– Чего это ты в обморок хлопнулась? – внезапно услышала я взволнованный голос подруги. Он пробился ко мне откуда-то со стороны, издалека, с трудом продрался сквозь липкую вату, которой окутал меня неизвестно кто и неизвестно зачем.

– Сама не пойму, – с трудом разжав спёкшиеся губы, пролепетала я, начиная смутно различать окружающее.

Галка нависала прямо надо мной, как расплывчатая глыба неизвестно какой субстанции. Другие наши конторские – три дамы разного возраста и телосложения – сбились в бесформенную группу за её спиной.

Я потихоньку приходила в себя, окружающее выплывало из марева и начинало приобретать вполне нормальные очертания. Мир зазвучал, и я вдруг услышала, как одновременно у всех присутствующих (кроме меня, разумеется) вырвался вздох облегчения.

– А что случилось? – запоздало поинтересовалась я, облизывая отчего-то пересохшие губы и оглядывая всех сразу.

– Что случилось?! – заполошно взмахнула руками Алёнка. – Это ты у нас спрашиваешь?! Это мы у тебя должны спросить, что случилось! Ни с того ни с сего стала белой как мел и хлоп в обморок! Лежишь и не дышишь! Как мёртвая! У меня от страха чуть сердце не остановилось! И ты ещё спрашиваешь, что случилось?!

Алёнка у нас самая молодая и самая эмоциональная. Ей всего-то двадцать три, и до тех она неизвестно как добралась, потому что детство в ней так и играет. Детская непосредственность яркими красками написана на её симпатичной мордашке. И захочешь – не спрячешь. Пышный хвостик из белокурых волос, завязанный яркой лентой, тоже не добавляет ей солидности.

Ну и не надо. Солидности в одной нашей Маринке на всех нас хватает. Даже с избытком. А заодно непробиваемости и бесцеремонности. Вот уж на ком бронежилет с рождения. Видно, по ошибке надели да в суматохе снять забыли.

А может, и не по ошибке.

И сейчас Маринка повернулась к Алёнке всей своей солидной комплекцией и безапелляционно заявила:

– Тебе-то чего помирать?! В твоем-то возрасте?! С какой стати-то? Не ты же в обморок хлопнулась.

Меня слегка перекосило:

– Я вообще-то тоже пока помирать не собираюсь.

– А кто тебя знает?! – обернулась ко мне Маринка, холодно сверкнув глазами, но увидев наши лица (моё и подружкино, Галкино особенно впечатляло), тут же добавила, не меняя тона:

– Да шучу я. Шучу. Сто лет проживёшь. Чего тебе сделается?! Здорова как лошадь. А обморок?! Ерунда! Тоже мне, событие. С кем не бывает! Не бери в голову.

Она громко хмыкнула прямо мне в лицо, бросила на Галку быстрый взгляд, убедилась, что нападения не будет (ни словесного, ни физического), и направилась к своему компьютеру.

И правильно. Обморок обмороком, а работать надо.

Угораздило же меня хлопнуться в обморок прямо на рабочем месте!

И как это могло произойти?!

Галка взяла стул, села напротив.

– Ну что, прошло?

– Да вроде, – я неуверенно пожала плечами и секунду подумала. – Всё в порядке. Просто слабость какая-то… И губы почему-то пересохли. Спеклись прямо.

– Слава Богу! – обрадовалась Галина, принесла мне воды и громким шёпотом начала прояснять события. – Картинка была не для слабонервных. Ты ни с того ни с сего отключилась и со стула на пол шмякнулась. Алёнка как завизжит! Марина с Томкой столбами стоят, только глазами хлопают! Томка позеленела слегка, одна Маринка не дрогнула. Вот уж мымра железная. Стоит и смотрит так спокойно. Правда, взгромоздить тебя на стул помогла. А я растерялась поначалу, потом сообразила – в лицо тебе водой брызнула. Никакого эффекта! Хорошо догадалась в аптечке нашатырку достать. Вовремя ты на неё среагировала, Томка уже хотела «Скорую» вызывать.

– Только не это! – я сразу ожила, зашевелилась, потому что с детства до одури боялась людей в белых халатах, и Галка отлично об этом знала.

Как говорится, мы с ней сто лет в обед как друг друга знаем. И всё друг о друге тоже.

Галка усмехнулась, а я твёрдо заявила:

– Никаких «Скорых»! Как пришло, так и уйдёт.

