ГЛАВА 6. Неразглашенное дело – «Смертельное стрекотание цикад»
Мрак скрывал его лицо, слабое лунное сияние отражало лишь силуэт, снующий по ночному кладбищу. Он перемещался тихо и только полы длинной сутаны заставляли шуршать опалую листву. Дыхание было тяжелым, как у обычного человека, но сквозь него прорезались нотки рычания – как у хищного зверя. Промозглый воздух старинного кладбища, холод каменных изваяний, обступивших ночного странника по обе стороны, лишь усиливал мрачную атмосферу. Путник остановился, луна спряталась за редким ковром облаков и что-то насторожило пришедшего сюда. Тишина становилась удручающей, будто прятала еще одно существо, находящееся неподалеку. Кто бы то ни был, он явно не принадлежал миру живых, но и не ушел в мир мертвых. Странник все медлил, прислушиваясь; затаив дыхание, не шевелясь. Он ощутил только шмыгнувший мимо ветер, что потрепал его сутану, но ни деревья, ни листва не шелохнулись. Существо, проскочившее мимо него, оказалось всего в паре шагов. Позади слышалось хриплое рычание, сдавливаемое, но ощутимое легким колыханием засохшей поросли. Странник все еще не отважился оглянуться, будто предчувствуя беду. Но потом он сделал резкий выпад, и судорожный вопль разорвал мертвую тишину округи…
А потом я оторвалась от жутких строк, словно вынырнула из кошмара и прислушалась:
– …Как говорилось раньше, мадам Кансин была убита при весьма странных обстоятельствах, но в этом замешана ее семья. Родная мать долгое время прятала в надежном убежище сумасшедшего, который превосходно разбирался в механике, а еще он создал жидкость, способную эти самые механизмы заводить с помощью магии. Вот только они действовали не во благо, нет, они причиняли вред. И боюсь, что бедная женщина стала первой их жертвой. Увы, подозреваемого мы допросить не можем, поскольку он учинил акт самоубийства, чуть не погубив своего сына, которого долгое время не признавал, и меня. Но нам удалось спастись и надежно перекрыть вход в подземелье. Далее, я отчитался в проведенном расследовании сэру Монтейну и передал все показания и улики. В дальнейшем, констеблями нашего участка было проведено расследование сгоревшего дома и найден тот самый люк…
– Стойте!!! Стойте! А вы не могли вернуться и попытаться спасти подозреваемого, потому что, в таком случае, у нас нет достоверных сведений, кроме ваших слов? – запротестовал кто-то из слушателей, перебив молодого сыщика, мосье Гланж запнулся на пол слове, гневно взирая на оппонента. Было даже странно слушать этого человека, напялившего на себя слишком тугой фрак, отчего его лицо вскоре стало схожим со спелым помидором, но именно этот господин более всех оспаривал отчет сыщика. Как это, вернуться и спасти? А если этот человек намеренно хотел всех погубить, разве мы не вправе спасать свою жизнь? Но с его утверждением соглашались еще несколько членов коллегии, слушающие доклад. Да уж, не зря же их в народе прозвали «индюками» за их напыщенность и недальновидность, и за умение постоянно все опротестовывать. На самом деле этот человек был комиссаром, которых мой дядюшка – король Луи-Филиппо Красивый – поставил во главе городской полиции, чтобы они докладывали его первому министру обо всех делах, связанных с громким расследованием. А поскольку мосье Гланж стал опротестовывать забытое дело, которое связывало с Отравителем, была создана коллегия, которая сейчас слушала доклад молодого сыщика. Тяжело пробиваться сквозь эти тугие умы, не способные соотнести предоставленные факты, поэтому оратор так нервно сминал листки, пытаясь не показывать своего гнева, потому что, тогда все его труды могли запросто оспорить. Сэр Монтейн был старшим комиссаром, он получил намедни все предоставленные свидетелями записи, но не спешил вмешиваться в глупый спор, что-то обсуждая со своими коллегами. Даже меня начал переполнять гнев, поскольку от мнения этого человека зависела дальнейшая служебная карьера Персиваля, поскольку молодой сыщик отлучался из участка, и его сюрейтор доложил об этом коллегии. Я начала переживать за моего напарника, пусть обо мне нигде не упоминалось, чтобы не бросить ни малейшей тени и не вызвать гнев мадмуазель Палэтт, но я так хотела сейчас выступить перед этими индюками. К слову, моя тоже была на этом заседании, взяв и меня с собой. Ей полагалось быть, как участковому целителю-криминалисту. Мы обе сидели поодаль, не мешая мужчинам обсуждать их дела. И пусть наш король всячески одобрял инициативу женщин поступать на службу в интересах королевства, но не редко его подопечные скрыто возмущались и не допускали дам на такие вот собрания.
