Нет, я его не виню, к тому же завтра он будет трезв, поэтому о своей бредовой идее даже не вспомнит. Вообще, Вася – очень хороший человек, бывший продажный менеджер (это он сам так себя называет) одной крупной компании, по непроверенным слухам до сих пор занимающейся импортом эксклюзивных алкогольных и парфюмерных напитков… то есть, изделий. Простите, в терминах еще немного путаюсь.

Я – «не совсем обычный тараканий представитель» (по Васиному же определению). Образованный, эрудированный, уникальный и единственный в своем насекомом роде. Лапки мои на три миллиметра длиннее лапок любого из моих теперь уже бывших коллег, а теперь подчиненных, усы, наоборот, на три миллиметра короче. Тело, имеющее любопытный окрас, «охряной, с легким ультрамариновым крапом» (опять Васины словечки), обладает невероятно развитыми аэродинамическими качествами.

В общем, скоро все призы будут нашими.

Сейчас мне живется нелегко, но Вася считает, что это временное явление и «коза ностра» (в переводе с итальянского – наш бизнес) того стоит. Он по моей просьбе даже решил посвятить вашему покорному слуге свою жизнь. Во всяком случае, достаточно длинный ее промежуток. Мы с ним партнеры.

Но, коли уж я взялся за мемуары, давайте начнем с самого первого этапа и пойдем по порядку номеров.

Итак, этап под номером один: розовое – с редкими черными штрихами – детство.

Родился я в простой рабоче-крестьянской семье на окраине Санкт-Петербурга.

Про улицу Зины Портновой слышали? Вот-вот, там, значит, в одной из многочисленных квартир хрущевского типа и прошло мое короткое и почти безрадостное, но наполненное познавательным смыслом детство. Классовое происхождение я упомянул не случайно, сейчас вы все поймете.

Появись я в семье образованной и до мозга костей культурной, я б сдох от голода, не дожив до совершеннолетия, и наоборот, если б моя бренная личинка вылупилась в богатом доме, стал бы я первоклассным скаковым тараканом, как думаете? Правильно, жирел бы себе до самой пенсии на дармовых харчах и дальней перспективы б не видел. С другой стороны, и о душе бы не заботился, а это, как Вася мне объяснил, грех. Таких после отходной присяги только на прокорм чертям берут. Хотя, мне кажется, что тараканов даже черти в пищу не потребляют. Мол, заразы от нас… Короче, предрассудков относительно насекомых – целое море плюс тазик с ковшичком.

Живя под одной крышей с моими приемными родителями (или, скорее, попустителями), стариками Ферзиковыми – Петром Антоновичем и Анной Андреевной, я научился главному – выживать. Потому как они, старики эти самые, ужасно неугомонными были. Придумывали всякие хитрые штучки, чтоб нашего брата извести. Да… хорошую школу инсектицидного экстрима окончил ваш покорный слуга. И яичные шарики с борной кислотой, и ядовитые мелки типа «Машенька», и порошки, и дихлофосы пролонгированного действия, и даже потоп с небольшим пожаром локального характера.

Петр Антонович всю свою сознательную жизнь проработал на фармацевтическом заводе химиком-технологом, Анна ж Андреевна, не покладая рук, трудилась в пригородном совхозе этим… как его?… короче тем, кто травит колорадских жуков и прочих насекомых вегетарианского образа существования. А потом они на пенсию вышли и за нас с родней взялись со всей, так сказать, неутомимой фантазией (вы уж меня извините, если я обороты иногда допускаю не очень понятные, я ж не человек, а простой насекомый, хоть и неплохо эрудированный)… Теперь вы понимаете, почему я настолько живучим оказался? То-то!

Случилось мое вынужденное переселение в тот самый день, когда достиг я совершеннолетия. Произошло это так.

Сидели мы с родней в санузле прямо под теплым и вечно влажным коллектором и праздновали мой переход в возраст зрелости. Угощения натащили – на месяц вперед хватит! И хлебные крошки, и волокна мясные, и желток яичный. Даже несколько жирных чешуек от копченого лосося на наш стол перепало. Из упавшей пустой бутылки (это для вас, людей, она пустая) пивко попивали, беседовали, как водится по таким дням, о моих дальнейших перспективах, смысле жизни, а также о многочисленных достоинствах и недостатках противоположного пола.

