Через 15 минут я позвонил и получил распоряжение прибыть в штаб ВДВ. До штаба добирался долго и нудно. Везде пробки, объезды. Когда наконец прибыл, командующий меня не принял. Подколзин передал его приказ: " Поскольку другой заместитель командующего ВДВ генерал-майор Чиндаров встретил и вывел батальон на Калининский проспект, вам надлежит вернуться к зданию Верховного Совета РСФСР, найти батальон и выполнять поставленную задачу по охране здания".
Я вернулся на Калининский проспект-батальона не было, хотя там его трудно потерять. Пришлось выписывать круги по близлежащим улицам и переулкам в поисках подразделения. Нашел его на какой-то стройке метрах в 300-х юго-восточнее Верховного Совета РСФСР. Батальон, как в свое время казаки-запорожцы обставляли свой бивак повозками, был обставлен развернутыми в разные стороны БМД. В центре этого относительно небольшого пространства стояли построенные в линию ротных колонн люди, механики-водители находились при машинах. Кругом громоздились кучи строительного мусора, огромные П-образные конструкции. На лицах офицеров и солдат читал растерянность и полнейшее непонимание того, что происходит. Вокруг батальона бушевала уже знакомая мне толпа. Солдат стыдили, офицеров увещевали. Чем больше стыдили и увещевали, тем большая растерянность растекалась по их лицам. Поэтому, когда я появился в батальоне, все вздохнули с облегчением: "Генерал сейчас все расскажет, все станет ясно." Но я-то и сам ни черта не знал! Надо было что-то делать. Взобравшись на бетонный блок, я приковал к себе взоры всей толпы. Были они все без исключения настороженные, местами ненавидящие. Я произнес краткую трехминутную речь, суть которой сводилась к тому, что батальон прибыл для взятия под охрану Верховного Совета РСФСР, обстановка неясная, задача уточняется, но армия есть детище народа и стрелять в народ не собирается. Попросил успокоиться и не накалять обстановку без нужды. На вопросы отвечать отказался.
Нечего мне было на них отвечать. Ощущение унизительного положения, когда я, несмотря на все мои многочисленные попытки, так и не сумел уяснить, что же происходит, не оставляет меня до сих пор. Не теряя времени даром, я отдал указания механикам обслуживать технику, натянуть имеющиеся палатки и задействовать П-образные конструкции для оборудования мест ночлега. Приказал отрыть и оборудовать туалет, выставить парных часовых.
Избавившись от мучительного и непонятного ожидания, услышав знакомые команды, люди взбодрились и энергично принялись за дело. При виде такой мирной картины успокоилась и толпа. Напряжение начало спадать. Я обратился к толпе с просьбой: "Если кто-то вхож в здание Верховного Совета, вызовите ко мне представителя президента или кого угодно, чтобы прояснить обстановку".
Встретился человек, который когда-то служил в ВДВ. Квартира его находилась рядом, и мы пошли к нему звонить. Дозвонился до командующего и, доложив обстановку, получил указание продолжать подготовку к ночлегу, действуя по обстановке. Тоже неплохо, хоть какая-то определенность.
Когда я вернулся к батальону, меня ожидала делегация из пяти человек. Там были В.М. Портнов, А.В. Коржаков и В.И. Рыков. Остальных я не запомнил. Портнов сказал, что меня ожидает Борис Николаевич Ельцин, и пригласил меня проследовать к нему. Я прихватил с собой подполковника Бастанова, и мы пошли. К этому времени на подступах к зданию громоздились многочисленные баррикады, ощетинившиеся арматурой, трубами, досками. Народу поприбавилось-на глаз было тысяч 70-90. Лавируя между баррикадами по только им известным проходам (в колонну по одному), мы добрались до 24-го подъезда, вошли в здание, поднялись на 4-й этаж и проследовали в кабинет государственного советника Ю.В. Скокова.
Началось взаимное прощупывание, на тот момент в кабинете были сам Юрий Владимирович, Портнов, периодически появлялся и исчезал В.И. Рыков из аппарата Скокова. Для начала я попросил рассказать, что же все-таки происходит. Тут я впервые услышал о ГКЧП! И еще о том, что то ли действительно тяжело болен, то ли арестован Горбачев. Принято решение президента РФ и Верховного Совета РСФСР оказать жесткое сопротивление антиконституционному перевороту.
