========== Глава 1: Часть I ==========
Это видно по губам, понятно без звука, он входит без стука.
И, не оставляя шрам, въедается в душу…
Никогда ранее я не задумывалась о том, что останусь одна. У меня была интересная, насыщенная жизнь, семья, друзья, даже горячий парень, от которого сходили с ума все школьницы.
Я жила, не задумываясь о будущем, наслаждаясь сегодняшним и ежесекундно забывая прошлое, конечно же кроме тех моментов, которые хотелось бы отложить в дальний кармашек памяти и доставать иногда, чтобы еще раз освежить в памяти. Таких моментов было много, пока не наступило черное время.
Тогда я еще была сопливым подростком, думающим о разного рода глупостях вроде модных шмоток и красивой помады; тогда еще не были в моде разноцветные блестки и туши с тройным эффектом, а девушки носили с собой в больших, школьных портфелях учебники под запись из центральной сеульской библиотеки. Жизнь делилась на три периода: дома, в школе и на прогулке с друзьями.
Самое грустное - это то, что я видела, как разрушилась моя жизнь.
Представьте себе возвращающуюся домой радостную девочку, предвкушающую рассказ родителям о том, как ее похвалил учитель в школе за отличные отметки и старания в учёбе. Она шла, измеряя широким шагом узкие улочки, спускающиеся по горе, на которой были расположены дома, и напевала веселую мелодию из утреннего мультика, что успела посмотреть перед выходом.
Едва свернув за угол, отделяющий ее от дома, она ощутила, как ее покой рассыпается в пепел.
У дома стояли полицейские и несколько людей в гражданском. Двери открыты настежь, а у порога лежит зарезанная кошка, которая еще утром ластилась к ней, легонько щекоча кожу своими тонкими усиками. Ее черный мех был залит темной кровью, успевшей присохнуть под распеченным солнцем.
Люди увидели ее сразу, оторопелую, молча схватили под руки и поставили на немеющие ноги перед детективами с вопросами, которые тут же градом осыпались на ее шокированное сознание.
Вам, наверное, стало бы жаль эту девочку? Мне тоже очень жаль ее, а, стало быть, себя. Если бы в тот момент я не стояла истуканом, хватая ртом воздух, не в силах проглотить ставший в горле ком, а сказала бы, что ничего не знаю, то, возможно, меня не стали бы таскать по разным отделениям, допрашивая и пытаясь узнать то, о чем я не имела ни малейшего понятия.
Осознание, что их нет, пришло поздно ночью. Лежа в уже согретой мною кровати между голых, серых стен приюта, я рассматривала растрескавшуюся краску, покрывающую ветвистыми узорами всю поверхность оградившей меня от остальных комнат. Они закрыли меня, зная, что это произойдет. Спрятали от других детей, догадываясь, что в порыве горя я могла бы кого-нибудь придушить. Нет, я не была сумасшедшей, но поглотившее меня внутреннее сокрушение подталкивало учинить месть, если не кому-то, то самой себе.
И они были правы. В какой-то момент я была решительно настроена покончить с собой, как только избавлюсь от этих удушающих стен. А до этого мне ничего не оставалось, кроме как обхватить себя за коленки, утыкаясь в них лицом, и рыдать, рыдать, рыдать… Сначала тихо, потом срываясь на обезумевшие крики. Я царапала свои плечи отросшими ногтями, оставляя глубокие раны, размазывая проступающую кровь.
Повсюду было тихо, как будто все, кто находился по ту сторону стены, замерли в своих кроватях, скрутившись в клубок и боясь, что неуравновешенной мне хватит сил выбить дверь и убить кого-нибудь. Словно я была не испуганной сиротой, а сумасшедшей, упавшей в бездну отчаянья, из которой нет выхода никому.
Меня продержали в изоляторе несколько дней, во всяком случае пока я не стала адекватно отвечать на вопросы, задаваемые мне воспитателями приюта. Они приносили мне поесть три раза в день, меняли железный горшок для нужд и кипятили воду, чтобы я могла умыться, при этом боязливо поглядывая на мое безвольно лежащее на кровати тело, все еще побаиваясь нападения с моей стороны.