Вдруг дверь открывается, и входит, значит, в наш санузел Анна Андреевна собственной персоной. Ставит на пол, выложенный теплой керамической плиткой, большую черную сумку с контрастной белой надписью «Abibas» (это, как Вася говорит, известная вьетнамская фирма по производству околоспортивных аксессуаров) и включает водопроводный кран. А у меня фобия, слыхали об таких явлениях? Ужас, в общем, неконтролируемый. Боюсь я после потопа, соседями устроенного, шума льющейся воды. Страх мой проявляется, как Вася считает, в неадекватном психосоматическом поведении. Короче, места себе не нахожу. Был бы поспокойнее, так и жил бы до старости в одном доме со стариками-алхимиками Ферзиковыми, а тут заметался. Бегаю неровными кругами, крошки опрокидываю, пиво разлил и зачем-то в «Abibas» полез. Наши все ржут, как те кони, а я себя ну ни капельки сконцентрировать на главном не могу. Такое впечатление, что члены отдельно от меня существуют, хозяйского ума абсолютно не слушаются…

Как вода стихла, я скоренько опомнился и собрался к столу вернуться, но вдруг затрясло, закачало меня, друзья, так, что мгновенно лишился я вернувшегося было сознания. Очнулся от неживого голоса, идущего откуда-то со всех сторон: «…следующая станция – “Технологический институт”, переход на линию “Два”…». Лежу в сумке на холодной железной крышке и думаю: похоже, новую западню наши неутомимые старикашки приготовили. Решили свезти меня в свой технологический центр изучить на предмет анатомии насекомого, чтобы уничтожать нашего брата не хаотично, а целенаправленно-садистскими способами. Со всей, так сказать, технологией… Поджилки затряслись. Снова сознание потерял. Помню только, что опять мотало из стороны в сторону. Тот же голос говорил про какую-то станцию «Петроградскую», а потом в сумку сквозь щелочку волна свежего воздуха ворвалась.

К тряске я потихоньку привык. Акклиматизировался, как говорится. И шли мы с Анной Андреевной по шумной улице, уставленной с обеих сторон странными домиками. У нас на Зине Портновой таких нет, я в окно видел. Через какое-то время в короткий тоннель свернули. Вася позже мне сказал, что этот тоннель аркой называется, а домики на Петроградской – старым фондом. Потом в дверь вошли и, вот что странно, не вверх по лесенке, а вниз спустились на пять ступенек. Я считал. В подвал что ли? Нет! Старуха Ферзикова в дверь позвонила, и нам открыл молодой симпатичный мужчина в трусах. Ай-да, думаю, кляча ты старая! Пока глупый и доверчивый Петр Антонович свои химикалии дома на кухонном столе нам на ужин готовит, эта кокетка преклонного возраста по стриптизам шляется. Да-а…

Впрочем, быстро все разъяснилось, и я Анну Андреевну еще больше зауважал.

– Привет, мамуль, – говорит радостно молодой мужчина.

– Здравствуй, сынок, – моя отвечает. – Ну что за вид?! Ты ж в коммунальной квартире живешь, стыд-то поимей так ходить.

– Хоккей, – говорит, – мам. Поимею. Чёт пожрать принесла?

– Да вот, – отвечает, – грибочков маринованных, квашеной капустки, яблок, лимон… Ты хоть сумку-то у матери возьми, тяжело ведь. Я, чай, уже не комсомолка.

– Прости, мам, – говорит, а я чувствую, что меня прямо с контейнером перехватили. – Ты чайку попьешь?

– Ну, завари, – слышу я уже издалека, – мята-то еще осталась?… Я только с мятой, сердце чегой-то хватает.

– Ага, осталась еще… Ты пока проходи. Дома нет никого. Еремеевы на работе, а Матвеевна к внуку в Петрозаводск укатила, сказала, что после старого нового года приедет, но, вот, нет ее еще. Тебе, кстати, привет передавала.

– Спасибо, – уж совсем издалека слышу.

Молодой в трусах сумку мою открыл и начал оттуда все по порядку доставать. Я с банки сполз, в уголок спрятался. Думаю, не заметит. Пересижу, а там уж и домой поедем. Нашим про путешествие расскажу. Впечатления! Героем стану. Они-то, наши, настоящие домоседы. Только один Сократ из квартиры выходил. Рассказывал, что даже в подвал спускался… Подвал – это фигня. Эх, обделаются все, когда узнают, что я на Петроградской побывал! Замечтался, в общем, глазки прикрыл, одни только грезы сладкие и вижу…