Литмир - Электронная Библиотека

Annotation

Впервые на русском языке представляю рассказ Э.Ф. Бенсона (1867-1940) "Negotium Perambulans" ("Язва ходящая" в переводе с латинского), который также издавался под названием "Visible and Invisible" ("Видимое и Невидимое"). Этот рассказ отметил для себя Г.Ф. Лавкрафт (см. эссе "Сюжеты рассказов о сверхъестественном"). Здесь мы видим классическую для "Мифов Ктулху" схему - некое неописуемое существо; действие происходит в богом забытом краю; зло очень сильно. Рассказ этот о том, как в одном доме какой-то червеподобный монстр высасывал кровь из людей, когда они спали ночью без света. 08.10.2015 - по совету коллег внес исправления в перевод.

Бенсон Эдвард

Бенсон Эдвард

Negotium Perambulans

Эдвард Фредерик Бенсон 

Negotium Perambulans

Не убоишься ужасов в ночи; стрелы, летящей днем;

язвы, ходящей во мраке; заразы, опустошающей в полдень.

Псалом 90:6

Случайный турист в Западном Корнуолле, проходя по высокому безлесному плоскогорью между Пензансом и Лэндс-Эндом, возможно, заметит обветшалый указатель, направленный вниз на крутую дорожку, и увидит еле читаемую надпись на потрёпанной стрелке - "Полерн. 2 мили.". Но скорее всего мало кому будет любопытно пройти ещё две мили, чтобы увидеть место, о котором путеводители упоминают лишь вскользь. В паре скупых строк это место описывается как маленькая рыбацкая деревня с церковью, в которой нет ничего интересного, кроме крашеных, резных панелей из дерева (первоначально принадлежавших зданию более древней постройки), которые формируют ограждение вокруг алтаря. Но в церкви Святого Крида (напоминает туристу путеводитель) есть схожий декор, он интересней и лучше сохранился. Таким образом, даже любителей церковной архитектуры отговаривают от экскурсии в Полерн. Так скудна приманка, что никто на неё не клюнет. Здесь очень крутой спуск, который в сухую погоду представляет собой ковёр из острых камней, а после дождя превращается в грязный поток. Взгляд на такую тропинку почти наверняка отговорит путника спускаться. Не стоит подвергать риску двигатель мотоцикла или колеса велосипеда в таком малонаселённом районе. Вряд ли глаза путника видели хоть один дом с момента, как он проехал через Пензанс, и вероятность того, что придется миль шесть катить велосипед с проколотыми шинами кажется слишком высокой ценой за возможность увидеть несколько крашеных панелей.

Поэтому даже в пик туристического сезона мало кто склонен ехать в Полерн. Что уж говорить об остальных временах года. Не думаю, что даже пара местных жителей раз в день проходит эти две мили по острым камням. В своей пессимистичной оценке я не забыл про почтальона, ибо теперь не часто случается, что он оставляет своих пони и телегу на вершине холма, чтобы спуститься в деревню, после того как в паре сотен метров вниз от указателя возле дороги поставили большой белый ящик, похожий на пиратский сундук с щелью для писем и запираемой дверцей. Если у почтальона в сумке есть заказное письмо или пакет, слишком толстый, чтобы протиснуться в щель почтового ящика, то почтальон должен спуститься вниз с холма и доставить столь хлопотливую ношу лично в руки получателю и получить в благодарность угощение или небольшую сумму мелочью.

Но такие случаи - редкость, и ежедневная работа почтальона состоит лишь в том, чтобы вынимать письма из ящика, если они там есть, и на их место класть те, что он привёз. За этими письмами, возможно, в тот же день или на следующий, придёт служащий из почтового отделения Полерна.

Что касается рыбаков этой деревни, которые в основном обеспечивают связь между Полерном и внешним миром, занимаясь торговлей, то они даже не думают подниматься по такой крутой тропинке, чтобы потом еще тащиться шесть миль до рынка в Пензансе. Путь морем короче и легче, и они поставляют свои товары на главную городскую пристань. Таким образом, не смотря на то, что рыболовство является единственным промыслом жителей деревни, вы не сможете купить у них рыбы, только если не договоритесь с каким-нибудь рыбаком. Траулеры возвращаются из Пензаса такими же пустыми как дом с привидениями, в то время как их содержимое уже находится в поезде, что мчится в Лондон.

Такая изоляция небольшого сообщества, длящаяся уже много веков, вызывает отчуждение от внешнего мира и у отдельного человека. Вы нигде больше не найдёте такой независимости характера, как у жителей Полерна. Но мне всегда казалось, что их объединяет какое-то мистическое понимание, как будто все они прошли какой-то древний обряд посвящения, вдохновлённый и устроенный силами, что видимы и невидимы. Метели, которые разрушают побережье, очарование весны, жаркое безмолвное лето, сезон дождей и осеннего гниения, - эти явления природы создали колдовство, которое, строка за строкой, диктовало людям знания о силах добра и зла, что правят миром и проявляют себя либо добрыми, либо ужасными делами.

В первый раз я приехал в Полерн, когда мне было десять лет. Я был маленьким мальчиком, слабым и болезненным, и у меня были проблемы с лёгкими. Дела удерживали моего отца в Лондоне, в то время как для меня считалось благоприятным изобилие свежего воздуха и умеренный климат. Здесь я мог надеяться дожить до зрелости. Сестра моего отца вышла замуж за священника Ричарда Болито, который был родом из Полерна, и таким образом я три года прожил пансионером у своих родственников. У Ричарда Болито был прекрасный дом в Полерне, и священник предпочитал жить в нём, а не в доме викария, положенном ему по статусу. Там он вместо себя поселил молодого художника Джона Эванса, который был совершенно очарован здешними местами. Эванс жил там весь год и никуда не уезжал. Здесь был навес с прочной крышей, с одной стороны у него не было стенки. Его построили для меня в саду, там я жил и спал. В обычном доме со стенами и окнами я мог высидеть только час в сутки. Я проводил своё время с рыбаками или блуждал по заросшим кустарниками утесам, которые круто вздымались по правую и левую сторону от глубокой ложбины, в которой лежала деревня. Иногда я торчал на причале или охотился за птичьими гнездами в зарослях вместе с местными мальчишками.

За исключением воскресного дня и нескольких часов учебных занятий, я мог делать всё, что хотел при условии, что я буду находиться на свежем воздухе. В учёбе не было ничего пугающего. Мой дядя провёл меня легкими тропами через чащобы арифметики, а уроки латинской грамматики он превратил в приятные экскурсии. Но прежде всего он научил меня давать ему ежедневный отчёт о том, чем я занимался и о чём думал, сформулированный в ясном стиле и в грамматически правильных выражениях. Если я выбирал, что расскажу дяде о своей прогулке по утёсам, моя речь должна была быть последовательной, а не смутными, небрежными заметками о том, что я видел. Таким образом, он научил меня быть наблюдательным, предлагая мне рассказывать, какие цветы распустились, какие птицы летали над морем, а какие строили гнёзда в кустарниках. И за это я ему весьма благодарен, так как быть наблюдательным, ясно выражать свои мысли в словах стало профессией всей моей жизни.

1
{"b":"623294","o":1}