© В. Т. Фаритов, 2018

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2018

Пушкин – не просто гениальный поэт, создавший русскую литературу и русский литературный язык. Пушкин – это судьба, путь, по которому еще предстоит долго идти вперед. Как отмечает, например, В. В. Розанов: «Путь, пройденный Пушкиным в его духовном развитии, бесконечно сложен, утомительно длинен. Наше общество – до сих пор Бог весть где бы бродило, может быть, между балладами Жуковского и абсентеизмом Герцена и Чаадаева, если бы из последующих больших русских умов каждый, проходя еще в юности школу Пушкина, не созревал к своим 20-ти годам его 36-летнею, и гениальною 36-летнею, опытностью. И так совершилось, что в его единичном, личном духе Россия созрела, как бы прожив и проработав целое поколение».[1] Но путь Пушкина является судьбоносным не только для России. Пушкин – это судьба для всего человечества. Уже в конце ХХ столетия А. Шнитке скажет: «Пушкин – в центре человеческой души. Как в многомерном кресте встречаются полюса и нет замкнутости – так и в фигурах запредельных, подобных Пушкину, выражено все идущее от человека и все идущее к человеку. Конфликтующие душевные миры примиряются под лучами этого нравственного солнца, все их разногласия меркнут».[2]

Как и Пушкин, Ницше по своей значимости превосходит отдельную, в данном случае, европейскую культуру. Осмысление этого факта мы находим не в самой Европе, где в лице М. Хайдеггера философия Ницше была представлена как всего лишь завершение западной метафизики. Значимость Ницше была понята более глубоко как раз на родине Пушкина: «И Кант, и Гете, и Шопенгауэр, и Вагнер создали гениальные творения. Ницше воссоздал новую породу гения, которую не видывала еще европейская цивилизация. Вот почему своей личностью он открывает новую эру. Анализируя произведения Ницше, мы усматриваем в них все черты гения старого типа; но сквозь эти черты, как сквозь маску, в нем просвечивает и еще что-то, неведомое европейцам. Это «что-то» и есть загадка, которую он предлагает передовым фалангам европейской культуры. И над нашей культурой образ его растет, как образ крылатого Сфинкса. Смерть или воскресение: вот пароль Ницше. Его нельзя миновать: он – это мы в будущем, еще не осознавшие себя».[3] 29 июня 2017 года в Самаре на конференции «Диагностика современности: глобальные вызовы – индивидуальные ответы» профессор В. А. Конев отметил: «Ницше – первый шаг к той культуре, которая грядет в XXI веке».

Важным жизненным обстоятельством, повлиявшим на становление как русского поэта, так и немецкого мыслителя, является обучение в элитарных заведениях закрытого типа. Пушкин получил свое образование в Лицее в Царском Селе, Ницше – в знаменитой Пфорташуле. Оба заведения отличались казарменными порядками: «Лицеисты просыпались в шесть утра под звук колокола, в спешке умывались и, облачившись в учебную форму, состоявшую из синих панталон и синего же редингота с красным воротничком, спускались на общую молитву в зал. Классы начинались в семь утра и продолжались до девяти, затем лицеисты пили чай и отправлялись на прогулку. С десяти часов классы возобновлялись; в полдень лицеисты снова шли на прогулку, в час – на обед. С двух до трех давался урок либо каллиграфии, либо рисования; с трех до пяти – вновь различные занятия. В пять часов чай, в шесть – прогулка, потом – повторение уроков или вспомогательный класс».[4] А вот распорядок Пфорташуле: «Учеников поднимали в четыре часа утра, к пяти им следовало привести себя в порядок; занятия начинались в шесть и продолжались в той или иной форме до полудня. Они возобновлялись в 1.15 пополудни и длились до 15.50. Вечером проводились еще какие-либо занятия; отбой давался в 21.00».[5] В обоих учебных заведения приоритет отдавался гуманитарному знанию и нравственному воспитанию. В Лицее: «Образование предусматривалось общее, без специализации, но с преобладанием гуманитарных наук. «Нравственные науки» должны были стать в Лицее основными».[6] В Пфорте: «Основной интерес Пфорташуле лежал в области греческого языка и латыни и несколько в меньшей степени в сфере немецкой классики. По свидетельству Рихарда Блунка, школа была поистине миром книг: ученики вдыхали воздух не современной Европы, а Древней Греции и Рима, а также Германии времен Гете и Шиллера».[7]

И Пушкин и Ницше будут до последних своих дней обращаться к школьным годам как истоку их жизненного пути. Дальнейшая судьба окажется не столь благоприятной для двух величайших гениев человечества. Оба будут вести жизнь «изгнанников, скитальцев и поэтов» (М. Волошин). Значительную часть жизни Пушкин проведет во всевозможных ссылках. Лишь под конец он достигнет берега: женится, получит покровительство императора и перспективы карьерного роста. Но это и будет началом конца, за которым последует гибель. Ницше двадцати четырех лет от роду получит место профессора в Базеле, но через семь лет оставит преподавание и до умопомрачения в 1889 году будет скитаться по различным городам Германии, Италии и Швейцарии – без дома, без семьи. И Пушкин и Ницше погибают трагически, не дожив до старости и не воплотив всех своих замыслов. Оба уходят, не сказав своего последнего слова, оставив множество планов, черновиков и набросков. Но и сделанного было достаточно, чтобы поставить задачу на несколько столетий вперед. Русская литература и философия будут разрабатывать и осмыслять различные грани пушкинского наследия. В европейской, а также русской философии и литературе на базе ницшевских идей будут возникать целые направления и течения. И на сегодняшний день процесс осмысления и проживания наследий Пушкина и Ницше отнюдь не приблизился к своему завершению. Скорее, напротив, мы стоим только в начале этого пути. И дело здесь не только в преждевременном обрыве творческой жизни двух гениев. Задачи, которые ставили перед собой как Пушкин, так и Ницше не могли быть решены в течение одной, хотя бы и весьма продолжительной жизни: требуется работа нескольких поколений, чтобы довести до полного воплощения начатое гениями и пророками.

Следует также напомнить, что Ницше читал Пушкина и даже написал романсы на два его стихотворения («Заклинание» и «Зимний вечер» в немецком переводе). Правда, знакомство Ницше с Пушкиным, по имеющимся сведениям, ограничивалось сборником стихов в немецком переводе.[8] Ницше был знаком и, по-видимому, солидарен с оценкой поэзии Пушкина, данной П. Мериме: «О некоторых лирических стихотворениях Пушкина Мериме говорит, что они «эллинистичны благодаря правдивости и простоте, très supérieurs pour la précision et la netteté (весьма превосходны по точности и четкости)».[9]