Составление, вступительные статьи, послесловие и комментарии Г.С. Абрамян

© Абрамян Г.С., составление, вступительные статьи, послесловие и комментарии, 2018

© ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Л. Н. Толстой не только один из великих художников русской и мировой литературы, но один из величайших религиозных мыслителей конца XIX – начала XX веков. Трудно найти область его творчества, которая не становилась предметом исследования литературоведов, искусствоведов, философов, педагогов и т. д. Тем не менее религиозные взгляды Толстого в нашей стране долгое время оставались практически неизученными. Авторы существующих работ в основном рассматривали религиозные воззрения Толстого в связи с теми произведениями, где эта тема была доминирующей – «Воскресение», «Смерть Ивана Ильича» и некоторых других. В то же время вне пределов исследования оставались работы, которые вызывали некоторое «неудобство», тем не менее именно они дают очень многое для осмысления произошедшего в 70-е годы перелома в мировоззрении Толстого. Неудобство это вызвано не только запретом цензурой некоторых произведений Льва Николаевича, что в условиях реакции 80-х гг. и времени правления Александра III было вполне ожидаемым, особенно после появления в 1884 году книгоиздательства «Посредник», основателем и идейным вдохновителем которого был сам Л. Н. Толстой, но и по причине их дискуссионной, и даже болезненной темы[1].

Приняв христианское учение в его сути, Толстой выступил против официальной Церкви как государственного института. Такая позиция отчетливо видна во многих религиозно-философских произведениях этого периода. В них же можно найти истоки тех идей, которые затем были реализованы в «Смерти Ивана Ильича», «Отце Сергии», «Воскресении», «Власти тьмы», «После бала», «Крейцеровой сонате» и др., и именно по ним можно судить о развитии религиозной мысли Толстого.

Общественная жизнь второй половины XIX века в России бурлила противоречиями русского духа: муками между верой и неверием, глубокими «антиномиями ума и сердца», поисками смысла жизни, идеями о спасении всего человечества, вызванными отчасти и социально-политическими условиями. Этот период ознаменовался обращением многих активных общественных деятелей к религии и философии. Секуляризм занимает одно из центральных мест в русской общественной мысли. Возможно, именно эта «светскость» русского религиозно-философского поиска привела к появлению разных, а иногда и взаимоисключающих философских течений. Даже радикалы с их народовольческим движением, которые занимали главенствующую позицию на социальной арене во второй половине позапрошлого столетия, не обошлись без религиозного влияния. По замечанию академика А. Панченко: «Молодежь, начавшая в 70-е годы “хождение в народ”, одушевлялась и бунтарством, и Евангелием». Что касается чисто религиозного мышления, то оно, как пишет В. Розанов еще в 1905 году, «в пределах схемы христианской, давно представляет собой иссохшую мумию в драгоценном саркофаге, о которой никто не заметил даже момента, когда же именно она перестала жить и дышать. Всегда она была одна и та же, всегда страшилась изменить свои черты; всегда считала себя “истинною”. И никто не заметил времени, когда эта “истина” с недвижными чертами перестала быть кому-нибудь нужною и занимательною» (18, с. 348). Вполне естественно, что в этих условиях каждый представитель общественной мысли искал свой путь, свое понимание истины. Но, наверное, ни один мыслитель того времени не вызывал в общественных кругах того резонанса, который вызвали идеи Льва Толстого. Его поиски истины не укладываются в рамки богословских догматов, и, тем более, не смыкаются с представлениями радикалов. Его литературное творчество тесно соседствует с религиозными, философскими, этическими и эстетическими поисками. Диапазон оценок Толстого как писателя-философа в литературной, философской и богословской критике весьма широк, а выводы далеко не однозначны и противоречивы.

