Деятели белорусского национального движения И. Я. Воронко [52; 57], А. И. Луцкевич [177], К. С. Дуж-Душевский [85], М. М. Кравцов [122], П. А. Кречевский [129; 130], А. И. Цвикевич [270; 271], К. Б. Езовитов [86] в рамках статей, небольших брошур мемуарного характера пробуют дать свою критическую оценку советско-польским переговорам и Рижскому мирному договору как отдельному объекту исследования. К сожалению, из-за недостатка информации о начальных стадиях переговорного процесса эти авторы сосредотачивают свое внимание исключительно на Рижской мирной конференции. В начале 1921 г. в издательстве «Освобождение» выходит статься «Беларусь и Рижский мир» К. С. Дуж-Душевского [85]. Автор на основе статистических данных переписи 1897 г. подчеркивает незаконность и необоснованность претензий Советской России и Польши на белорусские земли, объявляет сфальсифицированными переписи местного населения, которые проводились польскими властями во время польско-советской войны 1919–1920 гг. В основном, выводы работы К. С. Дуж-Душевского созвучны с тезисами меморандумов и обращений Рады Народных Министров БНР периода 1920–1921 гг.

В советской историографии середины 1940-х – конца 1980-х гг. в той или иной степени вопросы исследуемой нами проблемы освещаются в работах Н. В. Каменской [105–108], Е. Н. Шкляр [288], Н. Ф. Кузьмина [133; 134], П. Н. Ольшанского [216], А. В. Березкина [44], А. П. Грицкевича [64]. Так, в работе Н. В. Каменской [101] дается косвенное освещение процесса советско-польских переговоров, цитируется нотная переписка без раскрытия истинных причин направления того или иного послания. По мнению автора, польское руководство игнорировало мирные предложения Советской России, которые поступали в декабре 1919 г. – марте 1920 г., осуществляло подготовку к новому наступлению на Юго-Западном фронте [105, с. 163–164]. Благодаря усилиям Н. В. Каменской впервые вводятся в научное употребление данные о деятельности Центральной рады Виленщины и Гродненщины, Белорусского национального комитета в Вильно, Белорусской военной комиссии.

Первая и единственная попытка в рамках советской историографии дать целостную картину советско-польских отношений 1918–1921 гг., кульминационным моментом которых стало заключение мирного договора в Риге, была сделана П. Н. Ольшанским [216]. Автор несколько дистанцирует польскую сторону от лагеря стран Антанты, показывает противоречия, которые возникали между Великобританией, Францией и Польшей, русским «белым» лагерем и Польским государством. При этом не анализируется влияние стран Антанты, особенно Великобритании, которая настаивала на развертывании мирных переговоров с Советской Россией. Автор утверждает, что во время советско-польских переговоров в Минске российско-украинская делегация владела и специально выданными полномочиями от БССР [216, с. 99], хотя ВРК республики на момент с 17 августа до 2 сентября 1920 г. никаких мандатов на ведение переговоров от своего имени никому не передавал. Впервые в советской историографии поэтапно, день за днем, на основе протоколов заседаний показана работа польско-российско-украинской мирной конференции. Ответственность за задержку во время подписания текста Прелиминарного мирного договора автор возлагает на польскую сторону, которая маневрировала и затягивала переговоры в связи с критическим положением П.Н. Врангеля и сильным давлением по этой причине со стороны Франции [216, с. 147].

В период с середины 1940-х до конца 1980-х гг. в польской историографии появляются исследования Ю. Серадского [428], В. Гостынской [357–359], П. Вандыча [440; 441], А. Юзвенко [366], Т. Яндрушчека [364], А. Скшипека [430], Р. Вапинского [442; 443], Ю. Куманецкого [382–384], А. Гарлицкого [349–350], Ю. Кукулко [380; 381]. Вместо военного аспекта проблемы начинается критический анализ основных направлений польской общественно-политической мысли, которые проявились при решении вопроса об определенных формах и методах осуществления Польским государством своей восточной политики. Польские исследователи 1940-х-1980-х гг. абсолютизируют идею польского федерализма, именно в ней видят причину выбора военных средств решения споров. Не оправдывая агрессивных действий польского руководства, авторы стремятся выделить и подчеркнуть мессианскую роль Польши, «прометеизм» польских правительственных кругов по отношению к национальным образованиям. Одновременно выделяется направление (А. Деруга [338]), которое достаточно критически подходит к интерпретациям польских политических концепций как федералистической так и инкорапорационисткой, объясняя действия Польши как пример совпадения желаний польского руководства и местных польских сил, объединенных вокруг Комитета защиты кресов, как форму противостояния распространению идей коммунизма.

