Появление в городке нового священника местные жители поначалу встретили с известной долей недоверия. Молодой пастор состоял в родстве с Эверси (по материнской линии) и, разумеется, унаследовал от них высокий рост и внешность неотразимого красавца. Последнее обстоятельство привлекало в церковь по воскресеньям толпы народа и наполняло томлением женские сердца. Адам знал: кое-кто из прихожан побаивается (а кое-кто робко надеется), что он начнет завязывать тесные отношения с паствой и соблазнять женщин. Далеко не все Эверси были мошенниками и распутниками. Однако люди обычно помнят не праведников, а грешников.
Адам понимал, что к нему пристально присматриваются, и главное для него – вести себя безупречно. Так он и поступил. Новый пастор любил людей, а потому без малейшего усилия сумел очаровать жителей городка – природа щедро наделила обаянием всех Эверси. Он не строил глазки молодым прихожанкам (среди которых встречалось немало хорошеньких) и не бросал на них томные, загадочные взгляды. Адам никому не оказывал предпочтения, деля внимание поровну между всеми. Он поставил себе целью стать лучшим священником и теперь, оглядываясь назад, находил свое решение попросту комичным. Неустанными упражнениями можно добиться меткости в стрельбе по мишеням, но в духовного пастыря, сколько ни старайся, не превратишься, тут одного желания мало. Это случилось помимо воли Адама. Как жестко ни контролировал он каждый свой поступок, каждую мысль, некоторые вещи, похоже, контролю не поддавались. Адам и представить не мог, что пасторские обязанности, заставившие его погрузиться в жизнь городка, столь многое изменят в нем. Череда рождений, свадеб и смертей, нескончаемая круговерть радостей, бед, тайн, нужд и мелких забот прихожан отшлифовали его дух, словно драгоценный камень, отсекли все лишнее, обнажив самую суть, и привели Адама к смирению. Не ожидая больше ни благодарности, ни признания, он сумел проникнуться людскими горестями и тревогами. Все дни Адам проводил в трудах, у него не было времени даже помечтать о том, чтобы соблазнить женщину. Каждую свободную минуту он отдавал прихожанам. Незаметно для себя он перестал стремиться к первенству и больше не желал сделаться лучшим священником, а лишь молил Господа послать ему терпения и мудрости, чтобы достойно исполнять свой долг. Постепенно набираясь опыта, он умело руководил делами церковной общины, однако в душе сомневался, что достоин своего сана. Адам знал лишь, что всегда будет стараться заслужить эту честь и оправдать доверие людей.
Со временем его все реже мучили ночные кошмары, в которых он совершенно голым стоял у алтаря перед прихожанами.
Однако женская половина паствы по-прежнему с пугающей регулярностью видела во сне эту же самую картину.
Пастор стоял на залитом солнцем церковном крыльце, а прихожане один за другим подходили к нему, чтобы поблагодарить за проповедь и обменяться рукопожатиями. Миссис Снит, почтенная мать семейства, остановилась перед ним, сияя улыбкой. Эта достойная дама воспитала пятерых сыновей, и все ее отпрыски, успешно женившись, добились неслыханных успехов в карьере. Впрочем, под строгим матушкиным надзором они бы не осмелились сплоховать. Теперь миссис Снит возглавляла целый батальон женщин, известный как Суссекское общество попечения о бедных, и видела свое призвание в том, чтобы творить добро и наставлять на путь истинный всякую заблудшую душу, какая только попадется ей в руки. Она как-то призналась Адаму, что ее самое заветное желание – увидеть чудо, настоящее чудо. В беседах с другими прихожанами миссис Снит называла нового пастора «образцовым священнослужителем», что заставило самых закоренелых скептиков отбросить последние сомнения в его непогрешимости.
– Чудесная проповедь, преподобный. Возлюби ближнего своего – прекрасное наставление на все времена, но часто следовать ему бывает ох как непросто. Надеюсь, на будущей неделе вы придете к нам на ужин. Мы обсудим предстоящий аукцион и другие зимние празднества.
