Именно, здесь во дворе, на этой скамейке, всемогущий Дениска назначил деловое свидание с начальником отдела, точнее, с министром культуры областного значения Риммой Афанасьевной Курдюминой, женщиной под пятьдесят лет, но всё ещё желающей активной ласки и практических… ухаживаний со стороны противоположного пола.

Что уж скрывать? Дениска искал от такого знакомства некоторые практической выгоды. Ему необходимо было солидное финансирование для создания специальной художественно-литейной мастерской в родном посёлке Хэллоуин. Грандиозный творческий план давно зрел в Денискиной голове и, наконец-то, вызрел. Ведь он прославит своими фигурами не только родной посёлок, область, но и всю Россию. Всё то, что он создаст, со временем покорит весь мир. Заодно он выпустит тридцать вторую книжку новых, нерифмованных трёхстиший, чем-то напоминающих японское хокку или танку. Но ведь это всё – наше, родное, отечественное… с глубочайшим и особенным смыслом.

Тут же в голове у него родились и очередные гениальные строки. Он достал авторучку и блокнот и торопливо записал их:

«Фонд пенсионный ограбил, прохожий, тебя.

Может, и он – порожденье земных хэллоуинов…

Скушай морковку и маску на брови надень».

– Бесподобно! Ай, да, Дениска, ай, да, Друков! Ай, да, сукин сын! Нет не сукин сын, а просто молодец! – Сказал он не очень громко, но отчётливо. – Такое стихотворение сходу сотворил. Ведь могу же, когда захочу! А хочу я всегда!

Он достал из кармана сотовый телефон, включил его, выбрал из списка нужный номер, нажал на кнопку. Это был уловный сигнал. На том конце «провода» ответственный работник и начальник Курдюмина уже знала, что её ожидает Дениска. Значит, минут через десять, она, как снайперская пуля, прицельно и быстро примчится сюда, к скамейке. Стрелка была набита ещё неделю тому назад, и Дениска безудержно верил в то, что плановое общение с ответственной начальницей принесёт ощутимые результаты.

Римма Афанасьевна не заставила себя долго ждать. Она, простоволосая и в босоножках, мчалась к нему прямо по городским клумбам, мощно подминая широкими подошвами изысканной импортной обуви стебли алых лилий, светло-синих ирисов и прочих садовых… ромашек. Примерно так же по острым морским камням бежала к своему обожателю Адонису богиня любви Венера. Всё повторяется.

Своим намётанным глазом Дениска сходу определил, что госпожа Курдюмина предварительно и предусмотрительно не надела на свои пышные бёдра трусы. Легко догадаться и постичь эту тайну, когда сквозь бледно-фиолетовую шёлковую ткань отчётливо просматривается копна чёрных вьющихся волос такого рода и порядка, которые не произрастают на голове.

Она, как раненная и относительно беззаботная горлица, бросилась ему на грудь, без сомнения повредив Друкову два-три ребра. Но искусство требует жертв.

– Ах, Денис Харитонович! Ах, ты гений наш! Как же я рада! Какой праздник!

Собрав воедино все свои физические силы, Дениска довольно крепкими руками сбросил её со своих колен и усадил рядом с собой. При этом он вопросительно, но довольно заботливо посмотрел на заведующую отделом культуры. Примерно так, как это делал в своё время вождь мирового пролетариата, встречая в своём кабинете крестьянских ходоков.

Но задать вопрос по существу он не успел, потому что Курдюмина схватила скульптора и поэта в охапку и швырнула в самую середину огромной клумбы, где мирно цвели высокие и густые колокольчики сиреневого цвета. Она, как ныряльщица в воду с трёхметровой вышки, плюхнулось не на такое уж и мощное тело Друкова. Приземлившись, если можно так сказать, она левой рукой почти до самого горла задрала подол своего легкого модного платья.

Привычным и отработанным движением министр культуры расстегнула ширинку брюк создателю чугунных литых фигур, извлекла наружу не такой уж и великий, но временами устойчивый пенис давнего друга и знакомого. Со слезами на глазах она впустила в свое влажное и обширное вместилище родной и до боли знакомый фаллос. Точнее… проглотила его своим лохматым нагромождением всякого рода нижних и верхних половых губ. Дениске ничего не оставалось, как просто лежать и получать удовольствие.

