Грег Беннет сидел на скамейке у Тюдор-Сквер и жалел себя. То ли парень, сидящий наверху, за что-то его невзлюбил, то ли ему доставляло удовольствие наблюдать, как он барахтается все в новых и новых топях, захлебываясь дерьмом.

«Грег, ты болен, тебе нужна помощь…» Линда искренне желала помочь, а он только бесился от её слов. «Мне не нужна помощь, сука! Если тебе не нравится — уёбывай отсюда!» Она собрала вещи и ушла в тот же вечер, два года назад. Все потому, что ему не везло. А нужен был выигрыш. Хоть небольшой, хоть один раз. Но все его ставки на этом, сука, чемпионате мира проигрывали, и тогда он поставил оставшееся на победу Хантера в полуфинале. На фаворита! Сопливый ублюдок, просравший свою гарантированную победу этому ирландишке, которого уже все списали со счетов! А самое поганое в том, что кто-то, поставивший на Доэрти, теперь загреб свой выигрыш.

Что ему оставалось? Пойти и напиться. Из бара он вышел еще своими ногами, но они согласились донести его только до этой скамейки с видом на Крусибл, чтоб он сгорел.

Грег нащупал часы, поднес к глазам, пытаясь рассмотреть стрелки. Ого, да уже начало второго ночи! Пора домой. Но вместо автобусной остановки ноги будто сами развернули его в другую сторону, к дверям Крусибла. Если бы если бы сейчас земля разверзлась и эта проклятая коробка рухнула в самую глубокую яму, на дне которой будет ад! Прокашлявшись, Грег смачно харкнул на стену театра.

— Сдохните все! — с ненавистью крикнул он. — Слышишь, сука? Все!

Сзади что-то прошелестело, и Грег почуствовал, как по спине потекла струйка. Неужели он умудрился вспотеть в таком холоде? Машинально он потянулся туда рукой и нащупал длинный разрез. Похоже, с удивлением понял он, кто-то резанул его сзади, причем и плащ насквозь, и свитер. Пальцы измазались в чем-то мокром, Грег поднес их к лицу. Красное…

На его рукаве возник такой же разрез, что-то потекло по руке, потом разрезало ткань на груди, от плеча и наискосок, до кожи и еще глубже.

Ему все еще не было страшно. И даже больно не было. Но стало через секунду.

…тело нашел охранник Крусибла. Грег лежал в нескольких под фонарем, глядя в небо пустыми мертвыми глазами, его одежду пропитала кровь, и еще целая лужа вытекла из широкого разреза, рассекшего горло от уха до уха.

*

— Скалли, ты любишь снукер?

— Что, прости?

Малдер, кажется, решил, что она не расслышала в шуме паба.

— Снукер, — вмешался Джереми и кивнул в сторону стойки, где столпилась самая буйная компания из всех посетителей. Над стойкой светился телевизионный экран.

Дана Скалли прищурилась, вглядываясь. Экран, тем временем, давал крупный план молодого мужчины, внимательно изучавшего что-то незримое её глазу. Не красавец, но его черты лица были вполне гармоничны, а в глазах светились воля и характер. Налюбовавшись, оператор соизволил сменить план и перевел камеру на обширное ярко-зеленое пространство сукна с разбросанными на нем цветными шарами — скопление красных у нижнего края, разбавленное единственным черным, и еще белый немного в стороне. Камера вернулась к мужчине: склонившись к столу, он сложил пальцы в замысловатую фигуру и ловко пристроил на неё сверху кий. Секунда, быстрое плавное движение — и белый шар покатился вперед, чтобы ударить в бок черному. Черный шар исчез в лузе, а белый, изобразив замысловатую дугу, откатился назад, влево и наверх. Зрители у стойки приветствовали удар дружным одобрительным ором и чокнулись кружками.

— А, это какая-то бильярдная игра? — произнесла Скалли.

— Какая-то? — взвился Джереми. — Малдер, она назвала снукер какой-то бильярдной игрой! Это снукер, где были Тони, Алекс, Джимми?! А Самородок Дэвис?

— Я честно считал его инопланетянином!

— Кто бы сомневался, — фыркнула Скалли, поспешно прячась за своей кружкой. К счастью, Малдер не обратил внимания на её шпильку, вовсю ударившись в воспоминания на пару с бывшим однокашником по Оксфорду.

