Автор акцентирует внимание на потенциале использованного Ж. Бодрийяром термина «апотропия», который трактуется как «сдерживание путем разубеждения и (или) устрашения, причем угроза зачастую симулятивна» [Бодрийяр 2016: 205–206]. Данный концепт, несмотря на свое древнегреческое происхождение, подчеркивает одну из важнейших характеристик гибридных угроз – дистанционную власть над информационным пространством посредством электронных СМИ, социальных сетей. Масштабная информатизация всех сфер жизни общества и государства, массовое распространение гаджетов у населения, особенно у молодежи, которая является ядром протестного потенциала и кадровым поставщиком для армии, способствуют появлению нового театра военных действий в пространстве Интернета. Если элиты придут к негласному консенсусу о неприменении ядерного оружия, то апотропия станет одним из главных орудий новой дипломатии государственных и негосударственных акторов.

Распространение гибридных форм воздействия не отменяет использование классических силовых методов. Интересно отметить, что составители Global Peace Index 2015 поставили Россию на 152-е место по интегрированному критерию «внутренние и внешние конфликты / социальная безопасность / милитаризация», однозначно позиционируя Россию как самую милитаристскую и небезопасную страну БРИКС (Бразилия – 103-е место, Китай – 124-е, ЮАР – 136-е, Индия – 143-е)1. США занимают 94-ю строчку рейтинга, хотя ведут боевые операции в разных странах мира, расходуют на внутреннюю и внешнюю безопасность 12% ВВП (наравне с Израилем и Венесуэлой), имеют самый большой военный бюджет (больше всех стран БРИКС вместе взятых), являются крупнейшим экспортером оружия, в стране совершается много насильственных действий с применением оружия, они располагают одним из крупнейших ядерных арсеналов. Обращает на себя внимание тот факт, что все страны СНГ признаны более миролюбивыми, чем Россия, хотя некоторые из них имеют неразрешенные территориальные споры на грани войны (Украина, Армения, Азербайджан), непризнанные государства внутри официально провозглашенных границ (Молдова, Грузия), острые внутриполитические проблемы и небезопасных воюющих соседей (Таджикистан).

Как было определено ранее, «гибридная война» представляет собой современную форму конфликта, в которой соотношение военных и невоенных методов распределено по принципу В. Парето. Российские возможности связаны с проведением «гибридных войн» против недружественных политических режимов других стран для достижения внешнеполитических и внутриполитических целей. В частности, «гибридная война» может способствовать смене антироссийского политического режима на лояльный России политический режим как в странах СНГ, так и в странах Азии. Теоретически «гибридная война» возможна в любой точке Земного шара, однако необходимо учитывать имеющиеся ресурсные ограничения, членство государств в военно-политических блоках (НАТО), приоритетность выбранных направлений с точки зрения защиты интересов российского общества. Причем не обязательно прибегать к реализации 20% боевой составляющей конфликта, в идеале она должна стремиться к нулю за счет эффективного использования небоевых методов воздействия. Именно в этом заключается сущность концепта «апотропия». Сама по себе угроза задействовать 20% боевых методов в совокупности с 80% небоевых методов воздействия может оказаться достаточной для защиты национальных интересов России. Отказ от применения боевых средств может использоваться как разменная монета в переговорах с ресурсными акторами (НАТО, США, Евросоюз).

«Гибридная война» имеет своих лоббистов – тех, кто извлекает непосредственную выгоду от процесса самой войны или рассчитывает получить выгоду после ее завершения. С 80-х годов ХХ в. исследователи отмечают тенденцию активного участия во внешней политике, наряду с государствами, негосударственных акторов (ТНК, религиозные, экономические сетевые структуры, частные военные компании и др.). Государственные и негосударственные лоббисты рассматривают «гибридные войны» как проекты, приносящие отдачу на вложенные ресурсы в расчете на получение выгоды в различной форме. Политической элите, ответственной за принятие стратегических решений, следует соразмерять издержки и выгоды «гибридных войн», руководствуясь не частным, а общим интересом.

