========== Шаг в сторону. Случай в пансионе ==========

Кругом царила тишина, но не та, к которой он привык, не леденящее молчание звёздных путей и астероидно-колотых впадин космоса — чуткий слух Вэриана сразу же уловил едва слышное постукивание веток по стеклу. Лёгкие наполнило дыхание людского мира. Он очень давно не был в нём.

Вэриан открыл глаза и понял только то, что ничего не понял. Окружающее его безумие не могло быть сном — он не спал десятки лет — не могло быть бредом затуманенного разума или наваждением, нет, за этим скрывалось нечто иное. Он твёрдо помнил, как бродил в закоулках вечности между переплетениями комет и крупной солью звёзд, а потом…

Глухая темнота. Кто-то сыграл с ним одну из тех злых шуток, которые так любил сам Вэриан. Впрочем, он ещё тридцать лет назад сказал, что судьба — ироничная дама.

Вэриан сосредоточился на настоящем. Строить теории, не имея фактов — вреднейшая из привычек. К тому же, сейчас у него гораздо более важные проблемы: например, узнать, где он и зачем. Вэриан повертел головой: тёмный длинный коридор, оформлен строго, но громоздко и безвкусно. Потом он столь же тщательно оглядел себя и остался доволен простым, немного старомодным даже для него, двухсотлетней развалины, костюмом и саквояжем в руке. Прямо перед ним находилась дверь, в которую он, вероятно, должен был постучать.

Вывод: его забросило в одну из параллельных вселенных. Зачем — неважно. Разберётся после.

Вэриан дробно постучался и вошёл. Первая же фраза, встретившая его в новом мире, разъяснила всё:

— О, это вы, мистер Эллиот? Наш новый преподаватель философии, я не ошибаюсь? Проходите, садитесь. Рад познакомиться с вами.

Вэриан кивнул, опустил саквояж и улыбнулся своей ненавязчивой лёгкой улыбкой наивного провинциала. По его расчётам, сухопарого старика с козьей бородкой, представившегося учителем латыни, мистером Фергюсоном, она обязана была очаровать.

— Я тоже безмерно счастлив. Так мечтал об этой работе!

— Неудивительно, — поправил очки мистер Фергюсон. — Наша школа славится во всей Англии своей порядочностью, и мы, разумеется, не можем допустить, чтобы её репутация запятналась. Поэтому мы весьма взыскательно подошли к подбору кандидатов на освободившийся пост. Вы нам подошли. Рады приветствовать вас в Блэкуотерском пансионе.

Они ещё немного побеседовали; Вэриан совсем вжился в роль, на опасные вопросы отвечал расплывчато и туманно, вдохновенно лгал и чувствовал себя превосходно. Начиналась первая партия игры, обещавшей быть одной из самых увлекательных в его карьере.

Вэриан любил играть. И выигрывать.

За дверью послышались торопливые шаги — так ходят только очень юные и очень искренние девушки.

— О, это мисс Макфарлейн, она проводит вас в вашу комнату.

Вэриан беззаботно обернулся, заранее напяливая на лицо подходящую к такому случаю улыбку, и остолбенел: на пороге стояла она. Он узнал бы её даже спустя тысячи лет — просто не мог не узнать. Те же блестящие каштановые волосы, те же глаза цвета горького шоколада, то же лицо, руки, фигура… Единственная, которую он не смог победить. Единственная, которая ему отказала.

Астори.

— Позвольте представить: мисс Астория Макфарлейн. — Старичок махнул рукой в её сторону. — Препроводите мистера Эллиота в его комнату, будьте так любезны.

Вэриан машинально встал, откланялся и чётким шагом последовал за Астори — Асторией, одёрнул он себя — по хитроумному переплетению коридоров. Она шла впереди; пряди в беспорядке рассыпались по её плечам, легли на идеально выпрямленную спину. Вэриан знал её наизусть, знал, какая буря клокочет сейчас у неё в груди, как нервно сжимает она пальцы — пусть он и не видел этого — знал, как блеснут её глаза в сером дневном свете, когда она обернётся.

Он вычислил её ещё тридцать лет назад. В любом измерении Астори — это Астори.

— Прошу, вот ваша спальня, сэр. — Она развернулась и смело, открыто взглянула на него. Вэриан шагнул ближе.

