– Чего нужно? – осведомился ремонтник, прожевав очередной кусок.

– Ключ от сорок пятой квартиры, – как можно тверже произнес Ивар.

– А ты кто им будешь? – без всякого любопытства спросил ремонтник.

– Я сын господина Бьёрна, – холодно ответствовал Ивар, вдруг ощутивший свое превосходство над двумя пролами, – приехал к родителям.

– Гляди-ка, и в самом деле приехал, – неизвестно чему радуясь, визгливо вскрикнул младший сантехник и тут же осекся под гнетущим взглядом старшего.

– Приехал-таки, – задумчиво повторил старший, глядя на Ивара так, словно только что впервые увидел его.

– Ладно, держи свои ключи, – решил наконец он, – пользуйся.

И после краткой паузы добавил:

– Только зря ты сюда приехал. Тебе что, там плохо было?

– Меня отец пригласил, – возразил Ивар, несколько озадаченный осведомленностью сантехника.

– А хотя бы и отец, какое тебе до него дело, – зло усмехнулся ремонтник. – Мало ли все мы от своих отцов отрекались.

Ивару хотелось разорваться в крике, возражая ему, но, взглянув на искаженное гневом лицо, он почувствовал странный покой.

– А вот это каждый по своему выбору, – едва разжимая губы, произнес он. И, зажав в кулаке правой руки ключ, неспешно вышел из комнаты.

– Иди-иди, только забудь про своих отца и мать, – обрывки фраз, словно рычание побитого зверя, не желающего признать себя побежденным, неслись ему вслед. – Нет их больше у тебя, можешь и не искать. Я их только что съел за обедом. И вообще, катись отсюда пока не поздно.

Ивар шел, никак не реагируя на эти выкрики, и даже не осознавая их. Он и не мог этого сделать, даже если бы и хотел. К нему вернулся фрагмент его сна.

– Ты слишком долго бродил, – желчно заметила Марго, когда он молча протянул ей ключ. Комментария не последовало, и она решительным движением открыла входную дверь. Из крошечного коридорчика мощно ударил в нос безликий и могущественный запах стерильной чистоты. Все вещи были с идеальной аккуратностью расставлены по местам, словно это было не жилое помещение, а музей, куда изредка приводят случайных посетителей, строжайше предупреждая на входе, что ничего трогать руками нельзя. И никаких признаков ремонта. Казалось, обитатели квартиры однажды покинули ее, точнее растворились в воздухе, а затем ее посетило нечто и превратило в соответствии со своим уродливым вкусом в мертвое совершенство. «Может быть, именно это и называется на их языке ремонтом», – несколько растерянно подумала Марго. И тут в ее уши вонзился отчаянный вопль Ивара:

– Бумаги!

Марго еще окинула взглядом блиставшую совершенной чистотой квартиру и поняла, чего так мучительно в ней не хватает. Хотя господин Бьёрн и госпожа Гудрун отличались известным пристрастием к порядку, на всех столах с неизменным постоянством в понятной лишь хозяевам хаотичной бессистемности были разложены книги и записи. Сейчас же все до единой книги были заточены в шкаф, бумаги попросту исчезли. Во всей квартире не осталось даже маленького клочка исписанной бумаги.

– Чудненько они здесь все отремонтировали, – придя в себя, со свойственным ей неподражаемым сарказмом прокомментировала Марго.

– Посмотри-ка хорошенько: не осталось ли чего-нибудь, – добавила она другим тоном. Глядя, как Ивар беспомощно мечется из угла в угол, она в который раз с удивлением спрашивала себя: неужели этот человек хоть изредка бывает другим. «Ай, какая чепуха случается в нашей жизни, – думала она, – какая чепуха, всегда-то мы приезжаем слишком поздно».

– Да не суетись ты, – почти спокойно бросила она Ивару. – Прими все просто как есть.

– Ты… ты понимаешь, что ты сейчас говоришь? – голосом Ивар изображал гнев, но на Марго старался не смотреть и вертел перед собой руки, которые ему явно некуда было деть.

– Я всегда понимаю, что говорю, – в ее голосе звучала снисходительная дружелюбность. – А ты?

Ивар не ответил. Он опять видел другое; это было очень удобное, но весьма опасное свойство.

