СЧАСТЬЕ ДУРАКА

(пособие для желающих стать «звездой»)

Часть 1

ВЕТЕР В ЛИЦО

«Ты помнишь, как все начиналось…».

Машина Времени

Прелюдия

«Счастье познает лишь тот, кто устанет желать. Пройди звездным мостом в изумрудную страну. Обуздай коней Форконы…». И все. Больше ни слова. Прокл чуть не плакал, ощупывая костяную табличку, ища легкий завиток вырезной руны. Ни слова. Огонь не пощадил изречений великого Трола. Мальчик сидел на обгоревшем фундаменте библиотеки. Опускался вечер, восхитительный вечер в степях, шелестели пахучие усатые травы, просыпались звезды на небе….

А у Прокла перед глазами плясали не отсветы его маленького костерка, а эти лошади. Кони Форконы. Гордые, рыжие, блестящие, как кудри Вивеи, первой на деревне красавицы. Он смутно представлял себе, что такое лошадь, он не знал странного словечка «Форкона», но название его заворожило. Просто два года назад проходящий менестрель выучил его читать. А вчера торговец кожами, напившись, болтал, что когда-то здесь, – здесь, в степи! – росли леса. И был город, перекресток восьми дорог. В этом городе жил Трол, великий мудрец, единственный из людей познавший, что есть счастье. С утра Прокл ушел в холмы на поиски. И к вечеру нашел…. Этот обломок кости!

Он не знал, что Форкона – злая судьба, только открывает перед ним свои конюшни.

Куплет

Написав это, я расслабился, развалился в кресле, откинувшись на спинку, и принялся чуть ли не по буквам разбирать отрывок, долженствующий стать началом моей новой книги. Чувство, которое я испытывал при этом, можно не очень точно охарактеризовать словом «блаженство», внутри меня искрил вулкан великолепного настроения, радужных надежд и безграничных возможностей. Да, я прекрасно понимал, что все хорошие вещи так начинаются, что впереди почти год подчас нудной и безнадежной работы, проверок, чистки, переделок, но сегодня…. Сегодня я был триумфатором.

Звонок вытащил меня из нирваны. Бросив последний взгляд на экран монитора, я слегка удивился тому, что уже пять вечера, сладко потянулся, и поплелся открывать.

На пороге стояла Катя.

– Хай! – сказала она, доброжелательно тряся старательно окрашенными рыжими волосами. – У тебя пиво есть?

Ее визиты были неожиданны и разрушительны, как землетрясение, но без нее жизнь была бы скучной. Иногда, в приступах благодушия, я даже называл ее своей музой. Не подумайте, никакого интима, моей музе только позавчера исполнилось пятнадцать. Стукнуло, как она выражалась.

Катерина пронеслась по квартире, игнорируя выставленные на видном месте тапочки и шлепая ногами в мокрых носках.

– Сыро на улице? – спросил я.

– Угу, – пробормотала она, роясь в холодильнике. – Крабовые палочки! Вкуснятина.

Ее бесцеремонность могла привести в бешенство. Или растрогать, в зависимости от настроения. А мое настроение сегодня принимало все ее выходки на ура.

– Вот! – решительно выгружая на стол четыре бутылки «Клинского», крабовые палочки, майонез и банку сладкой кукурузы, выдохнула Кэт. – А чего ты стоишь? Где у тебя хлеб?

– В хлебнице, – игриво прогнусавил я. – Возьми сама, самостоятельная ты наша. Я работаю.

Ради такого стоило вкалывать ночи напролет! Кэти забыла про еду, выпрямилась, и лицо ее даже как-то … высветилось, что ли. Глаза стали темными провалами в неведанное, и оттуда хлынула такая радость, что я окончательно почувствовал себя гением.

– Покажи! – завизжала она и бросилась к компьютеру.

Впрочем, особо бросаться было некуда, я живу в обычной двухкомнатной квартире девятиэтажного панельного дома. Вполуха слушая привычную тысячу вопросов: «А кто такой Тролл?», «Что ты сделаешь с Проклом?», «У него будет любимая девушка?», «Как ты ее назовешь?» (Кэти любила мелодрамы, подозреваю, тайком почитывала любовные романы), я открыл кукурузу, вывалил ее в миску, покрошил туда же крабовые палочки, заправил майонезом, сунул в салат две ложки и поставил его на столик перед компьютером.

