– Ты не представляешь, как скучно я живу. Каждый день только и слышу: кто кому сколько должен, кто кого купил и кто кого кинул. Это просто невыносимо… Вот ты занимаешься творчеством и радуешься жизни, а я даже никого трахнуть из-за своего гребаного геморроя не могу…
С этими словами он снял больничную пижаму и отдался в руки двух симпатичных медсестер. Валька, способный купить всю больницу вместе с профессорами и медицинским институтом в придачу, явно нервничал и боялся операции. Напоследок, уже лежа на операционном столе с широко раздвинутыми ногами, стыдливо прикрывая мошонку рукой, он сказал медсестре, вводившей наркоз:
– Вы знаете, обычно в такой позе я привык наблюдать женщин, но сегодня впервые наоборот…
После операции Вальку отвезли в персональную палату в платном отделении, где сервис был поставлен, как в люксе «Метрополя». Каждый день к нему приходила смазливая переводчица и учила английскому языку, который Валька тщетно пытался освоить лет двадцать. У меня закралось подозрение, что Валька с переводчицей не ограничивались изучением английской лексики, потому что со студенческих лет он слыл сексуальным террористом и не мог пропустить ни одной хорошенькой девчонки. Но это были только мои предположения. Не мог же Валька сразу после тяжелой операции зарабатывать новые осложнения.
А меня поместили в обычную бюджетную палату на шесть коек, и то, наверное, исключительно благодаря моим прежним заслугам. Иначе лежал бы я на сквозняке в коридорчике…
Честно говоря, я люблю лежать в больнице. Потому что нигде не увидишь столько хорошеньких медсестер, как в наших больницах. Глядя на них, понимаешь, почему в мире так высоко ценятся русские женщины. Ни в одной другой стране не найти таких добрых, отзывчивых, не избалованных судьбой красивых девчонок, безропотно выполняющих самую тяжелую работу за нищенскую зарплату. Еще я люблю лежать в больнице, потому что здесь никто не дергает, и появляется уйма времени поразмышлять о жизни.
Еще недавно я был любимцем фортуны, баловнем судьбы, моя карьера стремительно шла в гору. Я брался за самые рискованные проекты и неизменно разочаровывал всех, кто пророчил провал. Мои успехи и высокие гонорары не давали покоя коллегам и конкурентам. Обо мне писали газеты и снимали телепередачи, меня узнавали совершенно незнакомые люди на улице, а гаишники не брали штрафов. И мне казалось, что чем лучше работаешь, тем дальше будет легче. Но все обернулось по-другому.
Это был третий по счету кризис, который переживало мое поколение. Первый случился в 1991 году, когда мы только пробовали свои силы в кооперативном бизнесе. Второй – во время дефолта 1998, когда мы потеряли почти все заработанные деньги, но были еще достаточно молоды и здоровы, чтобы начать все сначала. И третий – сейчас, ровно десять лет спустя, в 2008.
Особенности бизнеса по-русски состоят в том, что, если ты имеешь дерзость работать самостоятельно, ни перед кем не прогибаясь, это будет продолжаться очень недолго. Рано или поздно бизнес отнимут или сделают так, что ты его сам отдашь. Два первых лица государства почему-то называли нашу страну «островом спокойствия в океане мирового кризиса» и убеждали российскую общественность в том, что никаких рисков для частного бизнеса в России нет. Но они забыли про самый главный риск, который представляет собой чиновная бюрократия.
Любой успешный частный бизнес обречен, если у вас не налажен с чиновниками неформальный контакт или вам не удалось подружиться с теми, кто пилит бюджеты, а еще лучше – присосаться к какому-нибудь нацпроекту или крупной госкорпорации. Вас «закошмарят», «замочат», сопротивляться устоявшейся системе вымогательства и чиновного произвола практически бесполезно. Упаси Бог бодаться или судиться с системой. Тогда точно уже ничто не спасет. Даже если вы докажете в суде свою правоту, вы не вернете упущенную прибыль, потерянное время, здоровье и цинично убитый бизнес. Я понял эти прописные истины слишком поздно, когда от моего бизнеса остались одни руины и катастрофические долги.