…Джереми Эдкинс нашел их на второй день в Лондоне. Малдер потом клялся, что даже не думал сообщать своим бывшим приятелям о приезде, но, так или иначе, с Джереми, ныне известным журналистом, эти меры предосторожности не сработали. Вечером они втроем уже сидели «в лучшем пабе Лондона и плюнь в глаза любому, кто скажет, что это не так».

— Так сколько он всего выиграл? — уточнял Малдер.

— Шесть, дружище, шесть раз! Это чемпионат мира. Но знаешь что? Он до сих пор в строю! Молодежь, которая пришла на смену, оказалась еще сильнее, но в свой день Самородок ими всеми вытрет пол! А помнишь финал восемьдесят пятого? Хотя, откуда тебе помнить, ты уже вернулся тогда в Штаты…

— Увы, и забросил смотреть Би-Би-Си, — кивнул Малдер. — А что, Дэвис тогда опять выиграл?

— Наоборот, проиграл. Но бог мой, что это был за матч! Его смотрели все! Спроси любого, где он был во время «Финала в Черном Шаре», и он тебе скажет! — Джереми воодушевленно махнул рукой, позабыв, что держит в ней кружку с пивом, и оно выплеснулось через край.

— В восьмидесятые снукер был повсюду, Скалли, — снизошел до неё, наконец, Малдер. — Включишь телек — и там или турнир, или ток-шоу с участием игроков, изредка еще показывали Маргарет Тэтчер.

— А снукер — чаще! — заржал Джереми. — Слушай, а почему бы нам не съездить в Крусибл?

— Прямо туда? Ты шутишь?

— Ничего подобного, я знаю одного парня, который устроит вам билеты на финальный матч. Малдер, когда ты возвращаешься в Англию столько лет спустя под Банковские каникулы, ты не смеешь упускать такую возможность!

Скалли поразмыслила, не стоит ли ей тоже вставить пару слов. К примеру, потребовать объяснить, что, черт подери, происходит, и куда это их приглашают, но напарник со своим приятелем благополучно утонули в воспоминаниях, а для того, чтобы их оттуда достать, понадобился бы как минимум бульдозер.

Вздохнув, она снова перевела взгляд на экран. Там давешний игрок уже был не один, а обменивался ударами с соперником — вот тот был натуральный красавчик, голубоглазый блондин лет двадцати с небольшим. И он как раз выцеливал красный шар с другого борта. Удар — промах. Правда, белый остался где-то у борта, и Скалли с трудом представляла, как оттуда можно играть.

Её обманул телевизионный ракурс, поняла она через пару секунд, когда игрок постарше уверенно прицелился и забил. На столе были еще красные и цветные, но зрители у стойки взвыли, публика в зале зааплодировала, а игроки пожали друг другу руки.

Занятно, решила Скалли, допивая пиво. Надеюсь, Малдеру не придет в голову никуда ехать.

*

Увы, то, что они больше не служили в ФБР, ничего не изменило, думала она утром следующего дня, сонно разглядывая пробегающий за окном поезда пейзаж. Малдер опять потащил её за собой! Хотя, в отличие от американской глуши, куда их то и дело забрасывали расследования, Шеффилд — город красивый, старинный и интересный, и поездка на финал чемпионата мира отличается от очередной погони за призраками. Ей очень хотелось в это верить.

— До Шеффилда всего два часа, — извиняющимся тоном пробормотал Малдер. — Как поселимся, можно будет поспать перед матчем. Вот увидишь, тебе понравится.

— Если нет, я тебя убью, — Скалли устроилась поудобнее у него на плече.

Театр Крусибл, где, как объяснил Малдер, уже четверть века играли чемпионат мира по снукеру, оказался недалеко от их отеля («Эдкинс, как ты умудрился найти там свободный номер в это время?» — «Знаю одного парня, который помог»). Немного пройти пешком, и за поворотом налево появляется квадратная коробка из бетона и стекла, типичный образчик архитектуры конца семидесятых, будто специально по контрасту с вычурным зданием по соседству. Правда, театрами были оба: Крусибл и Лицеум смотрели друг на друга.

Людей было уже полно: местные жители и туристы, болельщики и зеваки, кто-то болтал по телефону, кто-то фотографировался, большинство ожидало начала представления. Символично, подумала Скалли, что турнир проходит именно в театре, ведь что это, как не драма с высочайшим эмоциональным накалом? Правда, попробуй пересказать события турнира — и готов заштампованный сверх всякой меры сценарий, от которого будет крутить носом любой искушенный зритель, но, то ли у реальности совершенно нет вкуса, то ли все дело в том, что в спорте все на самом деле, это не клише, а плоть и кровь…