Конечно, в исламе нет недостатка в пропагандистских антихристианских и антиеврейских высказываниях. Иногда действительно кажется, что даже самые умеренные проповедники и политики в мусульманском мире не могут противостоять активизирующейся время от времени теории заговора в отношении «крестоносцев и евреев», которая всего лишь имеет в виду их: тех безликих, колониальных, сионистских, империалистических других, тех, кто не мы. Таким образом, столкновение монотеизмов – явление отнюдь не новое. Действительно, с самых первых дней исламской экспансии до кровавых войн, инквизиции, крестовых походов, трагических последствий колониализма и цикла насилия в Израиле/Палестине враждебность, недоверие и часто насильственная нетерпимость, которыми отмечены отношения между евреями, христианами и мусульманами, были одной из самых укоренившихся тем в западной истории.
Однако за последние несколько лет, поскольку международные конфликты в полной мере были облечены в апокалиптические термины, а политические повестки дня во всех измерениях сформулированы на богословском языке, стало невозможно игнорировать поразительные сходства между антагонистической и неосведомленной риторикой, которая подпитывала разрушительные религиозные войны прошлого, и тем, что движет текущими конфликтами на Ближнем Востоке. Когда преподобный Джерри Вайнс, бывший президент Южной баптистской конвенции, называет пророка Мухаммада «педофилом, одержимым демоном», его слова звучат столь же странно, как речи средневековых папских пропагандистов, для которых Мухаммад был антихристом, а исламская экспансия – признаком Апокалипсиса. Когда республиканский сенатор из Оклахомы Джеймс Инхоф выступает перед Конгрессом США и настаивает на том, что продолжающиеся конфликты на Ближнем Востоке – это битвы не за власть или территорию, а «борьба за то, истинно ли слово Бога», он говорит, сознательно или нет, на языке эпохи крестовых походов.
Можно утверждать, что столкновение монотеизмов – неизбежный результат самого монотеизма. В то время как религия многих богов содержит много мифов для описания состояния человека, религия одного бога имеет тенденцию быть мономифичной; она не только отвергает всех других богов, но и отвергает все другие объяснения Бога. Если есть только один Бог, тогда может быть только одна истина, и такое видение может легко привести к кровавым конфликтам непримиримых абсолютизмов. Миссионерская деятельность, хотя и заслуживает похвалы за обеспечение медицинской помощи и образования для обездоленных во всем мире, тем не менее основывается на вере в то, что есть только один путь к Богу и что все другие пути ведут к греху и проклятию.
Малькольм и Дженнифер, как я узнал по дороге в Марракеш, были частью быстрорастущего движения христианских миссионеров, которые все чаще стали сосредотачиваться на мусульманском мире. Поскольку христианский евангелизм зачастую резко порицается в мусульманских странах – в значительной степени из-за исторической памяти о действиях колониалистов, когда катастрофическая «цивилизационная миссия» Европы сопровождалась насильственной антиисламской «миссией по христианизации», – некоторые евангельские институты сейчас обучают своих миссионеров «проникать изнутри» в мусульманский мир, принимая мусульманскую личину, облачаясь в мусульманскую одежду (в том числе чадру), даже соблюдая пост и молясь как мусульмане. В то же время правительство США поощряет многочисленные христианские организации гуманитарной помощи активно участвовать в восстановлении инфраструктуры Ирака и Афганистана после двух войн, предоставляя боеприпасы тем, кто стремится изобразить оккупацию этих стран как еще один крестовый поход христиан против мусульман. Добавьте к этому убеждение, разделяемое многими в мусульманском мире, что между Соединенными Штатами и Израилем существует сговор, направленный против мусульманских интересов в целом и прав палестинцев в частности, и можно понять, почему возмущение и подозрительность мусульман на Западе только возрастают, приводя к катастрофическим последствиям.