Во входную дверь настойчиво барабанили. Марго догадалась об этом лишь тогда, когда стук повторился в третий раз. Там такое просто было невозможно: для чего же в таком случае звонки и двери с сигнализацией. Однако господин Бьёрн не признавал подобных нововведений: с упрямым консерватизмом, не часто встречающимся даже у людей его поколения, предпочитал громкий стук в дверь нежной трели звонка, а письма – телефонным разговорам. И, вероятно, был бы чрезвычайно удивлен, если бы кто-то сказал ему, что своим никчемным упорством он доставляет неудобство другим людям. Однако никто не сказал ему этого.

«Если это Франсуаза, – обреченно подумала Марго, направляясь к двери, – то я просто убью ее». Мысль была столь же нелепа, как пришествие марсиан: ну откуда Франсуаза могла узнать об их приезде, а если бы и узнала, разве пришла бы она, зная, что Марго тоже дома, а если бы пришла, то зачем?.. На этом рассуждении Марго резким движением широко распахнула дверь и увидела не Франсуазу (Бог ее миловал!) и не Ингу (чего в принципе тоже можно было ожидать), а всего-навсего Мелани, круглолицую полную самодовольной и самодостаточной силы особу, как ехидно отмечал Ивар, весьма неопределенного пола. Замечание было злым, но не лишенным оснований: Мелани обладала чертовски грубо скроенной фигурой, что являлось для нее предметом особой гордости. И сейчас, стоя в проеме двери и глядя прямо перед собой ничего не выражающими цвета крыжовника глазами, она медленно выговаривала какую-то деревянную фразу, страшно гордая тем, что умеет говорить, а также тем, что представляет официальную власть собственной персоной.

– Нам хотелось бы также узнать, что граждане Ивар и Марго делают в чужой квартире, – вдруг услышала Марго голос Мелани, похожий на речь робота, которого она видела в прошлом году на выставке. Это была уже середина фразы; вступительная официальная часть не коснулась сознания Марго. Однако ответить она не успела.

– Это дом моих родителей, – выкрикнул Ивар. – Почему я не могу находиться в нем?

– Возражение не по существу вопроса, – равнодушно отмела его довод Мелани. («Словно муху прихлопнула», – восхищенно подумала Марго.) – Родственные отношения не играют никакой роли. Вы находитесь в пределах чужой собственности, не имея на то никаких оснований.

– Марго, можно я ее просто выкину, – сердито прошипел Ивар, от обиды почувствовав себя весьма сильным.

– Нельзя, – отрезала Марго. – Вот встретишь ее в нерабочее время, тогда делай с ней, что хочешь. А сейчас она при исполнении.

– Попрошу не оскорблять, – автоматически отреагировала Мелани.

– Хорошо, мы предоставим вам необходимые разъяснения, только дайте нам время прийти в себя после длинной дороги, – голос Марго стал деловито-успокаивающим, и Мелани откликнулась на его зов.

– Завтра в 9 утра у меня в офисе, – огромные глазищи ее хищно блеснули. Это был первый всплеск человеческого чувства за все время разговора.

«Они полагают, что до завтрашнего утра мы все равно ничего не успеем», – одновременно сообразили Ивар и Марго. За время совместной жизни им нередко приходили в голову одинаковые мысли. Правда, потом частенько оказывалось, что они имели в виду не совсем одно и то же.

– Значит, теперь и такое возможно? – резко спросила Марго. Человек, сидевший напротив, нервно поежился. Вопрос этот сам по себе был весьма неприличен: его не стоило задавать вообще, а тем более неприятно услышать его от человека, приехавшего оттуда. Все они, хотя бы год прожившие там, начинают воображать себя обитателями иного мира. И приехав сюда, первым делом принимаются приставать к здешним жителям, никогда никуда не уезжавшим, с совершенно дикими вопросами о вещах привычных и потому естественных. Впрочем, собеседник Марго как раз был человеком, побывавшем в заграницей, но не захотевшим остаться там насовсем. «Здесь я известная фигура, – говорил он как бы в свое оправдание, – а там придется снова стать начинающим». Марго понимала и не понимала его. Сама она лишь потому чего-то добилась в своей жизни, что регулярно становилась начинающей.