========== Последнее хельхеймское ==========

— Это было последнее хельхеймское предупреждение, Локи! — бросив в мою сторону шутливо-строгий взгляд, заявила Фригга.

Я виновато улыбнулся и поставил свою чёрную ладью на две клетки назад — туда, где она и должна была стоять.

Мы играли эту партию уже третий час, и положение складывалось явно не в мою пользу. Белых фигур на доске было значительно больше, чем чёрных.

Это была уже третья партия за день. Предыдущие два раза я проиграл. Мама, конечно, не издевалась надо мной, как сделали бы друзья Тора, хотя куда им обыграть меня в шахматы. Нет, Фригга после каждой партии начинала разъяснять мне мои ошибки и в конце обязательно убеждала, что ещё немного тренировок, и я смогу обыграть даже её.

Я упорно тренировался, но безуспешно. Поражение следовало за поражением. Наконец я не выдержал и стал незаметно переставлять фигуры, пока Фригга не глядела на доску. Настолько мне хотелось победы, и неважно было, каким образом я её одержу.

Первые два раза мама не заметила. Или сделала вид, что не заметила. На третий она ловко поймала меня за руку и велела поставить фигуру на место. Следующие две попытки сжульничать тоже с треском провалились.

«Ты в шахматы играешь, а не в подкидного дурака!» — Говорила Фригга всякий раз, поймав меня с поличным.

И вот, настало, по словам матери, последнее хельхеймское предупреждение. В наше время данное словосочетание давно стало фразеологизмом и утратило свой истинный смысл. В давние времена после такого предупреждения, если человек и дальше продолжал нарушать законы, его попросту убивали, то есть отправляли в Хельхейм прямым рейсом. За это оно и получило своё название. Но это было давно.

В устах же матери последнее хельхеймское предупреждение означало лишь, что далее последует наказание. Мы не первый день играли в шахматы, и я представлял примерно, что произойдет, если Фригга поймает меня ещё раз. Варианта могло быть два. Она могла слегка ударить меня по руке током при помощи магии и сделать так, что меня будет так бить всякий раз, едва я только подумаю о том, чтобы сжульничать. Это совсем не больно, скорее неприятно. Второй вариант нравился мне куда меньше. В этом случае мать просто забирала шахматную доску и молча уходила. В такие минуты я чувствовал себя виноватым, хоть и старался не подавать виду. Но сегодня у мамы хорошее настроение, вряд ли она поступит со мной так жестоко, и, вернее всего, будет ток. Что ж, можно рискнуть.

В тот момент, когда Фригга отвернулась, чтобы взять бокал с вином, я быстро переставил слона на одну клетку.

Внезапно мать резко обернулась и пристально посмотрела на меня. Лицо её изменилось до неузнаваемости.

«Заметила» — Понял я. — «Хотя странная, конечно, реакция. Слишком резкая. Наверное, всё-таки уйдет и не будет говорить со мной какое-то время».

Но в этот раз наказание превзошло все мои ожидания. Фригга встала и начала отрывисто читать сложное, незнакомое мне заклинание. Её лицо было серьёзным и собранным, вся мягкость и доброта во взгляде бесследно исчезли, словно бы их и не было. Я испугался. И не напрасно.

В какой-то миг я почувствовал, что моё сердце словно бы превратилось в неподвижный кусок льда, и кровь тоже заледенела. Конечности парализовало, я не мог шевельнуть даже пальцем. Я упал на пол. Дышать не получалось, я не мог вдохнуть воздух ни ртом, ни носом. Я попробовал закричать, но крик застрял в горле. Боль была дикой и стремительно распространялась по всему телу. Я понял: всё, конец, смерть. Неужели мама убьёт меня за жульничество? Поверить было трудно, почти невозможно, но факт оставался фактом. Я лежал на полу, умирая в страшных мучениях, а Фригга, закончив читать заклинание, воскликнула:

— Трус! Подлый, жалкий, ничтожный трус! — каждое её слово сочилось презрением и вместе с тем ужасной болью.

«Что же я такого натворил?» — Лихорадочно пытался сообразить я. — «Из-за чего она так сильно разозлилась?».

Это было моей последней мыслью. Дальше — чернота, пустота, бездна.

***

Очнувшись, я понял, что лежу на чём-то мягком. Голова кружилась, тошнило, всё тело нестерпимо болело. Я попробовал согнуть руку, и у меня это получилось, несмотря на боль.