Кэти наконец оторвалась от текста, но, как ни странно, салат есть не стала.

– Павел, – неуверенно начала она, – я, вообще-то к тебе по делу.

– Да? – немедля насторожился я. – И какому?

Она как-то обращалась ко мне за «помощью». Просила взять на хранение четыре стакана травки. Наркоманкой, насколько я знаю, Кэти не была, но ее окружение, «туссня», по ее собственному выражению, обязывала. Тогда я отказался. И теперь подумал, ну что за беда с девчонкой, зачем ей все это?

– У меня есть знакомый, – очень медленно, по-видимому, тщательно подбирая слова, ответила Кэт. – Он твой фэн, прочитал все твои истории….

– Кэти, – сурово оборвал я, – мы же договаривались, никаких протеже!

– Он пишет песни, – быстро сказала она.

Я изобразил нескрываемое удивление.

– Вот как?

Знаю я эти их «песни»! Мат через слово.

– Да, – испуганно затараторила Кэти. – Павел, честное слово, клянусь тебе, у него классные песни. Послушай, а? Ну что тебе стоит?

– На фига? – спросил я грубо. – Я писатель, я все равно в этом ничего не понимаю. – Кэти, покусывая губы, тоскливо разглядывала пол. – Ты что, пообещала ему?

– Да, – с самым что ни есть разнесчастным видом ответила девчонка.

Ну и что с ней делать?

– Как его зовут?

Кэти взвизгнула и, подпрыгнув, повисла на моей шее.

– Спасибо, спасибо, я знала, что ты согласишься! Он….

Через пятнадцать минут я знал о нем все. Его зовут Игорь, он играет на гитаре с четырнадцати, в одиннадцатом классе написал первую песню, сейчас ему двадцать один, учился на гитариста в колледже искусств, исключили за не посещаемость, играл в трех группах чужие песни, но ничего не вышло, сейчас сколачивает свою, от меня же ему ничего не нужно, только чтоб я послушал его песни и сказал, что о них думаю, ему это очень важно.

В каждом слове Кэт сквозил нескрываемый восторг и чуть ли не влюбленность в этого Игоря. Во мне зашевелилось нечто, странно напоминающее ревность.

– Интересное кино, – пробормотал я. Не знаю, расслышала ли меня Кэт.

– Он очень любит эту группу, – сказала она. – Его даже сравнивают с Цоем.

Единственное, что я принимаю из русского рока, это ДДТ и, пожалуй, Чиж, да и то не полностью.

– Лады, – поморщился я, усаживаясь за компьютер. – Тащи сюда своего «Цоя». Только завтра, часиков так в восемь. Мне нужно работать.

– Мне уйти? – Кэти показательно обиделась. Знает же прекрасно, что у меня язык не повернется ее выгнать!

– Нет, конечно. Только посиди негромко. Музыку какую-нибудь поставь, – я кивнул на полку с компакт–дисками. – Только не слишком живое, сейчас нужно другое настроение.

– Это я уже поняла, – отмахнулась она, выбирая диск. – Ты хочешь сделать трагедию….

– Мелодраму, – фыркнул я.

– Нет повести печальнее на свете….

– Чем повесть о закрытом туалете, – продолжил я, и мы рассмеялись. – Нет, Кэти, никаких love story, тут совсем другая мораль.

– Мораль? – презрительно фыркнула она. Дисковод унес диск в недра системного блока, и через мгновение из колонки раздался тихий перебор гитарных струн. «Don^’t you cry», «Гансенс роузиз». Да, умница моя, это как раз то, что сейчас надо.

– Именно мораль, – уверенно продолжил я, медленно и с чувством нажимая клавиши. – Представь себе, человек ищет счастье. Гонится за ним по белу свету, отказываясь ради него от всего….

– Короче, придурок, – безапелляционно заключила Кэт. – И как ты назовешь эту нетленку?

Кажется, я разозлился. Но… именно для этого нужна мне несносная моя муза, – она не дает расслабляться. Не позволяет «почить на лаврах», я прекрасно понимаю, что мое творчество умрет, если однажды я сочту, что достиг вершины.

– Понятия не имею, – буркнул я. – Потом придумаю.