Угроза от проведения «гибридных войн» заключается прежде всего в возможной изоляции России в рамках мировых политических и экономических институтов, введении экономических санкций, сокращении сотрудничества во многих сферах жизни. Зависимость бюджета, инвестиций, технологического роста России от мировой экономики по сравнению с США и ЕС намного сильнее, поэтому следует использовать боевые методы только в случае непосредственной угрозы национальной безопасности. Для страхования подобных рисков необходимо создавать лояльные и взаимовыгодные интеграционные объединения (ОДКБ, ШОС, ЕврАзЭС). Одновременно есть основания предполагать, что военный потенциал России, прежде всего обладание стратегическим наступательным вооружением и ядерным оружием, гарантирует невозможность применения к России балканских и ближневосточных сценариев.

«Гибридная война» / угроза «гибридной войны» способствуют мобилизации общества, государства вокруг политической элиты и укрепляют легитимность власти. В повестку дня вносятся интегрирующие ценности, что позволяет уменьшить напряжение, вызванное расколами общества. Артикулируется и подтверждается национальная идея (образец, идеал, мечта). Достаточно ярко подобного рода мобилизация прослеживается в странах Запада, которые интегрируются вокруг либеральных ценностей. Ценности других цивилизаций позиционируются СМИ как консервативные, традиционные, авторитарные, тоталитарные, а давление на общества, государства и элиты незападных стран представляется в виде прогрессивного и объективного процесса в духе концепции Ф. Фукуямы о «конце истории». Как отмечал Ж. Бодрийяр, «для глобального всемогущества, не менее фундаменталистского, чем религиозная ортодоксия, все отличные от него сингулярные формы являются ересями. Поэтому они обречены либо на добровольное или принудительное возвращение в лоно глобального порядка, либо на исчезновение» [Бодрийяр 2016: 161].

Вместе с тем мобилизация общественного сознания тесно связана с такими понятиями, как пропаганда и манипуляция. История свидетельствует, что злоупотребление пропагандой, которая возможна и в условиях массовой информатизации, ведет к формированию стратегически бесперспективной иллюзорной реальности. Таким образом, гибридные угрозы создают образ врага / конкурента, который, с одной стороны, полезен для мобилизации и интеграции общества, с другой – при переходе определенной меры приводит к неадекватному восприятию реальности и трансляции этого искаженного восприятия на общество.

Россия имеет возможность разместить на территории страны политических эмигрантов из других стран (оппозиционных политиков, религиозных и культурных деятелей, утративших власть правителей, военнослужащих, полицейских, чиновников, а также членов их семей). Перечисленные группы лиц могут получать материальную, кадровую, информационную, символическую поддержку России и оказывать давление на политические режимы нелояльных России стран, фактически выполняя 80% небоевых объемов «гибридной войны». При определенных обстоятельствах они могут принять участие и в 20% боевого объема операций. Сама потенциальная угроза реализации 20% боевых задач силами политических эмигрантов может служить сильным сдерживающим фактором для политических элит зарубежных государств, проводящих активную антироссийскую политику. Подобную политику проводят, например, США в отношении Кубы, включая прямую поддержку военного вторжения в 1961 г.

Угроза «гибридной войны» против России наиболее вероятна в контексте помощи в организации и внешней поддержки сепаратистских движений, прежде всего на Северном Кавказе. Сепаратизм можно анализировать в концептах «раскола», «этнического предпринимательства», «поиска идентичности», «дискриминации в распределении ресурсов». Манипулирование историей и идентичностью народов России, деструктивная работа этнических диаспор за рубежом, углубление социально-экономических проблем, распространение радикального ислама и мирового терроризма являются предпосылками для развития сепаратизма и формирования этнократических режимов. Можно указать, что формированию сепаратистских движений способствуют либо раскол политической элиты страны, либо формирование этнической контрэлиты при бессилии официальной элиты. В крайней форме сецессии сепаратизм может победить только при наличии сильных внешних акторов. Лучшей гарантией от сепаратизма является формирование российской идентичности, справедливое распределение ресурсов между регионами и социальными группами, интеграция в политическую и экономическую элиту представителей всех этносов России, реализация федерализма не только как принципа административно-территориального устройства, но и как механизма реализации различных политик (экономической, образовательной, культурной).