Эта история случилась лет пять назад, когда я работала в Музее истории стран Латинской Америки. Собственно, музей-то был: два больших зала с экспонатами, библиотека, хранилище, сторожка, где суровый Николай Андреевич работал, питался и ночевал. Для бухгалтера, которым, собственно, была одна я, отдельной комнаты не предусматривалось, поэтому всё рабочее время я проводила в библиотеке рядом с Миррой Вячеславовной - она же директор, она же библиотекарь, она же, в отсутствии Светы, и экскурсовод. Собственно, посетители к нам приходили не так уж и часто. А уж такие важные как сеньор Гильермо Хосе Луис Монтана - это и вовсе было событием века. Чем среди всех достопримечательностей Москвы наш музей привлёк известного перуанского политика - сказать трудно, но дон Гильермо - так мы его называли между собой - все две недели, что был в Москве, заглядывал к нам чуть ли не каждый день. Мне он работать не мешал, но когда он говорил с Миррой Вячеславовной на хорошем английском, я слушала затаив дыхание. Практически с первого же дня я поняла, что астрономия - его страсть. Уж об этом дон Гильермо, наверное, готов был говорить двадцать пять часов в сутки. Прежде я не знала, что ядро Меркурия занимает больше половины всей планеты, на Венере Солнце движется с запада на восток, на Марсе есть лёд и водяной пар, но нет самой воды; что на Уране солнце сорок лет освещает северный полюс, а другие сорок лет - южный, склоняясь низко над горизонтом на экваторе, на Нептуне ветры дуют со скоростью около двух тысяч километров в час, а спутник Плутона Харон по размерам не сильно отличается от "хозяина" и вращается не строго вокруг него, а около точки за его пределами. Эмоционально, как, собственно, и все латиносы, рассказывал дон Гильермо о меркурианских "двойных рассветах", о марсианских пустынях из красного песка, о нептунианских "бриллиантовых дождях" - так, словно своими глазами видел эту красоту, да ещё и подкреплял свои слова богатой жестикуляцией. Мирра Вячеславовна слушала его скорее из вежливости, я же - с живым интересом. Конечно, вопросов я ему не задавала - не принято было мне, бухгалтеру, вмешиваться в разговоры начальницы с посетителями, но лишь с его уходом находила в себе силы заняться, наконец, своими прямыми обязанностями.
Пару раз нам даже удалось немного поговорить на его родном языке. Когда вместо обычного: "Good morning" я поприветствовала его словами: "Buenos dias".
- О, Дарья, Вы говорите по-испански? - удивлённо воскликнул дон Гильермо.
- Немного, - ответила я на том же его родном.
Конечно, качественно изучить этот язык без преподавателя я не смогла. В десятом классе, когда мама обрадовала меня новостью: поедем в Испанию, я, понимая, что мне придётся быть в роли переводчика с английского и обратно, предложила ей хоть немного выучить испанский, раз английский не хочет. Специально купила ей учебник, думая, что теперь она уж точно не отвертится. Но она всё равно не захотела. Тогда я из любопытства заглянула сама, стала читать - понравилось. Конечно, когда мы, наконец, поехали, я с местным населением общалась в основном на языке Шекспира, но немного могла сказать и на языке Сервантеса.
Конечно, если бы вдруг дон Гильермо задумал рассказывать о планетах и звёздах на своём родном, я бы едва ли что поняла (разве что чуть больше, нежели Мирра Вячеславовна), но объяснить ему, как я выучила испанский, я всё-таки сумела.
- Вы хорошо говорите по-испански! - заметил он с восхищением.
- Спасибо, сеньор Монтана!
Потом он занялся чтением книг и разговорами с моей начальницей, а я - платёжками.
Во второй раз дон Гильермо спросил, была ли я в Московском планетарии. Я честно ответила, что нет.
- Очень советую, - сказал он. - Это достойно того, чтобы увидеть.
Сам же он, разумеется, не упустил такой шанс, о чём рассказывал Мирре Вячеславовне. И конечно же, в таких красках, что я тут же дала себя клятву непременно сходить туда в выходные. До них оставалось ещё три рабочих дня.
В среду я пришла на работу минут на двадцать позже обычного. Мало того, что извечные московские пробки отнимают много времени, так ещё автобус умудрился сломаться прямо по дороге. Другой пока подъехал. В общем, оставшийся путь от остановки до музея я проделала бегом и, наспех поздоровавшись с Андреевичем, влетела в здание, поднялась по лестнице, открыла дверь библиотеки.
Окно было распахнуто настежь. Мирра Вячеславовна стояла на подоконнике, глядя куда-то вверх. Неужели вздумала покончить с собой? Но зачем? У неё замечательный муж, двое детей, все, тьфу-тьфу-тьфу, живы и здоровы. Да и особых жалоб на жизнь вроде бы никогда не было.
- Мирра Вячеславовна, может, не надо?
Она не ответила и даже не обернулась в мою сторону. Я же не знала, что делать. Попытаться оттащить её от окна? Позвать Андреевича? Или Свету? Вдвоём с ней, надеюсь, справимся, а там уж поговорим по-женски...
Но не успела я ничего сообразить, как внезапно появился дон Гильермо. Отодвинув меня рукой в сторону, он опрометью кинулся к окну и схватил мою начальницу за руку.
- Мирра!
Никакого ответа. Тогда он силой развернул её к себе. И тут я увидела её взгляд. Клянусь: никогда прежде я не видела ничего подобного! Совершенно бессмысленный и стеклянный, как у мертвеца.
Но дон Гильермо, похоже, не растерялся - ухватил за талию и живо стащил с подоконника. Тут только я заметила, как высоко в небе зависло что-то круглое, похожее на ёжика со светящимися иголками. Все они указывали на окно библиотеки.
- Я. Хочу. Туда, - произнесла Мирра Вячеславовна бесцветным голосом, начисто лишённым всяких эмоций.
- Дарья, закройте окно, - попросил дон Гильермо по-английски.
Я живо кинулась выполнять просьбу, стараясь не слушать приказов начальницы:
- Откройте. Я. Должна. Идти.
- Мирра, да придите же в себя! - вскричал гость с отчаянием.
Он буквально швырнул её в кресло и одну за другой влепил две пощёчины.
- Сеньор Монтана, это Вы? - по мере того, как Мирра Вячеславовна говорила, взгляд её становился всё более осмысленным. Теперь в её глазах отражалось некоторое удивление. - Добрый день! Здравствуй, Даша! Что-то случилось?
