дарит тебе такие подарки? Что, ошиблась, когда замуж выходила? - колко заметил Тео ухмыльнувшись.