— Валя, ты не видел мои ключи? — Елена судорожно шарила в сумке и шкафчиках трельяжа. — Ну, чего стоишь истуканом? Не видишь — я в пальто, мне жарко… Хоть бы помог, что ли.

— Зачем тебе ключи? — Валентин меланхолично подпер стенку, скрестив руки на груди. — Ты вроде как не с ночевкой, — уточнил он между прочим, стараясь не скрипеть зубами и не выдавать гнева в голосе.

И надо признать: ему это удавалось. Выглядел мужчина расслабленным и спокойным. Ну а что творилось в этот момент у него на душе — одному Богу, наверное, и было известно.

— С ночевкой, конечно! Меня ж Алка не отпустит — я же тебе рассказывала: порвала она недавно, со своим этим… доцентом. Ей сейчас поддержка нужна, как никогда, да и не по-людски это как-то — бросать подругу в трудное время… Или забыл, кто нам с деньгами на эту халупу помог?.. Зараза! И здесь нет… Ну, чего встал-то, Валь? Шевелись, шевелись давай, — жена активно зажестикулировала.

Мужчина нехотя завозился, перебирая мелкую свалку на стоявшем в коридоре «Минске».

Под запыленным ворохом квитанций об уплате коммуналки нашлась пустая упаковка из-под презервативов, прописавшаяся тут, наверное, еще в довоенные времена, зажигалка, глазные капли и несколько редких десятирублевых монет.

— Нашла! — Елена потрясла связкой перед лицом и победно улыбнулась. — В дырку в кармане завалились.

— Вот что бывает…

— Вот что бывает, когда муж жене на сумку приличную денег дать не может! — перебила Елена, укоризненно зыркнув на мужа.

«То есть тут уже любовник — не вариант, да?» — процедил он мысленно, прожигая взглядом в спине некогда любимой женщины дыру. Однако вслух не сказал ничего.

Елена повертелась перед трюмо, оглядела себя со всех возможных сторон, придирчиво поправила и без того идеально завитые рыжие волосы и улыбнулась мужу через зеркало:

— Все, я побежала! Борщ в холодильнике, котлеты на плите, мне не звони, и не скучай — звякну сама, как освобожусь после работы. Чао! — и никакого тебе поцелуя на прощание. Входная дверь просто со скрипом закрылась перед носом мужчины.

Какое-то время Валентин стоял, окутанный стойким шлейфом «Шанель № 5» — вот уже лет десять как неизменного аромата супруги, который Елена покупала как минимум пробниками, если уж совсем с деньгами туго приходилось — и разглядывал потрескавшийся коричневый дерматин. Сердцебиение бешеным стаккато отплясывало в висках, стоило хоть на секунду вспомнить, куда на самом деле отправилась законная жена, и осознать вновь, с какой легкостью солгала ему сейчас, не говоря уже обо всех последних месяцах их совместного бытия.

Взгляд упал на пустую упаковку презервативов в руках, и мужчина смял ее, криво улыбаясь. Вздохнул устало и протопал в кухню, решив, что жизнь — говно, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.

— Лена-Лена… Как же ты могла? — он с горечью усмехнулся, замерев на миг напоследок и взглянув на их свадебный снимок в рамке, что висел у зеркала.

— Люба! — раздался в прихожей густой бас. — Чем эт у тебя так несет? Опять жратва пригорела?! Только и можешь, что языком трепать часами по мобиле, нет бы у той же Ксюхи жрать поучиться готовить!.. — мужчина небрежно опустил пакет, и в нем весело звякнуло пиво в стекле.

— Привет, Сереж, — на пороге возникла Любовь.

Она вымученно улыбнулась, вытирая руки о полотенце на плече и с равнодушием глядя, как муж разносит грязь по только что вымытому ламинату.

— Ты сегодня рано. Начальство отпустило?

Не то, чтобы женщину это хоть как-то волновало. Скорее — выскочило по привычке…

Ее вообще уже мало что волновало, стоило услышать вчера перешептывания соседок у подъезда вослед: «Слышь, Петровна, а Любкин-то гуляеть. Не веришь? Говорю тебе: я сама, этими вона глазами видела его с бабою… Да тише ты, тетеря старая — Любка услышит!»

