Олег Лекманов
Самое главное: О русской литературе XX века
Рецензенты:
доктор филологических наук Н. А. Богомолов,
профессор университета Южной Калифорнии А. К. Жолковский
Редактор-составитель Андрей Борейко
Оформление Филиппа Нуруллина
От автора
Название этой книги расшифровывается просто: мне действительно захотелось собрать под одной обложкой свои главные статьи нескольких последних лет, исключая только вошедшие в мой предыдущий сборник «Поэты и газеты» (М., 2013). «Чтобы самому хоть немного нравилось» – вот единственный критерий отбора, которым я руководствовался, и он многое (почти все!) предопределил в составе этой книги.
Во-первых, она получилась небольшой (хорошенького понемножку); во-вторых, методологически, стилистически и тематически – очень пестрой. Хочется надеяться, что некоторое естественное единство статьям этого сборника все же присуще.
Посвятить его хотелось бы студентам и преподавателям Школы филологии гуманитарного факультета НИУ ВШЭ, где я преподаю со дня основания в 2011 году.
Четыре заметки к построению «читательской» истории литературы[1]
1. Диалог с читателем в русских журналах 1900-х – 1910-х годов
Как русские журналы начала ХХ века взаимодействовали с читательской аудиторией? Разумеется, в нашей первой и короткой заметке мы не беремся исчерпывающе ответить на столь глобальный и требующий освоения огромного материала вопрос.
Зато в наших силах попытаться наметить некоторые типовые варианты ответа. Выберем (почти наугад) из пестрого спектра отечественных изданий 1900-х – 1910-х годов три журнала с заведомо разными целевыми аудиториями и художественными программами, а затем внимательно проштудируем комплекты отобранных журналов за тот год, когда они начали выходить, и проследим, какими способами редакторы и авторы налаживали (если налаживали) контакты с читателями.
Наш выбор пал на: а). элитарный модернистский журнал «Новый Путь»; б). детский журнал «Тропинка»; в). предназначавшийся для массовой аудитории «Синий журнал».
1.
Первый, январский номер символистского «Нового Пути» за 1903 год открывается установочной статьей главного редактора Петра Перцова. В ней потенциальный читатель по крайней мере один раз подменен автором статьи. Перцов от имени читателя высказывает претензию к журналу и тут же, но уже от имени редактора, ее отводит: «“Это эклектизм”, скажет недовольный читатель. “Это – наше отношение к прошлому”, ответим мы»[1]. Такая подстановка себя на место читателя – ход для русских символистов неслучайный. Они стремились моделировать поведение своей потенциальной аудитории, не только объединяясь с сочувственниками, но и отсекая «недовольных».
В этой же программной статье Перцова сообщалось, что в «Новом Пути» будет функционировать специальный отдел «частной переписки», который «имеет явиться органом непосредственной связи журнала с читателями»[2].
В свою очередь, во вступлении к этому отделу, напечатанном в том же номере «Нового пути» и озаглавленном «От редакции», его будущая структура и принципы отбора материала для печати описывались так:
Этот отдел журнала предназначается для писем и сообщений, идущих из среды читателей. Он разделен на две части: в первой будет помещаться материал теоретического характера (обсуждение общих вопросов философии, религии, политики, литературы и т. п.); во второй – сообщения, касающиеся частных явлений практической жизни.
Обычные вступления и окончания писем, а также обращения личного характера опускаются.
На письмах необходимы (для сведения редакции) имя и адрес автора. Анонимные сообщения уничтожаются. Нелитературностью изложения просят не стесняться, так как придание материалу литературной формы составляет задачу редакции[3].