В Пеннироял-Грин планировалось провести серию благотворительных мероприятий по сбору средств в пользу бедных: аукцион, городской бал и более многолюдное празднество, на которое дамы собирались пригласить гостей из соседних городов. Миссис Снит со своим комитетом занимались организацией торжеств, однако им то и дело требовались советы и одобрение пастора. Дамы оказывали поистине неоценимую помощь в многообразных делах прихода, требующих постоянного внимания и заботы.
Но, будучи незаменимыми, они и святого могли вывести из себя. Весьма пикантное сочетание, по мнению Адама.
– Я бы ни за что не упустил такую возможность, миссис Снит, – почтительно заметил он.
– Моя племянница из Корнуолла приезжает погостить, она присоединится к нам за ужином, – как бы невзначай обронила почтенная матрона.
Разумеется, кто бы сомневался…
– Буду рад познакомиться еще с одним членом вашей семьи.
– Она замечательная рукодельница. Ее вышивки просто бесподобны.
– Должно быть, вы очень… гордитесь ею.
Адам невольно запнулся, потому что именно в этот миг увидел хрупкую, миниатюрную женщину рядом с другой, огромной, как медведь. Та, что поменьше, сонно моргала и щурилась на солнце, будто вышла на свет из подземелья. И неудивительно. Луч света, словно указующий перст Божий упал на нее во время проповеди, и Адам заметил, что она крепко спит, слегка привалившись к «медведице». Мало того, она, кажется, еще и тихонько похрапывала, судя по трепещущей вуали у нее на шляпке.
Никогда прежде никто не засыпал на его проповедях. До Адама донеслись обрывки разговора.
– Забавно, что ты у нас вдруг стала знатоком правил хорошего тона, Хенни, но когда священник выглядит как…
– …понятия не имею, что значит «чопорный», но оставим в стороне мудреные слова. Я просто изголодалась по зрелищам, с тех пор как мы приехали сюда, если вы понимаете, о чем я, миледи. Так что будьте так любезны…
– …не хочу привлекать к себе внимание, Хенни, а ты знаешь…
– Вам понравился мед, преподобный? – Миссис Кранборн проскользнула на место миссис Снит и, лучезарно улыбаясь, обращалась к Адаму.
– Мед… ах да, еще раз благодарю вас за щедрый дар, вы очень добры.
Пастору вечно преподносили банки с медом, вареньем, яблочным джемом и всевозможными целебными мазями. Адам подозревал, что подобным способом ему намекали, насколько приятнее стала бы его жизнь, решись он вручить бразды правления женщине. Однако преподобный, по выражению его тетушки Изольды Эверси, оставался «опасно неженатым». Впрочем, чувства тетушки можно было понять, учитывая, сколько хлопот и волнений доставили ей в свое время сыновья, Колин и Йен. Самого же Адама вполне устраивало положение холостяка. Правда, на смену кошмару, в котором он видел себя голым у алтаря, пришел другой, где он плыл по дому священника, утопая по шею в черничном варенье, и, добравшись наконец до выхода, обнаруживал, что дверь наглухо зашита разноцветными нитками, а посередине аккуратными стежками выведена надпись: «Благослови Господь наш дом».
К его удивлению, маленькая дама и «медведица» подошли ближе.
Миссис Кранборн бросила взгляд на огромную женщину в темном саржевом платье, вздрогнула и невольно попятилась, изумленно округлив глаза.
Адам впервые внимательно посмотрел на леди, которой наскучила его проповедь. Ее внешность поражала обилием ярких цветовых контрастов: черные локоны на висках оттеняли белый алебастр щек, а ярко-зеленые глаза сияли, как два изумруда, под дымчатой вуалью, свисавшей со шляпки. Элегантная накидка лежала изящными волнами и соблазнительно колыхалась при каждом движении. Лишь самые лучшие портнихи способны достигнуть подобного совершенства – уж это-то Адам знал. Стоявшая перед ним женщина казалась нереальной, словно сошедшей со страниц книги. Определенно, ее можно было назвать красавицей. Но Адама привлекала красота иного рода. Ему нравились женщины земные, простые и бесхитростные, вроде Дженни, дочери леди Фенимор, чьи непослушные волосы не могли удержать никакие шпильки. А эта особа казалась замкнутой, накрепко запечатанной и сияющей глянцем, точно банка с вареньем.