Нет — конечно, Любовь не была особой впечатлительной, но… это стало последней каплей, что называется. Послужило толчком. Сложив наконец простые числа — чего она искренне делать не желала, ни то от страха развеять иллюзию якобы счастливой семейной жизни, ни то от чего-то еще, — поняла, что на выходе как-то слишком многое наслоилось одно на другое…

Перед глазами словно киноленту промотали: участившиеся задержки на работе, по поводу и без, в сезон — неизменное «сходить на рыбалку», извечное «потрындеть с друзьями и пивка с воблой попить», отчуждение и холодность в общении, постоянные ссоры на пустом месте и, как вишенка на торте — практическое отсутствие всякого интима.

Люба с тихим вздохом заправила выбившуюся прядку за ухо, а в мыслях пронеслось обидное «лохудра», сказанное мужем подшофе, на ее день рождения. За которое он, на следующее утро даже не соизволил извиниться, словно пункт «унижение супруги» был залогом счастливой семейной жизни и гарантом неиссякаемого запаса еды в холодильнике, чистых носков в комоде, глаженых рубашек в шкафу и стерильной чистоты в квартире. Об остальном, вроде съедавшей почти все время работы, беготни с уплатой налогов, ипотеки, регулярных визитов к сварливой маме мужа — того еще геморроя, между прочим, — даже упоминать не стоило…

И вот вчера пазл в ее голове наконец-то сложился.

Ну не может быть столько совпадений к ряду. Просто не может. Как говорится: первый раз — случайность, второй — совпадение, а третий — это уже закономерность. А потому женщина и не пыталась тешить себя глупыми надеждами — понимала прекрасно настоящее положение дел. Но то ли от обиды, то ли из вредности, то ли еще не вполне утратив остатки уважения к человеку, с которым прожила пять лет под одной крышей, то ли просто следуя принципу «не выносить сор из избы», обернулась и ответила так спокойно, как только могла: «Пусть гуляет. Он тепло одет».

И одному лишь Богу было известно, каких усилий стоило отвернуться и спокойно войти в подъезд, а не броситься со всех ног, куда глаза глядят.

Реветь она не позволила себе, даже в полумраке подъезда — только зайдя в квартиру и захлопнув плотно дверь, сползла по ней, глотая горькие слезы и сминая в руках стянутую шапку…

— Вертел я это начальство! — вспылил Сергей, а женщина очнулась от своих мыслей; поджала губы, жалея о простом вопросе и понимая, что не задать его было бы как минимум невежливо, а как максимум — подозрительно, для цепляющегося по мелочам мужа. — Я сегодня сам себе начальство.

— Куда-то собираешься?

«Господи, ну кто меня за язык-то тянул?» — Люба мысленно содрогнулась, едва представив, как муж сейчас устроит очередной скандал за необходимость отчитываться перед женой: начнет лить помоями на повышенных децибелах, играя на публику и тонкие стены панельной хрущевки, обложит трехэтажным матом, устроит ревизорскую проверку на кухне и в ванной, тыча носом в брошенные им же носки, и в конце концов просто выставит себя жертвой, которой вздохнуть спокойно не дают, и вообще: катаются тут, неблагодарные, как сыр в масле — обнаглели до такой степени, что на шею сели и ножки свесили…

Смешно представить: и от этого чужого, по сути, человека, она когда-то хотела детей. До зубной боли, до помутнения рассудка, до какого-то больного помешательства… Зато он не торопился, и за это Люба теперь была мужу только благодарна — стоило поменять взгляды.

— Ясен пень — не на тебя полюбоваться встало.

«Интересно, как давно у тебя вообще что-то на жену вставало» — Любовь нервно затеребила краешек полотенца, прошлась влажными ладонями по фартуку, а муж добавил, на удивление мягче:

— В бильярдную с мужиками едем, потом в баню и до Андрюхи — у засранца сегодня мальчишник, к себе звал. Гулять будем.

На столе стыли кофе и сдутый кусок яичницы.