– Так ты уверен, что убитый – человек Сиплого?
– Я ни в чем не уверен, потому как видеть мне его не доводилось. Да и не моя это тема, ты же знаешь. Я все больше по кражам, дракам, разбою… Тружусь на районе, так сказать. Но Юрка сказал, как раз накануне того дня, как труп нашли, должна была состояться передача какой-то важной информации связным Сиплого неизвестному лицу. Их вели уже несколько месяцев, так что все было на мази. Но встреча почему-то не состоялась, я не знаю подробностей, а связной вообще исчез. Так что очень может быть, что Коля как раз прав, и эта ваша голова…
– Понятно, голова – это связной, пока все укладывается в эту схему, – в нетерпении перебила я, – и что нам теперь с этой информацией делать?
– Пока не знаю. Мне кажется, что-то тут нечисто. Сиплый не мог не знать о интересе к нему у полиции, и если он допустил, чтобы его людей вели… Какой-то интерес у него в этом деле был.
– Ну вот, все и сложилось: может, он сам и велел убить связного, когда узнал об операции перехват, чтобы тот ничего не наболтал. Нет человека – нет проблем. Как бы его теперь в тюрьму посадить, чтобы они к нам претензии не высказали, а? Машке уезжать скоро, а мы сидим, как на пороховой бочке…
– Короче, мне Юрка контакты ребят дал, которые всем этим сейчас занимаются, я сначала сам с ними аккуратно переговорю. А потом, если пойму, что они адекватные, к вам пришлю. Ждите звонка, а из дому – ни ногой. Это может быть очень опасно: кто знает, кому вы перешли дорогу? Все, Гоблин идет. Отбой.
– А кто такой Гоблин? – поинтересовалась Машка.
– Начальник Валерки. Блин, Маня, я со всеми этими делами забыла про своего начальника, Гарыныча.
– Так отпуск же еще! Или ты по работе скучаешь. Я же говорила, давай расследование…
– Да не в этом дело! Я же теще его должна была бумажку отдать, а сама отправила к ней врагов. Мишаня мог бабку и того… Грохнуть, одним словом. Они же с Леньчиком вообще дегенераты полные. А вдруг ее пытали? – тут я побелела и представила себе несчастную старушку с утюгом у лица. – Я себе этого не прощу…
– Да ладно тебе, – попробовала утешить меня Марья, – зачем им теща Горыныча? Про нас она ничего не знала. Ну хочешь, съездим к нему, спросишь невзначай: как, мол, поживает ваша бабушка? Не хворает ли?
– Ага, съездим, – перекривляла я ее, – нам из дома отлучаться нельзя, забыла? Хотя к родителям надо бы смотаться, вдруг я больше их не увижу… – пустила я слезу, утираясь Санькиным хвостом.
– Не сгущай краски… Может, все еще обойдется? Пошли пожрем, – вздохнула Маня, а я подумала, что оптимистам легче жить на свете. Мы доели остатки пиццы, а я вспомнила утренний разговор с нашим персональным ментом:
– Мне тут Валерка сказал, что чердак открыт, и можно через первый подъезд метнуться. Может, и мы так же выйдем потихонечку?
Машка идею одобрила, а кот нет. Но его мнением никто особо не интересовался, поэтому он, обидевшись, залез под диван. Вдоволь наглядевшись в окно и не увидев там ничего примечательного, мы с Машкой быстро переоделись и на цыпочках выбрались их квартиры. Поднявшись на пару пролетов вверх, я смогла констатировать: Валерка не обманул – чердак был открыт. Мы быстро нырнули в пыльную темноту и миновали несколько пролетов, перескакивая через балки, спустились по лестнице на первый этаж и выскользнули через черный ход с другой стороны дома.
– Фу, ну и пылюка там, – заворчала сестрица, отряхиваясь. – Дом старый, как он вообще еще стоит?
– Ты тоже не девица, но бегаешь же! – съязвила я, потому что жутко нервничала, но Машка не обиделась и повертела головой:
–Ну что, на машине?
– А на машине нельзя, – задумчиво промолвила я. – Вдруг Валера прав, и за нами следят? Если бы еще темно было, а так сразу будем, как на ладони. Надо партизанскими тропами…
Вздохнув, мы побрели на ближайшую остановку, при этом постоянно оглядывались и с минуты на минуту ожидали нападения неведомых врагов. Однако все обошлось, и вскоре мы уже ехали на маршрутном автобусе номер 3, направлявшемся в пригород. Родители уныло копались в палисаднике и при виде нас заметно удивились.
