========== Глава 1 ==========

— Опишите природу вашей веры, которая является основой вашего требования.

— Как, когда, от кого или из какого источника вы почерпнули веру, которая является основой вашего требования?

— Опишите свои поступки и поведение, которые, по вашему мнению, наиболее точно демонстрируют последовательность и глубину ваших религиозных убеждений.

— Подробно опишите постулаты или официальные заявления религиозной организации, которые относятся к участию в войне.

***

— Ваша форма ССС150 заполнена… очень детально.

Чарльз только кивнул.

— Немногие могут цитировать Св. Августина на латыни.

— Я предоставил перевод.

Он знал, что его ответы были излишне развернутыми, знал на протяжении всего времени, что писал. И надеялся, что это не будут рассматривать как демонстрацию превосходства. Но он хотел рассказать о своем понимании мира, а по этому вопросу это было не так просто сделать.

— Ваши объяснения… скажу только, это очевидно, что вы не один из тех трусов. Из тех, кто решил стать пацифистом только тогда, когда вытащил низкий номер*, — его главный интервьюер сдвинул очки в роговой оправе на кончик носа своим коренастым пальцем. Чарльз не ответил на это сравнение с другими отказниками — он здесь чтобы обсуждать свой случай, а не чей-то еще. Эрик снова и снова напоминал ему об этом во время завтрака. Ради Эрика он будет, по меньшей мере, придерживаться поставленных вопросов.

Он сидел на складном стуле в большой комнате, которая все равно, каким-то образом казалась душной. Перед ним, за длинным металлическим столом с пластиковой столешницей, сидело трое мужчин средних лет, чьи лица не выражали ни презрения, ни сочувствия. С таким же успехом они могли обсуждать, какой сорт бетона лучше использовать при строительстве.

— Вы не считаете, что мы несем ответственность за защиту свободы? За то, чтобы сделать мир лучше? — спросил другой интервьюер.

— Говорить об идеальном мире… считать, что это в нашей власти, что это вообще подвластно смертным, если только мы поработаем над этим… это опасная позиция, — сказал Чарльз. — Я с ней не согласен. Я считаю, что Соединенные Штаты не должны навязывать свои доктрины другим нациям.

— Советы навязывают свои доктрины Северному Вьетнаму. Дергают марионеток за ниточки, уж поверьте. И, я полагаю, вы не против этого.

Чарльз покачал головой.

— Я осуждаю это так же сильно. Однако, меня не призывают служить в армию Северного Вьетнама.

Более сердитый мужчина — тот, что сидел слева — наклонился вперед.

— И что бы вы делали, если бы коммунисты захватили Нью-Йорк? Сидели бы сложа руки?

— Нет. Пацифизм — это не то же самое, что капитуляция. Я мог бы участвовать в пассивном сопротивлении. Мог бы организовывать протесты, например. Мог бы тайно способствовать остановке заводов, от продукции которых зависят оккупанты. Искать пути, чтобы подорвать боевой дух врага. Существует бесчисленное множество способов сопротивляться без насилия, и сопротивляться эффективно, — он уже использовал этот аргумент против Эрика в споре, вдохновленном бутылкой вина и эпизодом «Стар Трека». Той поздней ночью все это было лишь теорией.

По-видимому, это не произвело никакого впечатления на сердитого мужчину.

— То есть, свою непорочность и совесть вы считаете более важной, чем жизни других людей.

— Я отказываюсь участвовать в военных действиях не потому, что они оскорбляют мои нежные чувства. Я отказываюсь, потому что это аморально. Христиане всегда должны стремиться к исцелению и примирению. Мы должны действовать исходя из любви ко всем.

Он бы с радостью забрал свои слова назад, хоть они и были правдой. Без сомнения, трое мужчин за столом считали себя хорошими христианами. Чарльз пытался не осуждать тех, кто доказывал это способами, к которым он сам не чувствовал призвания.

И, пожалуй, благоразумно было бы не раздражать призывную комиссию.

Центральный мужчина, который, по крайней мере, не считал Чарльза трусом, сложил руки.