Учитывая, насколько легко религиозная догма оказалась втянута в противоречие с политической идеологией, каким образом мы можем преодолеть концепцию столкновения монотеизмов, столь глубоко укоренившуюся в современном мире? Очевидно, что просвещение и терпимость весьма важны. Но то, в чем мы отчаянно нуждаемся, – это не столько лучшее понимание религии нашего соседа, сколько более широкое, более полное осмысление самого понятия «религия».
Следует осознать, что религия – это не вера. Религия – это история веры. Это институционализированная система символов и метафор (читайте: ритуалов и мифов), предоставляющая общий язык, на котором сообщество веры может делиться друг с другом своим духовным опытом встречи с Божественным. Религия касается не подлинной истории, а священной. Эта история не проходит сквозь время как река. Скорее она похожа на священное дерево, корни которого глубоко проникают в первозданное время и чьи ветви переплетаются с подлинной историей, не заботясь о границах пространства и времени. Действительно, именно в такие моменты, когда священная и подлинная история сталкиваются, рождаются религии. Столкновение монотеизмов происходит, когда вера, таинственная и невыразимая, избегающая любых категорий, запутывается в корявых ветвях религии.
Перед вами история ислама. Это история, закрепленная в воспоминаниях первого поколения мусульман и систематизированная самыми ранними биографами пророка Мухаммада – Ибн Исхаком (ум. 768), Ибн Хишамом (ум. 833), аль-Баладхури[4] (ум. 892) и ат-Табари (ум. 922). В основе повествования лежит Священный Коран – собрание божественных откровений, которые Мухаммад получил в течение примерно двадцати трех лет жизни в Мекке и Медине. В то время как Коран по причинам, которые станут ясны в дальнейшем, очень мало рассказывает о жизни Мухаммада (Мухаммад действительно редко упоминается в нем), он неоценим в раскрытии идеологии мусульманской веры в ее зачаточном состоянии, то есть до того, как вера стала религией, прежде чем религия стала институтом.
Тем не менее мы никогда не должны забывать, что как бы незаменимы и исторически ценны ни были Коран и предания о Пророке, они все же основаны на мифологии. Жаль, что это слово, миф, которое первоначально означало не что иное, как рассказы о сверхъестественном, стало рассматриваться как синоним ложности, тогда как на самом деле мифы всегда верны. По своей природе мифы обладают как законным обоснованием, так и правдоподобием. Какие бы истины они в себе ни заключали, они имеют мало общего с историческими фактами. Задаваться вопросами: действительно ли Моисей разделил Красное море, или действительно ли Иисус воскресил Лазаря из мертвых, или действительно ли слово Божие излилось через уста Мухаммада – значит задавать неуместные вопросы. Единственный вопрос, который имеет отношение к религии и ее мифологии: «Что означают эти истории?»
Дело в том, что ни один евангелист любой великой мировой религии не стал бы интересоваться записями своих объективных наблюдений за историческими событиями. Они вообще не записывали наблюдения! Скорее, они интерпретировали эти события, чтобы придать структуру и смысл мифам и обрядам своего сообщества, обеспечив будущим поколениям общую идентичность, общее стремление, общую историю. В конце концов, религия – это по определению интерпретация; и по определению все интерпретации действительны. Однако некоторые интерпретации более разумны, чем другие. И как еврейский философ и мистик Моисей Маймонид отмечал много лет назад, именно разум, а не воображение определяет то, что возможно, а что нет.
То, как ученые составляют разумную интерпретацию определенной религиозной традиции, проявляется в слиянии мифов этой религии со знаниями о духовном и политическом ландшафте, в котором эти мифы возникли. Опираясь на Коран и предания Пророка наряду с нашим пониманием культурной среды, в которой родился Мухаммад и в которой сформировалось его послание, мы можем более разумно восстановить истоки и эволюцию ислама. Это непростая задача, хотя она несколько облегчается тем, что Мухаммад, по-видимому, жил «в полном соответствии с историей», если говорить словами Эрнеста Ренана, и умер невероятно успешным пророком (и именно это его христианские и еврейские хулители никогда ему не простят).