В этот период проблематика советско-польских переговоров становится приоритетной, периоды мирного сосуществования и поиска компромиссных путей начинают основательно изучаться исследователями, впервые вводится в научное употребление значительное количество источников по проблеме. Именно в исследовании Ю. Серадского [428] впервые обращается внимание на политический аспект встреч в Беловеже и Микошевичах, публикуется частично «Диариуш» М. С. Коссаковского. А. Юзвенко [366] осуществил публикацию писем Л. Василевского к Ю. Пилсудскому периода Рижских переговоров. Под руководством В. Гостынской [438] была осуществлена публикация группы источников по проблеме неофициальных советско-польских переговоров (июнь-декабрь 1919 г.), автор квалифицирует отмеченные встречи как «тайные», тем самым, подчеркивая их неофициальный, секретный характер. Ю. Куманецкий [383] проводит структурный анализ советско-польских переговоров в Риге на основе использования польскоязычных исследований, в первую очередь воспоминаний непосредственных участников мирной конференции. Автором впервые в польской историографии, за исключением автобиографической работы Я. Домбского, дается описание неофициальных встреч руководителей делегаций как неотъемлемой части мирной конференции.

Эмигрантская польская историография в рамках исследований по истории Польши 1917–1939 гг. (В. Побуг-Малиновский [420], С. Мацкевич [397]) обращает внимание на переговорный процесс. В монографии В. Побуг-Малиновского советско-польские переговоры 1918–1921 гг., мирные предложения Советской России выступают как проявление внутренней слабости государства и как попытка улучшить свое военно-оперативное положение. По мнению автора, Советская Россия стремилась использовать планируемые борисовские переговоры исключительно как форму подготовки к весенней кампании [420, s. 248]. В. Енджиевич [365], основатель исследовательского Института Ю. Пилсудского в Нью-Йорке, один из участников рижских советско-польских встреч в качестве военного эксперта, также пробовал переложить всю вину ответственности за начало военных действий на советскую сторону, «войска которой уже в начале 1919 г. заняли восточные польские земли» [365, s. 48], что фактически заставило польскую сторону проводить превентивные меры. Советское руководство, используя так называемую «тактику ожидания» [365, s. 48–49], активно демонстрировало миролюбивые настроения к Польше (ноты 22 декабря 1919 г. и 28 января 1920 г.).

В 1952 г. в Лондоне появилась работа сотрудника Министерства иностранных дел Польши Т. Комарницкого [371], в которой оцениваются взаимоотношения Польского государства и европейских стран (Великобритании и Франции). Автор подчеркивает непоследовательный, переменчивый характер политической линии Великобритании и Франции по вопросу польско-советского конфликта. По мнению Т. Комарницкого, общая политическая линия англо-французского блока по решению вопроса восточных границ Польши и польско-советского столкновения исходила из общей политической ситуации на территории России.

В белорусской эмигрантской историографии обращение к теме советско-польских переговоров происходит в начале 1960-х гг. в статьях Н. А. Волатич (В. Панцевич) [56], работах А. Т. Калубовича [103], И. А. Найдюка и И. Я. Косяка [192], написанных на основе работ А. И. Луцкевича, К. С. Дуж-Душевского и других национальных деятелей, и в своих оценках повторяют их. Белорусские эмигранты были оторваны от архивных материалов, не имели доступа к другим документальным источникам и в своих работах, в лучшем случае, ссылались на публикации бывших лидеров белорусского национального движения и газетные материалы, которые были далекими от объективности.