– Анечка, Машенька, – запричитала мама, вытирая грязные руки о папу. – Это чего же… Мы же вас только на следующей неделе ждали…
– Что с машиной? – схватился папа за левый бок, наверное, думая, что его ласточка приказала долго жить, раз уж пришли мы своим ходом.
– Да все хорошо с машиной, решили прогуляться, да и выпить по рюмочке вашей знаменитой наливочки, – нашлась Маня, беря папу под руку и увлекая их в дом. – А если на машине – так какая наливочка?
Папа повеселел, но все равно смотрел настороженно, а мама, охая и кряхтя, принялась кормить нас борщом и котлетами. После мы отдыхали в прохладе дома, вдоволь насмеялись, рассказывая о приключениях с котом, и выдали родителям уже отработанную версию о намечающейся поездке в Турцию.
– Может, оно и правильно, – вздохнула мама, – иностранцев там себе найдете. Ну всяко публика поприличней, чему у нас на пляжах. Развалят свои пивные животы…
Пока Машка с мамой болтали о животах и задах, я вышла на веранду приготовить чай. Там, на столе, в творческом папином беспорядке валялись его наброски, бумаги, карандаши и краски. Машинально перебирая руками верхние листы, я внезапно напряглась и, присмотревшись получше, привалилась к стене.
С листка, вырванного с альбома, на меня смотрел карандашный набросок мужчины, очень смахивающего на кавказца из Крузака. Я подумала, что у меня галлюцинации, поэтому потерла глаза и хотела повторить эксперимент, но тут сзади послышались шаркающие шаги и показался отец с банкой варенья.
– Папа, это кто? – сдавленно произнесла я, стараясь сохранять спокойствие.
– А, вот же он! Я все думаю, что хотел тебе что-то сказать, – рассеянно стукнул себя по лбу отец. – Два дня назад приезжали два типа, спрашивали про мою машину. Чья, на кого оформлена? Сказали, что пару дней назад случилось ДТП, и свидетели вроде видели похожую машину. Поэтому они узнают, что да как. Но когда я сказал, что машина у дочери, а она на море с сестрой, они отстали. Короче, тот случай явно был с другой машиной, да и цвет не совпадает. Так что я и забыл об этом. Мало ли чего не бывает. А чего ты так побледнела?
– Да нет, ничего. Просто странный портрет. Обычно ты старушек вон рисуешь: почтальоншу бабу Валю, продавщицу из сельпо…
– Ну, этот мужчина такой колоритный, кавказская внешность, нос. Я, как художник, сразу оценил тип лица, – папа любовно разгладил рукой свои наброски и стал наводить порядок на столе, – ну и набросал по памяти. Вот еще маму вчера запечатлел, глянь. А то теряю хватку. Как стал жить в деревне…
Тут папа углубился в свою любимую тему и стал жаловаться на дачную жизнь, из-за которой у него обострилось люмбаго и не было времени на любимое хобби. Я рассеянно кивала, думая о своем. Получается, нас уже искали здесь? Значит, они прекрасно знают, где я живу. Вот и ответ на вопрос, кто ночью лез к нам в квартиру. Слава Богу, родителей не тронули. Хотя это и странно. Но они же могут вернуться… Блин, что же делать? Хоть бы Валерка быстрее переговорил со своими ребятами, и дело сдвинулось для нас с мертвой точки.
По дороге назад я рассказала обо всем Марье, чем, разумеется, не прибавила ей настроения. Сначала она предположила, что это другой кавказец, и вообще, что все кавказцы похожи, как родные братья. На мои обвинения в расизме сестрица не отреагировала, но все же под конец решила испугаться.
– Ой, что же делается? Если они были у твоих родителей, значит, прекрасно осведомлены о нашем местонахождении. Получается, это они Колю хлопнуть хотели?
– Подожди, это пока не факт. Может, Коля вообще случайная жертва грабителей или со своими же что-то не поделил. Каким образом Коля вообще причастен к той истории? Хотя я уже ни чему не удивлюсь.
– Дело, похоже, приобретает серьезный оборот. Головой рискуем. Хотя, риск, конечно, дело благородное…
– Ладно мы, но рисковать родителями я не намерена. Заварили мы кашу… Дождемся звонка от Валеры и будем сдаваться, – вздохнула я, а Машка пожала плечами и почему-то промолчала.