– Как видишь, – заметила она, когда наступила неожиданная пауза, – знакомый нам сыщик попал впросак, нарушая устав службы в полиции. И если сейчас созданная коллегия сочтет его непослушание дерзостью, это будет стоить ему карьеры. Насколько мне известно, сэр Монтейн не допускает на своих участках дезертиров и прогульщиков.
– Но ведь мосье Гланж действовал в интересах следствия, что плохого в том, что он раскрыл давнее преступление и убийца понес наказание? – я не понимала, почему мадмуазель Палэтт так плохо отзывается о Персивале, но видно, как она злорадно поглядывала на обеспокоенного сыщика, когда третий из комиссаров задавал ему глупые вопросы. Надо отметить, что его выдержка достойна уважения, даже тембр голоса ни разу не изменился, когда мой знакомый отвечал уполномоченному господину.
– Он ослушался приказа, действовал самолично, никого не поставив в известность. Если бы его постигла гибель, мы бы имели сейчас проблемы с министром короля, потому что каждый сыщик подведомствен государю. А посему, я бы на месте сэра Монтейна его лишила чина или отозвала от дел на некоторое время.
– Жаль, что достойные храбрецы получают вместо почета нагоняй… – молвила я, и больше мне не хотелось говорить с этой женщиной, наставница слишком резко отзывалась о мосье Гланже. Вскоре коллегия завершила расспросы, главный комиссар провозгласил, что подумает относительно дела молодого сыщика и напишет сюрвейтору. Наше небольшое собрание можно было считать оконченным, мы с мадмуазель Палэтт встали и отошли в сторонку, чтобы эти важные «индюки» не зацепились за нас взглядом. Они прошли, иногда высказывая друг другу какие-то замечания, но по сути, то была пустая болтовня. Я проводила их негодующим взглядом, хотелось бы увидеть комиссариат на аудиенции у короля, когда они не ведут себя, словно «единственные вершители судеб».
Мадмуазель Палэтт ненадолго отвлеклась, подойдя к одному из странных личностей, к сожалению, я не знала никого из участка, кроме мосье Гланжа, поэтому этот немолодой господин, облаченный в темно-синий мундир, меня нисколько не заинтересовал, чего не скажешь о моем друге, который утомленно шел к себе, все еще сминая исписанные листки. Так я могла хоть немного с ним поговорить. С начала собрания Персиваль меня не видел, а теперь был даже рад встретить, хотя до этого его лицо выражало усталость и нетерпение.
– Я верю в ваше начинание, мосье Гланж, – тихонько уверила я сыщика, когда он проходил рядышком, а моя наставница увлеклась беседой с тем господином.
– Они не понимают, что исключив дело мадам Кансин, мы получили достаточно ясную картину того, что Отравитель убивает одних лишь представителей мужского пола, а это зацепка, которая постепенно выведет всю полицию Ганжана из тупика. Но им обязательно нужно было, чтобы мои слова хоть кем-то подтвердились.
– Неужели показания Карла Бюффона не достаточно правдивы?
– Нет, потому что у меня нет его показаний, наш общий знакомый исчез из поля зрения полиции, как только мы с ним распрощались у наследованного им дома, и больше не объявлялся. А ваше имя я не посмел вписывать, потому что вы тогда бы обязательно имели неприятный разговор с вашей наставницей, пришлось мне оперировать лишь моими заметками, – мне стало жаль моего друга, он деликатно выгородил меня из намечающейся волокиты, а себя отдал этим «индюкам» на растерзание. Хотелось как-то вмешаться и помочь Персивалю, но ведь если меня вышвырнут из участка, по ходатайству мадмуазель Палэтт, я не смогу никому уже помогать. Будем надеяться на лучший исход, что все же комиссары окажутся заинтересованными подвинуть расследование Отравителя с мертвой точки.