Совсем недавно, посещая раз в месяц модный салон, чтобы постричься, сделать маникюр и педикюр, я не мог себе представить, как люди могут жить почти совсем без денег. Например, на нищенскую пенсию в пять тысяч рублей. Теперь я понимаю их очень хорошо. Но самое печальное, что у меня не оказалось даже заначки на черный день, поскольку я был слишком успешен и уверен, что будет везти всегда.
Некоторое время я еще держался на плаву по инерции, но спустя почти год после изматывающих судебных процессов, на которые я был вынужден потратить почти все деньги, мое положение настолько усугубилось, что жена не выдержала и ушла от меня. И тут я сделал неожиданное открытие: мужчина, который становится неудачником, при любых обстоятельствах не прав перед женщиной, с которой живет. И еще с грустью думал о том, скольких людей кризис доведет до отчаяния, банкротства, самоубийства и оставит руины от их семей.
Жена не выдержала испытания нищетой, и я нисколько ее не осуждаю. Вероятно, еще одно обстоятельство повлияло на ее решение. За полгода до того, как она бросила меня, я решил подработать хотя бы частным извозом. Но в первый же день убедился, что у извозчиков своя мафия и жуткая конкуренция. Я мотался по городу с полуночи до шести утра, и единственными моими клиентами стали обкуренные парень с девицей, тормознувшие меня около казино «Зеленая капуста». Парень, от которого за версту разило марихуаной, сказал, что они проигрались до трусов, и попросил отвезти их бесплатно на другой конец города. Ничего глупее нельзя было придумать. А на следующий день двое парней почему-то приняли меня за лоха и в последний момент отказались платить. Пришлось драться. Я был настолько возмущен их наглостью, что к большому их удивлению избил обоих. Или все-таки они избили меня? На следующее утро под левым глазом набухла синяя слива с сочным кровоподтеком, видимо, у одного из парней оказался кастет. Голова раскалывалась, будто палач промахнулся и вместо шеи рубанул топором башку. Я лежал дней десять, не вставая. За это время какая-то сволочь разбила камнем лобовое стекло моей машины. Видимо, это был подарок на день рождения. Мне должно было стукнуть 45.
Скорее всего, у меня было сотрясение мозга, но я не мог основательно лечиться. И тут с моей головой стали происходить странные вещи. При малейшей физической нагрузке я испытывал жуткие головные боли. Я никогда не жаловался на здоровье, а сейчас, стоило подняться на третий этаж, как в висках начинал стучать молот, будто им забивали железобетонные сваи, и мне казалось, что вены вот-вот лопнут от перенапряжения. Но самое печальное, что такие же головные боли стали преследовать меня и во время нечастых занятий сексом. Моя жена не могла понять, что происходит, когда в самый ответственный момент я хватался обеими руками за голову. А я боялся, что голова взорвется, будто пушечное ядро. Так мы перестали спать вместе. Я надеялся, что временно, но через полгода жена сказала, что так продолжаться больше не может.
Моя жена – мой нежный, добрый и терпеливый ангел! Она так похожа на мою мать в молодости, на фотографиях, где маме всего двадцать лет. Но терпению даже самого нежного ангела рано или поздно приходит конец, и меня убивает мысль о том, что я не оправдал ее надежд. Я оставил ей все – квартиру, машину с разбитым лобовым стеклом – и ушел в никуда. Изо всех сил я старался не выглядеть перед ней полным ничтожеством и дать ей шанс на новую жизнь без меня. Я даже подозреваю, что у нее появился к этому времени другой мужчина, но не стал устраивать сцен, потому что она заслуживает хоть немного счастья…
От позора и невыносимой безысходности я всерьез стал думать о том, как свести счеты с жизнью. И если бы существовал стерильный способ самоубийства, то непременно бы им воспользовался. Нажал на кнопочку – и нет тебя, как в компьютерной игре. Но, к сожалению, реальная смерть, а тем более самоубийство доставляют невероятные страдания близким. Отсюда невозможно уйти по-английски, и это очень погано. Одни хождения по моргам и запах разлагающегося тела чего стоят… Обязательно будут расследование, вскрытие, а моя жена такая впечатлительная, она просто не вынесет этого! К тому же десятки посторонних людей будут копаться в моей личной жизни и строить догадки… Ведь я по-прежнему производил на окружающих впечатление вполне благополучного человека.