На лбу у меня покоилась чья-то ладонь. Тёплая, согревающая. Я открыл глаза и увидел перед собой Фриггу. Она внимательно смотрела на меня, и мне даже показалось, что её губы тронула едва заметная улыбка. Но какая-то печальная, неуверенная. Однако в тот момент я не думал об этом. Я вообще не успел ни о чём подумать: меня захлестнули обида и боль предательства.

— Убери руку. — С трудом, но жёстко произнёс я. — Ты мне больше не мать. Как, скажи, я могу называть матерью человека, по вине которого едва не погиб? Я никогда не прощу тебе этого.

Фригга горько вздохнула, однако руку не убрала, а вместо этого изумленно спросила:

— Неужели тебе всё известно? Нет, невозможно, ты не мог узнать.

— Не мог узнать, что я чуть не умер? — колко и язвительно спросил я, однако в сердце шевельнулось сомнение. Слишком странная интонация была в голосе матери. Казалось, она вот-вот расплачется. — Не держи меня за дурака, не путай с Тором! Я из-за тебя погибнуть мог, и из-за чего, главное?! Из-за какого-то слона! — с обидой выкрикнул я.

— Ты бредишь, Локи. — Тихо, но уверенно сказала Фригга. — Какой ещё слон?

— Какой-какой, шахматный! — процедил я сквозь зубы.

Фригга смотрела на меня непонимающим взглядом секунд десять, потом вдруг вспомнила:

— А, ты про шахматы. А причём тут шахматы?

Я начал понимать, что чего-то не понимаю. Но чего я не понимаю, я ещё не понимал и потому ответил, стараясь говорить уверенно:

— Мы играли в шахматы. Ты сделала мне последнее хельхеймское предупреждение, но я всё равно передвинул слона, когда ты отвернулась. Я думал, ты не заметишь. Но ты обернулась и очень странно на меня посмотрела. Мне одного такого взгляда было с лихвой достаточно, но ты встала и начала читать заклинание, после которого всё моё тело парализовало, я потерял способность дышать и упал. Тебе этого мало было, и ты меня ещё каким-то трусом назвала. Больше я ничего не помню.

Я убрал руки за голову и демонстративно уставился в потолок. Реакция матери меня, мягко говоря, шокировала. Она внезапно рассмеялась.

— А я и не знала, что со стороны всё выглядело именно так. Глупый, как ты мог подумать, что я, твоя мама, могу поставить под угрозу твою жизнь и здоровье? На деле всё наоборот. Я спасала тебя, Локи. Рассказать, как всё было?

Я едва заметно кивнул.

— Когда я отвернулась, чтобы взять бокал, моё сердце внезапно кольнула тревога. Тревога за тебя. Я резко обернулась и увидела нечто ужасное: в твоих глазах отразилась Чёрная Молния.

— Что, прости? — Непонимающе нахмурился я.

— Тебя прокляли самым страшным из всех проклятий. Смертельным. Более того, оно уже начало действовать, но ты этого пока не замечал. Проклятие Чёрной Молнии действует постепенно, но сам человек, против которого оно обращено, узнаёт об этом в последнюю секунду, когда сделать что-либо практически невозможно. Хотя симптомы есть. Легкое, почти незаметное покалывание в области лба, но люди редко придают этому значение. Если конечно, не ждут, что на них с минуты на минуту обрушится проклятие.

— Да, покалывание было. — Вспомнил я. — Но такое слабое, что я даже не подумал о нём. Но если проклятие смертельное, почему же я не погиб?

— Тебе несказанно повезло, Локи: ты находился рядом со мной. Не будь меня рядом, у тебя не было бы ни единого шанса. Чёрная Молния всегда разит метко. Ты первый, кто выжил после этого проклятия. Оно практически не подаётся отводу. Во всём Асгарде одна я могла что-либо предпринять, и то, если вовремя заметить проклятие. Спохватись я пятью секундами позже, и тебя бы уже ничего не спасло. То заклинание, что я произнесла, относится к высшей целительной магии, и оно ослабило действие проклятия. Ослабило, но не отвело его. Я сделала всё, что было в моих силах, поверь. Некоторое время я не могла подойти к тебе, иначе Чёрная Молния поразила бы и меня. Когда это время истекло, я присела возле тебя и попыталась нащупать пульс. Твоё сердце не билось. Но мне удалось запустить его вновь. В Мидгарде сказали бы, что ты пережил клиническую смерть.