Но, как обычно, уже не в первый раз при этом он размышлял о том, занималась ли Римма Афанасьевна в далёкой юности верховой ездой. Наверное, да. Потому что она скакала сейчас, как лихой гусар и что-то невнятное, но довольно громкое выкрикивала. Может быть, даже обращалась к высшим космическим силам. Как бы, таким образом, не совсем молодая, но пока ещё страстная женщина благодарила их за доставленное ей удовольствие. Ведь они тоже пусть не прямо, но косвенно участвовали в процессе.

Заворожённый всем происходящим молодой, двадцатилетний поливальщик цветов Вася Рупин задумчиво и без всякого злого умысла направил шланг с мощной струёй воды под приличным давлением в одно из окон мэрии, на первом этаже. Ничего страшного, в принципе, не произошло. Просто с ног сшибло одного из мелких чиновников по должности, но довольно крупногабаритного по телосложению. Мордоворот, Силантий Иванович Гаврилюк только тем и занимался в мэрии, что время от времени контролировал работу дворников, нанятых владельцами частных магазинов. И всё! Но за солидные деньги.

Этот богатырь, валяющийся сейчас в луже, в центре своего кабинета и довольно не умело используя в своей сумбурной речи устойчивые фразеологические обороты ненормированной лексики, в свои двадцать пять лет твёрдо знал, что сумма его ежемесячной пенсионной выплаты будет почти в десять раз больше, чем у сталевара. Впрочем, скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается. Хотя ведь ему ещё и дожить надо будет до этого самого пенсионного возраста. Ведь ситуация в параллельной России пусть не очень быстро, но менялась. Наверняка, в лучшую сторону, потому, что хуже уже и не может быть.

Пока Гаврилюк поднимался на ноги, поддерживая двумя руками свой живот и думая, как бы наказать поливальщика цветов, Римма Афанасьевна с воплями завершила свой четвёртый «заезд» и соскользнула с пока ещё относительно активного «штыря» Дениски. А поливальщик цветов и прочих растений Вася Рупин, перекрыв воду, скромно подошёл к давним друзьям, только завершившим половое слияние, и тихо прошептал:

– Я тоже хочу, Римма Афанасьевна. Я тоже… человек.

– Заткнись, Вася, – сказала министр культуры областного уровня и значения, отряхиваясь и вставая на ноги. – Я дам тебе… вечером на столе, у себя в кабинете, если, конечно, тебя через пятнадцать минут не замочит наш инструктор Силантий Гаврилюк.

– Я владею кун-фу, – ответил поливальщик. – Не замочит. Пока что я его замочил. Натурально.

Выбрался из зарослей цветочной клумбы и Дениска, забравля свой инструмент в штаны. При этом он сделал строгое замечание почти юному поливальщику, обратив внимание на то, что у него с министром культуры, госпожой Курдюминой деловой разговор. Глубоко уважая авторитет скульптора и поэта Друкова, застенчивый не в меру Вася Рупин ретировался, покорно побрёл в сторону небольшого каменной хозяйственной постройки, где хранились шланги, лопаты и мётлы. Там же его терпеливо и упорно уже ожидал инструктор Гаврилюк, мокрый, как курица после трёхчасового ливня.

Одним словом, мастер восточных единоборств Вася Рупин, всё же, попал под его кулаки. Причём, он даже и не успел вспомнить, что владеет кун-фу. Крупный мордоворот и бугай, но мелкий чиновник Силантий, состоящий на службе у ещё более крутых господ, чем сам, вырубил незадачливого поливальщика цветов одним ударом. Пробормотал что-то похожее на мантру, но не на урду или хинди, а на чистейшем русском языке, и с некоторой гордостью удалился.

Курдюмина и Друков вновь присели на скамейку, переходя к деловой части их общения. Но при этом она не дала ему возможности окончательно спрятать свой не очень большой, но старательный пенис. Римма Афанасьевна, времени от времени с придыханием теребила изящными длинными пальцами с замысловатым маникюром несколько «увядший пестик», подробно и тщательно объясняла гениальному скульптору и такому же поэту, что «добро» на оборудование его мастерской в Хэллоуине получено, и сумма очень скоро будет переведена на счёт господина и одновременно товарища Друкова.