Здесь обращают на себя особое внимание два не вполне тривиальных пункта, вновь свидетельствующие о стремлении модернистской редакции «Нового Пути» не столько найти общий язык с читателем, сколько навязать читателю собственное представление о его, читателя, идеальном тексте, годящемся для публикации в журнале. Наверное, можно говорить даже о притязаниях редакции «Нового Пути» найти адекватное языковое воплощение для смутных чаяний еще не научившегося новому языку читателя, безжалостно отбраковывая все лишнее, не имеющее прямого отношения к главному, по-настоящему важному. Поэтому редакция (1) взяла на себя право «литературной» (то есть языковой) обработки присылаемых читателями материалов и (2) объявила, что не станет печатать «обращений личного порядка», а также «обычных вступлений и окончаний писем».
«Натолкнуть читателя на более культурные предпочтения, чем те, к каким он традиционно привык к 1903 гόду», – так Петр Перцов ретроспективно изложил художественную и идеологическую программу своего журнала[4]. Чрезвычайно энергичный, подразумевающий некоторое насилие над читателем глагол «натолкнуть», употребленный в этом мемуарном пассаже, очень точно передает господствовавший стиль взаимоотношений редакции с аудиторией «Нового Пути».
Весьма характерно, что первым материалом, опубликованным во все том же, дебютном номере журнала за 1903 год в разделе «Частная переписка», стал текст «По поводу книги Д. С. Мережковского “Л. Толстой и Достоевский”. Отрывок из письма», автором которого значился некий «студент-естественник». За этим псевдонимом скрылся Андрей Белый, который никаким просто читателем для Мережковских и Перцова в это время, конечно, уже не был, да и само это письмо-рецензию на книгу «Л. Толстой и Достоевский» Белый отправил Мережковским еще в начале 1902 года. «Они показывали его Розанову и он-де нашел его гениальным, – вспоминал Белый многие годы спустя. – Впоследствии часть письма с выпущением центральных, так сказать, эсотерических мест была напечатана в “Новом Пути”»[5]. То есть отдел «Частная переписка» открылся текстом, уже утратившим статус личного письма, текстом-образцом, сразу же поднявшим планку разговора читателей и редакции на необходимую для отдела теоретическую высоту и задавшим тон всего последующего разговора. В вышедших далее в 1903 году номерах «Нового Пути» под видом читательских писем были напечатаны тексты Александра Бенуа (обозначенного как «художник А. Б.») и Александра Блока.
Отчасти сходную игру вел на страницах журнала Перцова и Мережковских Василий Розанов, в распоряжение которого был предоставлен специальный отдел «В своем углу». В заметке «От автора», предварявшей первый, февральский выпуск этого отдела, Розанов сначала анонсировал «введение» в него «частной переписки»[6], а затем при помощи простой метафоры объяснял, какого эффекта намерен добиваться, сшивая целое подведомственного ему куска журнала из отдельных, разрозненных фрагментов:
Этот отдел расширяет рамки обыкновенного журнального сотрудничества и в некоторых отношениях приближает литературу к тому безыскусственному, свободному и разностороннему обмену мнений, который составляет преимущество разговора между друзьями в кабинете перед объяснением с публикою на эстраде[7].
Метафора Розанова ясно демонстрирует, что разговор в отделе «В своем углу» предполагалось вести между людьми одного круга, то есть между теми, кто сначала пройдет негласный отбор для пропуска в «кабинет». Остальным же читателям отводилась роль «публики», терпеливо дожидающейся выхода «друзей» «из кабинета» для педагогических «объяснений» «на эстраде».
2.
Знакомство с детскими журналами советского времени (в первую очередь, с замечательными ленинградскими изданиями, которые курировали Самуил Маршак и Николай Олейников) твердо приучило нас к тому, что стремление завязать контакты с маленькими читателями и тем самым активно вовлечь ребенка в процесс создания журнала явственно прослеживается едва ли не в каждом материале каждого номера. В случае с находившимся в орбите символизма «журналом для детей» «Тропинка» (первый номер вышел в январе 1906 года) подобные ожидания не оправдываются. Здесь изредка имитировались реплики, напрямую обращенные к читателю, но на деле ответная реакция не предполагалась и никакого пространства для высказываний ребенку на страницах «Тропинки» предоставлено не было.