В марте 1908 года Л. Н. Толстой работал над улучшением второго издания своего «Круга чтения». Мысли и изречения, вошедшие в него, собирались автором на протяжении нескольких десятилетий и расположены им по календарным дням с 1 января по 31 декабря. На 2 сентября Толстой записал: «Чем ближе люди к истине, тем они терпимее к чужим заблуждениям. И наоборот» (4, т. 2, с. 8). Эта мысль может служить эпиграфом ко всему тому, что писала беспощадная критика о моралисте, философе, художнике и христианине Толстом. С этой позиции мы и предлагаем рассматривать все pro и contra, вызванные сложными, а иногда и двойственными воззрениями Толстого. С ним можно спорить, можно соглашаться, но в одном ему отказать нельзя. «Репутация плохого мыслителя» незаслуженно закрепилась за автором «Войны и мира», а между тем «Гр. Толстой во всех своих доводах опирается единственно на разум и логические доказательства» (10, с. 57). Так писал один из исследователей творчества Толстого Н. Михайловский в статье «Десница и шуйца Льва Толстого», и у нас нет оснований не согласиться с ним. Заканчивая свою статью, Н. Михайловский убеждает читателя в необходимости «признать, что это – мыслитель честный и сильный, которому довериться можно, которого уважать должно. Самые противоречия такого человека способны вызвать в читателе ряд плодотворных мыслей» (10, с. 134).

Итак, несмотря на глубокие противоречия, а может быть, именно благодаря им, Толстой как мыслитель достоин глубокого уважения хотя бы потому, что не испугался самого сложного, самого честного на пути к истине – спора с самим собой.

Упоминая об оценке критики религиозных воззрений Толстого, нельзя обойти вниманием русского писателя, философа, в чьих статьях о религии и церкви Толстому уделено немало внимания. Речь идет о Василии Васильевиче Розанове. Статья «Л. Толстой и Русская Церковь», как отмечает сам автор в предисловии, была написана для французского журнала «Revue contemporaine» и ориентирована на западноевропейского читателя. Основной ее тезис состоит в следующем: Толстой и Русская Церковь разошлись по причине непонимания и даже незнания друг друга. Говоря о русском духовенстве, Розанов отделяет его от всего русского общества, от России. В его интерпретации Русская Церковь является институтом совершенно отдельным, замкнутым. Члены этого института заняты проблемами внутреннего характера, т. е. отношением со светской властью, «экономическим своим обеспечением или, вернее, полной необеспеченностью» (19, с. 365), внутренними раздорами; так что талант великого писателя, его глубокие нравственные и философские поиски явились для духовенства только «вздором и баловством барской души». Это – непонимание со стороны духовенства. Стараясь быть объективным, Розанов рассматривает и сторону Толстого. Автор статьи отмечает, что «темнота и корыстолюбие», «мелкая бытовая неряшливость», «непрямота в отношении к богатым людям» и «равнодушие к нравственному состоянию народа» – все эти «мелкие специфические личные недостатки и пороки» Русской Церкви не могли остаться незамеченными для Толстого. И тем не менее в любвеобильной Русской Церкви звучат молитвы о доброте и прощении, а «духовное настроение полно нежности, деликатности, глубокого участия к людям». Эти основные противоречия Русской Церкви обострились к концу XIX века, следствием чего, очевидно, явилось возникновение и развитие секуляризма в России. Эти же противоречия глубоко вошли и в светскую жизнь, где «не плоть, а дух растлился», и где каждый «свет обретши, ропщет и бунтует»[2]. Возможно, такое общество было более восприимчивым к появлению новых теорий и толстовская идея непротивления, его «новая мораль» если не были приняты полностью, то, по крайней мере, нашли в нем определенный отклик. Далее Розанов пишет: «Бывали случаи в России, что темный человек зарежет на дороге путника; обшаривая его карманы, найдет в них колбасу, тогда он ни за что не откусит от нее куска, если даже очень голоден, если убийство случилось в постный день, когда церковью запрещено употребление мяса. Это ужасный случай, но он действителен» (19, с. 359).