Александр Вавилов Кошка Бога © Вавилов А.В., 2019 © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019 Чемоданный рок А сложить бы сейчас поэзию в чемодан И уплыть на рыбацком траулере туда, Где всё время то Миссисипи, то Иордан, То какая-нибудь ещё, так сказать, вода. Чтобы не было никаких городов и стран. Чтобы в этой воде никто не решал за нас, Где у нас теперь Гваделупа и Тегеран, Где у нас теперь Апеннины, а где Парнас. Будет новая Скандинавия на ките… Потому что киты не любят носить старьё. Потому что на фоне вечности в темноте Всё нейтральное принимается за своё. Но не каждый имеет право на волшебство, Потому-то когда-нибудь и покинет мрак Только тот, кто не прогибался ни под кого, Даже если и был местами совсем дурак. Будет Мексика и Бразилия. Будет Крит. Будет в статусе многих стран пребывать вода. Будет яркий и незапятнанный колорит… Будет всё хорошо. Осталось понять, когда. Прогуляться бы, так сказать, по другим мирам, Потому что внутри реальности меркнет свет. А послать бы сейчас реальность к таким херам, Чтобы даже не возвращалась послать в ответ. А сложить бы сейчас поэзию в чемодан И уплыть на рыбацком траулере туда, Где всё время то Миссисипи, то Иордан, То какая-нибудь ещё, так сказать, вода. Кошка Бога Кошка, которая жила на вершине мира, Считала, что это она создаёт закаты, Верила, что квартира Бога – это её квартира, А все остальные – хоть в чём-то да виноваты Перед её высочеством, кошкой Бога… Поэтому Бог ложился, она вставала И каждому человеку – пускай немного, Но портила жизнь: устраивала скандалы, Стихийные бедствия, экологические катастрофы, Творила вселенский хаос в какой-нибудь точке мира, Одного из евреев по дурости довела до Голгофы, Взорвала что-то чертовски опасное близ Алжира… Ну а потом – залезала к Богу под одеяло, Будто там и была, чему прям-таки крайне рада, И настолько нежно на ушко ему урчала, Что Бог не решался сослать её в недра ада. Бог просыпался, натощак выкуривал сигарету, Пытался вспомнить: а был ли на карте мира, Допустим, Алжир? Потому что сейчас его типа нету. А кошка такая: «Не-е-е было там никакого Алжира. Я, чтоб ты знал, падших ангелов истребляла! Вот сам подумай, на кой чёрт мне твои афро-арабы? Уж как я тебя люблю, а всё тебе, Боже, мало… Не бережёшь ты меня, не ценишь, хоть и пора бы». А Бог психует, кричит: «Как это не было, блин, Алжира? На кухне стоял – между раковиной и банкой с квасом! Я его лично туда поставил! Это моя квартира!» И всё это с таким недовольством, с агрессией, басом. Кошка, понятное дело, обиделась, нассала на Трою. Бог понимает, что прав, но чувствует себя виноватым. «Не обижайся, – шепчет, – я завтра новый Алжир построю, Потому что это вовсе не я, а ты создаёшь закаты… Кто его знает, может, и вправду не было там Алжира, Здесь такой беспорядок, бардак размывает сушу…» И думает кошка, которая живёт на вершине мира: «Ещё раз накажешь, я тебе, Бог, Карфаген… разрушу». Ретроспектива Всегда. Это будет главное. Для начала. Теперь я уже не стану считать закаты… Но музыка здесь жила, ведь она звучала. И в том, что она сломалась, не виноваты Ни время, ни элементы ретроспективы. Мы сами замки, ключи и входные двери. Мы сами чисты, свободны, пьяны, красивы. Мы носим костюмы Бога, по крайней мере. Мы были живее многих, но временами Казалось, что мы напрасно разделись хором. Но всё, что когда-то значилось между нами, По-прежнему бродит ночью по коридорам, Рисует на стенах, балуется травою, Выкладывает молчание из бутылок На лестничной клетке. Или над головою Летает и улыбается мне в затылок. Я снова не здесь. Улыбка моя кагором Возводится в степень искренней или близко К чему-то такому. Память – по коридорам… Вдоль спирта по группе крови и группе риска. Меняется облик прошлого. Мало света. Сгущается одиночество. Света много. И Бог ничего не спросит. Он ждёт ответа От пьяного человека в костюме Бога. Бессмертие концентрируется. Сначала Мы были чисты, свободны, пьяны, красивы… Да, музыка здесь жила, и она – звучала… Теперь она стала центром. Ретроспективы. Ноктюрн В перспективе зима и зима помимо. Мокрый снег за окном и трамваи хором. В сигаретном ноктюрне густого дыма Темнота продлевается коридором. Мы настолько одни, что уже не надо Ни заученных фраз, ни чего-то кроме. И по принципу мёртвого звукоряда Распадается всё, что звучало в доме. На участке молчания нет кадастра, Но струится ноктюрн, как морфин по венам, И о выцветший постер Фиделя Кастро Голос Фрэнка Синатры стучит рефреном. Нет порядка, есть вещи плюс их природа, Ведь в холодной квартире сугубо сами Без вмешательства смерти любого рода Зеркала укрываются простынями. Распадаются тени на обелиски, Бытиё формирует структуру быта, И в ещё недопитой бутылке виски Продолжается пасмурная сюита. Мы настолько вдвоём, что уже не надо Репетиций, поскольку в таком театре Можно даже отсутствием звукоряда На любом языке подпевать Синатре. Квадратура луны до того некстати Искажает ноктюрн, что трамваи хором Замолкают везде, где зима в квадрате Заметает молчание. Коридором. |