Выслушав состав ГКЧП, я был глубоко поражен одним обстоятельством: какой захват власти могли осуществить эти люди, когда они и так были воплощением власти-вице-президент, премьер-министр, министры обороны, безопасности, внутренних дел? Но я промолчал.
После объяснения Юрий Владимирович угостил меня чаем и, пока я его пил, он отлучился. Вернувшись, сказал, что меня ждет президент. Мы пошли по коридорам здания, куда-то поднялись, куда-то спустились и оказались в приемной. Оттуда без промедления мы попали в кабинет. Президент был в рубашке, на спинке стула висел белый "дипломатический" бронежилет. Протянул руку, поздоровались, предложил мне и Бастанову присесть. Присели. В кабинет вошли кроме нас Скоков, Портнов, Коржаков.
Ельцин спросил:
- С какой задачей вы прибыли? Я доложил:
- Силами парашютно-десантного батальона организовать охрану и оборону здания Верховного Совета. - Президент уточнил:
- По чьему приказу? Я ответил коротко:
- По приказу командующего ВДВ генерал-лейтенанта Грачева.
- От кого охранять и оборонять?
Поскольку мне самому этот вопрос был неясен, я объяснил уклончиво:
- От кого охраняет пост часовой? От любого лица или группы лиц, посягнувшего или посягнувших на целостность поста и личность часового.
Президент ответом удовлетворился. Выразил озабоченность судьбой М.С. Горбачева. Начал меня расспрашивать, как относятся к перевороту Вооруженные Силы. Я четко ответил, что никак, по той причине, что ничего о нем не знают. В ответ на это Ельцин ничего не сказал, но по его виду можно было заметить, что он в известной степени удивлен и даже покороблен. В конце концов Борис Николаевич заявил, что верит мне, как и Грачеву, и не видит оснований препятствовать выполнению приказа о передислокации батальона, сказал, чтобы его пропустили под стены здания. Здесь воспротивился я, сказав, что теоретически все это правильно, а практически неосуществимо. Я уже имел сомнительное удовольствие пререкаться с возбужденно настроенной на волну самопожертвования толпой и, чтобы провести батальон, вижу выход в одном: президенту собрать руководителей защитников баррикад, представив им меня, и определить маршрут следования, поставив задачу на проделывание проходов в баррикадах.
Честно говоря, меня к тому времени занимала одна мысль. Истерия толпы достигла наивысшей точки, люди были предельно возбуждены, не хватало малейшей искры, чтобы грохнул взрыв невиданной силы. Такой искрой могла бы послужить, например, экономная автоматная очередь, которую бы дал любой негодяй, подъехав на "Жигулях" со стороны толпы по батальону или со стороны батальона по толпе. И все! Обвальная ситуация. В такой обстановке уже ничего никому не докажешь и ничего не объяснишь. Горы покойников, я с такими вещами уже сталкивался. Посему всем сердцем стремился под стены, чтобы избежать возможной провокации, так как боевые машины, стоящие в непосредственной близости от здания, ущерба зданию нанести не могут и таким образом вероятность провокации сводилась к нулю. О том, что солдаты и офицеры могут открыть огонь по толпе сознательно, я даже мысли не допускал. Во-первых, потому что солдат, прежде чем нажать спусковой крючок, должен увидеть врага, проникнуться к нему ненавистью, твердо знать, во имя чего он лишает жизни людей и сам рискует положить собственную. Врага среди тех, кто был на баррикадах, я не видел, не видели и они. Там были простые люди, в большинстве своем далеко не шикарно одетые. Во-вторых, солдата в бой бросает сила приказа-его тоже не было. А в-третьих, и это, наверное, самое главное, армия была, есть и будет частью народа. Сегодня солдат служит, завтра-уволился. Сегодня он в рядах батальона-завтра в рядах толпы. Это не наемные ландскнехты, которым глубоко наплевать, в кого стрелять, лишь бы платили.