— Спасибо.

— Пожалуйста. — Астория помялась ещё секунд десять — Вэриан считал — и ушла. Зашуршало голубое платье.

Через несколько дней он узнал о пансионе всё, что могло бы пригодиться: от расписания до подноготной половины учеников. Как выяснилось, школу основал отец Астории, сколотивший состояние на торговле в Америке и недавно вернувшийся на родину. К несчастью, он не вынес перемены климата и скончался три года назад. С тех пор пансионом заправлял его брат — достопочтенный, умудрённый годами муж, все заботы поручивший мистеру Фергюсону.

Вэриан так же успел заметить, что полностью лишился своих магических сил. Он в жизни бы не признался, что это его расстроило, но в тот вечер долго сидел запершись в своей комнате и задумчиво смотрел в стену. Игра набирала обороты.

На первом же занятии он познакомился со своими учениками и к самым любопытным экземплярам пригляделся поближе. Родственник короля, лорд Джеймс Брэкенстолл, герцог Солтайр — вышколенный, подтянутый, с внимательными голубыми глазами и величавой походкой; отпрыск знатного рода граф Рональд Честерфилд — откровенно плюющее на приличия рыжее орущее пятно; Эдвард Стонтон, сын богатых торговцев, добродушный кудрявый юноша, не умеющий говорить «нет»; Декстер Каннингем, выходец из семьи учёных, светлоглазый, серьёзный и собранный.

Вэриан делал вид, что не встречался с их копиями в другом измерении.

Разумеется, он не собирался рассказывать им ни о какой философии их мира — тем более, что и сам имел о ней весьма смутное представление — и потому решил оторваться по полной.

— Сегодня мы поговорим о том, что есть зло и что есть добро.

Внутренний смех защекотал внутренности: Вэриан увидел ошарашенные лица юного поколения Англии.

— Что вы думаете об этом? Кто хочет высказаться? Пожалуйста, мистер Стонтон.

Он закрыл глаза и услышал честный голос Эдварда:

— Зло — это причинение вреда ближнему своему, а добро — принесение блага…

— Но откуда вам знать, что вред, а что благо? — перебил его Вэриан. — У кого-нибудь ещё есть мысли?

Ученики пытали счастья ещё минут пятнадцать, но ни один ответ Вэриана не удовлетворил, а только окончательно убедил в том, что молодёжь в этом мире самостоятельно мыслить не умеет. Что ж, это для него давно не новость.

— Добро и зло — два брата-близнеца, два отражения, уравновешивающие друг друга и тем не менее — вечно противоборствующие. Одного нет без другого, и всё же грань так зыбка, что перепутать эти понятия не составит труда… Мистер Брэкенстолл, будьте так добры, скажите, что вы там пишете?

Джеймс дёрнулся, заслонил ладонью листок бумаги, но Вэриан успел прочитать несколько слов, написанных каллиграфическим почерком. «Любезная Астория» … Всё в мире повторяется.

— Конспектируете? Очень хорошо.

Ещё не время. Он должен выждать, должен позволить им поверить в своё счастье, чтобы удар был болезненнее. Тени умеют ждать, а Вэриан считал себя тенью со стажем.

Вечером, когда большинство учащихся разбрелись по своим комнатам в западном крыле, он сидел в классе и читал. Оплывшая свеча масляно горела, воск капал и застывал за страницах. Тикали часы.

Глаза следили за складывающимися в слова буквами, но мысли витали далеко: он думал об Астории. За эти дни она не разу не нахмурилась в его присутствии, ни разу не дала понять, что он ей неприятен, но Вэриан не заметил и ни одной ласковой улыбки. Её тёмно-карие глаза ни разу не потеплели в его присутствии.

Он не мог допустить равнодушного отношения к себе — его либо боялись, либо ненавидели, причём последний расклад вещей случался чаще. Вэриан хмыкнул. Когда-то он называл себя исключением из исключений, но в тот миг, когда он встретил её, всё изменилось. Астори стала его исключением. Он впервые пожелал, чтобы к нему испытали иное чувство, кроме страха или отчаянной неприязни. И впервые проиграл.

Её приветливое безразличие его бесило. Раз он даже в этом мире не может добиться её любви, то пусть будет ненависть.