Карлик передвигался по ровному белому песку дорожки моего сада поразительно быстрыми прыжками, напоминающими о большой рыжей обезьяне из императорского зоопарка. Его подсвечиваемое ночными садовыми лампами искореженное тело, туго замотанное в темные тряпки, как бы стелилось по земле, из тряпок торчали неестественно широко расставленные, покрытые мускулами, как веревками, голые ноги, которые выбрасывали назад небольшие облачка песка. Левая рука карлика была выставлена вперед, а в правой было зажато очень странное орудие – то ли длинный нож, то ли короткое, около локтя длиной, копье.

Тысячи смертей и пылающие города, тяжелый грохот кавалерии по притихшим улицам, горькая и прекрасная любовь, невиданные реки и города, лица полководцев, царедворцев и властителей – все, все эти события, самые бурные в моей и без того не слишком спокойной жизни, начинались с этой жуткой фигуры на песке.

Сзади к карлику по дорожке двумя постепенно выступающими из мрака темными силуэтами приближались два имперских солдата. Самые обыкновенные солдаты – не конные гвардейцы с их павлиньими перьями на чешуйчатых шлемах, а пехотинцы в плотных темных халатах до щиколотки, по которым ночью было не разобрать – есть под ними броня или нет, в черных, чуть изогнутых вперед матерчатых шапках, подбитых железом, и с короткими копьями в руках. Они уверенно топали ногами в толстых войлочных сапогах, и, если бы не карлик, я бы наверняка потерял несколько драгоценных мгновений, не догадался бы вовремя, что в сад среди ночи вошли убийцы.

Что было фактически невероятно. Мой дом в тихих зеленых кварталах имперской столицы охранялся куда лучше, чем многие, многие другие ее дома. Два охранника всегда стояли у выходивших на улицу ворот, а сзади второго сада была караульная комната, где всегда кто-то был и внимательно прислушивался к звукам ночи. Охрана была выставлена также по заднему периметру дома, у конюшен, и в целом просматривала все внешние стены.

Но вот сейчас, как ни странно, я оказался полностью беззащитным, сидя среди подушек на шелковом ковре в переднем саду, на виду среди круга горящих вокруг масляных ламп и дымящихся курений от насекомых. В левой руке у меня еще была зажата ароматная, шуршащая плотная бумага – свиток с вертикальными рядами отчетливых черных знаков, которые складывались в нечто, весьма подходящее для весенней ночи, с ее ароматами свежей листвы.

На размышления о том, что делать, у меня оставалось время, равное в лучшем случае двум щелчкам пальцев.

Громкие вопли не дали бы ничего, поскольку если вторгнувшихся никто не остановил, то, значит, это уже некому было делать. Прочим же, обычным слугам потребовалось бы очень-очень много щелчков пальцев, чтобы добраться до переднего сада, – и к тому времени тут все было бы уже кончено. Да и сам вопль также занял бы драгоценные мгновения, которых у меня не было.

Встать, повернуться и бежать от нападавших назад, к глухой стене сада, было глупо не только потому, что дальше было бы деваться некуда, но и по той причине, что карлик, как большой паук, уже разгонялся для удара.

Все что мне оставалось – это использовать смертоносную скорость движения моего противника против него самого. То есть подогнуть под себя ногу в мягком кожаном сапожке и прыгнуть с места, из круга дрожащего желтого света в спасительный полумрак. Не назад, а почти навстречу убийцам, но чуть вправо, уходя от правой руки карлика с зажатой в ней железкой, проскакивая у его левого плеча и оказываясь под левой рукой одного из солдат. Второй солдат, даже и с копьем, в этой ситуации и подавно оставался на пару мгновений не у дел.

В три прыжка я оставил своих противников слева, почти за спиной. Неплохо для начала.

Свиток к этому моменту уже был брошен на ковре, а в правой руке у меня оказалась все еще горевшая масляная плошка. Ее я и швырнул в ближайшего ко мне солдата, особо не надеясь, что масло загорится. Но он, залитый маслом, все же инстинктивно отшатнулся, и тут я проделал старый, как все базарные и уличные драки, прием – чуть погрузил на бегу ногу в песок и швырнул его ногой в лицо все тому же солдату.

Еще мгновение – и вот уже все трое моих врагов у меня за спиной, а я, успев ощутить запах их немытых тел, несусь примерно туда, откуда они пришли, – в направлении выхода из сада во двор, за которым был уже выход на улицу.

А точнее – к каменной стене, разделяющей внешний двор от сада. К старой раскидистой груше, растущей у этой стены и подпирающей ветвями ее кладку.

Что ждет меня во дворе – еще солдаты и карлики? – я не знал, а что касается улицы, то сейчас, после второй стражи, при давно закрытых воротах всех кварталов, там просто никого не могло быть. Полагаться же на пустой улице на скорость своих ног мне, в моем довольно уважаемом возрасте, было бы опрометчиво. Поэтому все, что оставалось, – это попросту оказаться выше преследователей, а там уже действовать по ситуации.

Я схватился рукой за первую ветку груши и позволил себе оглянуться и потерять таким образом еще мгновение-другое.

Плохо: солдаты уже успели развернуться нехорошо улыбающимися в лунном свете лицами ко мне, а карлик, оставивший в песке садовой дорожки полукруглую борозду своего разворота, обогнал их и несся, пригнувшись, вперед.

Мастера боевых искусств взлетают по деревьям вверх как белки. Я же карабкался по низко растущим ветвям, среди колючек, соскальзывая, шипя сквозь зубы и заставляя свои стонущие от неожиданной нагрузки ноги сгибаться под невероятными углами. Правая рука, испачканная в масле, чуть не подвела меня, соскользнув, – но вот уже я коснулся ногой благословенно шершавой черепицы на стене, подтянулся и развернулся назад.

Карлик, скрючившийся прямо подо мной, у подножия стены, раздвигал в широкой ухмылке рот среди свалявшихся веревочек бороды. Он не дал мне времени примериться, как бы ударить его по голове ногой: между оскаленных в улыбке зубов он вставил горизонтально свою длинную острую железку (тут я увидел, что у нее была очень удобная рукоятка) и прыгнул на то же дерево.

Он взлетал по ветвям, как бесформенная черная тень, раскачиваясь на них туда-сюда и по инерции захватывая ветки одну за другой. За мгновение он лишил меня преимущества высокой позиции, заодно перелетев на дальнюю сторону дерева, так что оно оказалось между нами.

Я не сомневался, что и на черепице у него окажутся все преимущества. Мне оставался последний шанс – успеть встретить его, пока он не вскарабкался сюда окончательно и не ухватил свою железку рукой, и попытаться столкнуть его на землю, к солдатам, которые даже с копьями не очень угрожали мне, пока я оставался наверху.

Соскальзывая, я начал огибать дерево сзади, по черепице, понимая, что уже не успеваю. Карлик оказался на ветвях даже слегка выше меня, мне пришлось чуть задрать голову, чтобы посмотреть в его тщательно затемненное сажей сморщенное лицо. И тут он странно дернулся вперед, ко мне, а потом, досадливо крутя головой, заскользил по ветвям вниз и упал бесформенной кучей прямо к ногам подбежавших к дереву солдат.

Из тряпок на его спине торчала короткая стрела с темным оперением. Солдаты тупо смотрели на нее, не шевелясь.

У меня появилось несколько мгновений, чтобы оценить ситуацию и принять решение, – может быть, целых три щелчка пальцев.

Я стоял на наклонной черепице, которой здесь крыли не только сами дома, но и стены, разделяющие город, как игральную доску, на прямоугольники: стены между дворами и домами, а также кварталами.