— Вы меня простите, но… считать, что все зло в мире можно победить хорошими мыслями и благими намерениями… это наивно, разве нет?

Чарльз глубоко вдохнул.

— Грех неизбежен. Зло неизбежно. Это часть человеческого существования. Но мы не должны отвечать злом на зло, — Чарльз вытянул руки так, будто мог взвесить эти утверждения как золото в своих ладонях. — Есть учение о грехе, но также есть учение о благодати. Человечество развращено грехом, но освещено Божьей благодатью. И наш долг на земле — воплотить эту благодать в жизнь. Мы не должны отвечать на зло, приумножая его. Мы должны отвечать, преодолевая его.

— Так вы готовы помогать своим братьям, — сказал один из мужчин.

— Всегда. Но я не готов убивать их.

Глаза сердитого мужчины блеснули, и он спросил:

— Вы считаете, что Христос помогает мирным жителям, но отказывает в помощи солдатам?

— Конечно, нет. Божья благодать не имеет границ.

Чарльз знал, что будет значить его ответ. Но он все равно должен был сказать, потому что это было правдой.

— Для нее нет исключений, — закончил он тихо.

***

Когда он приехал домой, то не стал заезжать в гараж, а вместо этого припарковался далеко на подъездной дороге и остаток пути прошел пешком. Лед хрустел между гравием, воздух остро жалил кожу. Чарльз посмотрел вверх на серое небо, низкое и тяжелое от снега. Он надеялся, что холодный воздух успокоит его. Но затем он дошел до входной двери и открыл ее. Свет, тепло, рождественская елка, которую они еще не убрали, и веселое рычание заставили его улыбаться, несмотря ни на что.

— Я поймаю тебя, — Эрик полз по полу на четвереньках, его пальцы были загнуты, будто это были когти.

Его жертва хихикала в ответ.

— Я поймаю тебя первая! — крикнув это, Джин бросилась на Эрика. Он тут же поборол ее, но сделал вид, что у нее получилось очень хорошее представление. И хотя Эрик продолжал рычать, играя с дочерью, в его улыбке было больше радости, чем Чарльз надеялся когда-либо увидеть.

Сейчас трудно было поверить, что когда-то Эрик был против удочерения Джин. Но порой Чарльз думал, что для Эрика солнце встает и садится ради этого ребенка.

Джин заметила его со своего места на полу.

— Папочка! — она моментально отскочила от Эрика, чья улыбка исчезла, когда он поднялся на колени. — Поиграй в медведей с нами!

Он хотел этого так сильно, просто бросить все и дурачиться с их малышкой, но оттягивать разговор с Эриком и дальше было бы жестоко. Подхватив Джин на руки, он крепко поцеловал ее в лоб и сказал:

— Мы поиграем в медведей после ужина. Разве ты не собиралась раскрасить несколько картинок для меня сегодня? Я хочу на них посмотреть. Давай, сбегай за ними, пока я поговорю с дядей Эриком.

Она нахмурилась, упрямо, как и любой ребенок, который отлично понимает, что только что услышал просто предлог. Но Джин понимала все не по годам, иногда так, будто могла видеть его чувства так же четко, как и он иногда мог видеть ее. Без дальнейших протестов, она позволила поставить себя на пол и побежала в сторону комнаты в задней части дома, которая была когда-то кабинетом его матери, а теперь — местом, где в большей или меньшей мере хранились мелки и игрушки Джин.

Эрик поднялся с пола, его волосы были растрепаны, а черная водолазка перекошена после игры.

— Ну что? Как все прошло? Они поверили тебе?

— Они поверили мне…

— Слава Богу, — сказал Эрик, и это не было пустым восклицанием. Он взял лицо Чарльза в свои руки. — Я не был так напуган с того времени, как был ребенком.

Учитывая, каким было детство Эрика, Чарльз отлично понимал, что это значит. От Эрика исходило такое облегчение, но он должен был объясниться до конца.

— Эрик, они классифицировали меня как I-А-О, — он накрыл руки Эрика своими, желая передать ему стойкости через это прикосновение.

— … что это значит?

— Они не пошлют меня воевать, но… я признан пригодным к не боевой службе.