Но мне было все равно. После безликой скорби меня одолело безразличие. Я хотела просто лежать овощем, не думая ни о чем. Забыла о друзьях, парне и даже об убитой кошке, которую, скорее всего, так никто и не уберет с нашего порога, пока та полностью не разложится под испепеляющими лучами света.
Мне казалось, это не закончится никогда, но я ошибалась.
Однажды, проснувшись утром, неожиданно для самой себя я попросила воспитателя вывести меня на улицу. Сказала, что соскучилась по дневному свету и что в толстых стенах здания просто задыхаюсь.
Посовещавшись между собой, они решили, что я больше не представляю опасности ни для них, ни для себя самой, и позволили мне вернуться к людям.
Первое время было очень тяжело, и я постоянно задавалась вопросом: почему они живы, а мои родители нет? Мне было безразлично, что они такие же как я, лишенные домашнего крова и родственников, такие же одинокие, застрявшие в этом грязном, потрепанном временем месте.
Такой эгоистичной я была. Но и это прошло. Спустя месяцы, а затем годы я покинула место, ставшее мне своеобразной тюрьмой. Но и от него был толк, вся моя грусть, кручина, тоска остались в этих стенах, они не следовали за мной, предпочитая породнившееся им место и отказываясь от кусочка моей души, кармашек которой был плотно запечатан, скрывая пепел прошлого, о котором я снова должна была забыть.
Оказавшись на свободе, я нашла себе жилье, где не требовалась предоплата, убеждая себя в том, что так же ловко найду работу и к концу месяца покрою все расходы. Из приюта нас отпустили не с пустыми руками, выдавая по тридцать тысяч вон каждому. Конечно же, за эти деньги мало что купишь, но на ужин уже есть чем заполнить желудок.
Оказавшись среди пустой комнаты, я опустилась на пол, подперев ржавую батарею, и просидела так несколько часов подряд, прислушиваясь к матерной ругани хозяйки на не успевших оплатить жилье.
Постепенно другие звуки заполнили мое пространство, разделяясь на играющий где-то в доме музыкальный центр, брань влюбленной парочки из соседней комнаты и лающую на улице собаку. С каждой минутой я чувствовала, что оживаю, а сердце снова бьется, потому что время сделало свое дело, оно заживило мои раны.
***
Первые два года я держалась отлично. Сначала устроилась на работу в магазине мультимедиа, просматривая различные фильмы в свободное от покупателей время, а затем советуя посетителям, что лучше посмотреть. Мне нравилась моя работа, я много улыбалась, много общалась, крутилась, словно белка в колесе, забывая о проблемах и неоплаченных счетах за воду и электричество.
Я даже приобрела кошку, только не черную, а с рыжей шерсткой, плавно перетекающей со спины в белоснежный живот. Ее лапки украшали молочные вкрапины, как если бы умелый художник кистью разбрызгал по ним краску. Бон сразу привыкла ко мне: такая же, лишенная дома, оторванная от материнской груди она прижималась ко мне по ночам, доверчиво отдавая свое тепло.
В этом мире эта кошка была единственным родным мне существом.
Так было, пока я не встретила мужчину, которого, казалось бы, не разлюблю никогда в жизни. Он был одним из покупателей, все чаще и чаще заглядывавших в наш магазинчик. Этот человек владел обворожительной улыбкой и длинными смолянистыми волосами, достающими до плеч. Он напоминал романтика, и не хватало разве что только гитары, которую он постоянно забывал дома, обещая однажды сыграть мне одну из собственно сочинённых песен. Позже он пригласил меня на прогулку, а когда получил мое согласие, подхватил на руки, кружа в воздухе, и я чувствовала себя самой нужной и любимой девушкой на земле. Влюбилась как подросток, освежив давно застывшие в груди чувства.
Я совсем не помнила, как выглядел мой школьный парень, с которым даже ни разу не целовалась, поэтому сочла свою новую любовь за первую или же ту, которую никогда не забыть.
Я была молода и верила, что все будет хорошо, следует просто немножечко подождать. Возможно, он женится на мне и заберет из этого богом забытого места. Увезет куда-нибудь в местность посолиднее, и мы заживем как влюбленная, счастливая пара.