– Ну – ну, – прокомментировала услышанное Маринка, не сходя со своего места. – Это вы съели что-нибудь… Бывает.

При мысли о еде мне слегка поплохело, но не до обморока, так что это меня не особо испугало.

Почему-то у меня в жизни всё не как у людей. Если должно с кем-то произойти что-то непонятное или неприятное, а то и всё вместе, будьте уверены, произойдёт это именно со мной, хотя людей вокруг пруд пруди. Мне на такое «внезапно» везёт. Как говорится, и обрадоваться не успеешь. Я вечно вляпываюсь в самые нелепые истории и веду себя глупее некуда. Вроде и не дурочка, а вот поди ж ты…

Ну, посудите сами. Мне уже почти тридцатник, а выгляжу, как идиотка, на девятнадцать, так что вечно ко мне подростки клеятся.

Однажды в парке привязались пацаны, лет по семнадцать каждому, не больше. Естественно, что знакомиться с ними я не пожелала. Никогда не чувствовала в себе призвания стать воспитательницей в детском саду, о чём я им и не преминула сообщить.

Не поняли. Один из них, видать, самым крутым себя назначил, нож выхватил, приставил остриём к моему горлу и прижал меня к дереву.

– Ну что теперь запоёшь, детка?!

Вот дебил! Откуда только такие берутся?!

– Птички в клетке не поют, – подыграла я ему.

Он слегка расслабился, ухмыльнулся довольно, ножичек-то и ослабил. Всё, думает, готова, спеклась. Сопротивления не будет.

Тут я и дала себе волю. Руку с ножом отбросила, в лицо ему плюнула. И как начала орать да по щекам его хлестать, пока вся морда красной не стала! Потом за грудки схватила и об дерево! Саданула от души! Да ещё несколько раз! А уж орала – мама дорогая! Правда, потом так и не вспомнила – что. Но едва не охрипла.

В себя пришла, сумку на плече поправила и потопала, а за спиной – немая сцена. Так в полной тишине и чапала. Три ночи потом его ошарашенная физиономия снилась.

Бабы на работе, когда слушали, сначала охали-ахали, потом хохотали до колик, потом меня ругали. Да ещё как ругали! С азартом. Со вкусом. Чуть не прослезились от жалости. Дескать, бедные детки, небось заиками стали по моей вине.

Хороши детки! Ничего не скажешь!

Только зря я фыркала. Ещё и виноватой осталась. Деток, оказывается, перевоспитывать надо, а не пугать. Ну, я в сердцах и пожелала коллегам стать следующими воспитателями. Может, у них лучше получится. Особенно в темном парке и при явном численном перевесе в сторону «деток».

Все сразу дружно замолчали, посмотрели на меня не слишком любезно, но с советами отстали. И на том спасибо! Правда, потом подумала, что плеваться, может, и не надо было. Неинтеллигентно как-то. Некрасиво. И совсем мне не свойственно. Ну да в горячке чего не сделаешь. Да и после драки, как известно, кулаками не машут.

– Ну-ну, ты ещё вспомни, как в институтской общаге настырному ухажёру кастрюлю с супом на голову надела, – в унисон моим мыслям произносит Галка и заливисто хохочет. – До сих пор лапшу на его ушах вижу и выпученные глаза! Вот умора!

– Да уж, – кисло соглашаюсь я. – Три ночи потом кроватями двери подпирали, а днём ходили всей толпой да по сторонам озирались, от страха тряслись. Весело, ничего не скажешь.

– Вы работать сегодня собираетесь? – вклинился в наше веселье сухой голос Тамары. – Сами ничего не делаете и другим не даёте. Прошло и прошло. Хватит уже мусолить…

Мы переглянулись и притихли. Томку обычно не слышно. Она худощава, деловита, всегда очень серьёзна. Я склонна думать, что её слабое здоровье тому причиной. Потому как, если здоровья нет, то откуда ж веселью взяться. Хотя, может, она с рождения такая флегматичная. Кто её знает?! Мы близко не знаемся. Встречаемся на работе и всё. К тому же она значительно старше всех нас. Ей уже перевалило за сорок, и хвостик довольно велик. Впрочем, дело, конечно, не в возрасте, просто точек соприкосновения мы не нашли. Серьезность во мне слабо приживается. Всё ещё тянет резвиться, как щенка на солнышке.

Я пытаюсь встать, но меня так ведёт в сторону, что я тут же падаю обратно на стул. Совсем без сил. Даже дыхание сбивается.