– Я вижу, ты хочешь меня сегодня уморить.
– Какой ты нервный, право. Тебя надо лечить электричеством, как советовал товарищ Бендер. А между тем наш герой, исполнив священный долг перед литературой, решает немного отдохнуть…
– Отдохнуть?! От чего? От жратвы, что ли?
– И поскольку сегодня жарковато, принимается решение прогуляться на пруд. Окунувшись в его прохладу, писатель с энергичным фырканьем проплывает к дальнему, заросшему кувшинками берегу, а потом переворачивается на спину и, слегка пошевеливая конечностями, погружается взором в бездонную синь, в которой замерли ватные подушки облаков. Благодать! После купания взбодренный прозаик возвращается домой и немедленно устремляется к столу…
– Как, опять?!
– К рабочему столу! Потому что у творческого работника, в отличие от тебя, бездельника, ненормированный рабочий день. Ему не до праздности. Ибо праздность, как говаривал Толстой, источник всех пороков. Это время обычно посвящается корректуре. Наконец он с удовлетворением встает из-за стола. Да, день прошел не зря. На ужин жена, не мудрствуя лукаво, пожарила курочку с гречневой кашей и грибной подливкой. После этого собрались у соседа за преферансом, но, по причине жаркой погоды, без излишеств, а лишь с охлажденным мускатом. Таким был один день Владимира Алексеевича, простого советского писателя.
– Если ты хотел вызвать пролетарскую ненависть к творческой интеллигенции, тебе это удалось.
– И зря. У писателей тоже есть свои заботы. Которые вынуждают их расставаться с музами и выезжать в суетную и душную Москву, для обустройства литературных дел. Правда, эти хлопоты скрашиваются вечерами в ресторане Дома литераторов и дружескими застольями. Вот так, в напряженном творческом труде незаметно пролетает наше короткое лето, и наступает самая плодотворная пора мастера слова – болдинская осень. Прохладное дыхание сентября золотит пряди родных березок и бодрит чуткую душу литератора. Захватив прощальную нежность бабьего лета, писатель возвращается в деловую сумятицу столицы. Приближаются сырые, зябкие дни, но нашему герою они не страшны. Еще летом предусмотрительно организована творческая командировка в братскую Болгарию. Месяц, проведенный в бархатном климате юга, у ласкового моря, заполнен встречами с читателями, вечеринками с коллегами по перу, экскурсиями на винзаводы и в заповедные глубинки, где только и можно припасть к истокам национальной культуры и кухни. На родину писатель возвращается с немалым багажом впечатлений, а также вина, фруктов, меда и прочих даров южной природы…
– Это невыносимо! Я тебя сейчас задушу!
– Ничем не могу помочь. Правда жизни превыше всего. Остаток осени писатель проводит, как и его великие предшественники, в театральных премьерах, балах, званых вечерах, за картежным и бильярдным столом, а то и в простых задушевных пьянках. А между тем на смену поздней осени приходит здоровая, бодрящая русская зима. Пора выехать в загородный дом, омыться душой в чистоте родной природы, задохнуться от ее морозной свежести и бескрайних снежных просторов. А вечерком растопить баньку, отогреться в ее ласковом тепле и вернуться по скрипящему снегу под пологом звездной ночи в уже прогревшийся дом. Неспешно поужинать под рябиновую настойку, соленые грибочки и душистый шашлычок, а потом присесть у доброго старого камина с рюмкой ароматного глинтвейна в натруженной руке… А ты имей выдержку! И нечего тут стонать и сучить ножонками. Наберись сил дослушать эту правдивую повесть до конца. Потому что долгая зима, завалы снега на улицах Москвы и унылая серость марта надоедают творческой натуре нашего героя, и он без раздумий принимает приглашение посетить столицу солнечной Грузии. Чтобы ощутить тепло первых апрельских лучей, вдохнуть аромат расцветающих садов, окунуться в атмосферу знаменитых грузинских застолий. А потом, вдоволь насладившись кавказским гостеприимством, наш герой возвращается в родные пенаты, отягощенный мешками орехов, сухофруктов и ящиками с пьянящими дарами виноградной лозы…
– Прекрати! Это можно слушать только под наркозом.
– Все-все! Операция прошла успешно. Хирургу нужен последний тампон, спирт и огурец. А пациента можно увозить.
– «Сестра, а можно в реанимацию?» – «Больной, не занимайтесь самолечением! Хирург сказал в морг – значит, в морг».
– Но это сказано не о нашем герое. Он бодр, энергичен и полон творческих планов. Незаметно пролетает суматошно-счастливый май, и снова возникает сладостно-мучительный вопрос: где провести лето? На уютной, но скучноватой даче или в веселом, но суетном доме творчества? А если в доме творчества, то где – в жарком Крыму или в комфортном Подмосковье? Можно и в Прибалтике, но там с погодой никогда не угадаешь…
– Мне бы эти мучения!
Через неделю я встретил на лестнице подвыпившего Н. Рубинова. Как ни странно, народный писатель узнал меня и даже вспомнил свое обещание. К тому моменту благодарные читатели уже вернули ему часть романа. Эти потрепанные страницы, выдранные из общей тетради в клеточку и исписанные мелким, но четким почерком, автор вручил мне под торжественное обещание вернуть к выходным. Обстановка в его комнате была столь же спартанской, но мух было намного меньше, а на столе стояла не водка, а початая бутылка портвейна. От выпивки я отказался, пообещав зайти в субботу для более серьезного литературного разговора.
В тот же вечер я прочитал два десятка рукописных страниц знаменитого романа «Мальчишки». Возможно, мне достались не самые яркие фрагменты произведения, но сильного впечатления они на меня не произвели. Насколько помню, там было несколько диалогов примерно такого содержания:
«– Колька, на каток пойдешь?
– Пойду, только не сразу. Есть дела дома.
– А меня химичка грозилась вызвать. Надо почитать.
– А ты клюшку сделал?
– Сделал. Нужно только коньки подточить.
– А Витька пойдет?
– Пойдет, я с ним говорил. А Санек?
– Не знаю.
– Ну, ладно. Я его позову.
– И за Валеркой зайди». И так далее.
Как и многие непризнанные таланты, Н. Рубинов довольно часто закладывал за воротник. В субботу вечером, прихватив пару бутылок портвейна, я заглянул в уже знакомую комнату на третьем этаже. На этот раз Н. Рубинов был в мрачном расположении духа и в ответ на мое приветствие буркнул что-то невнятное. Неужели я помешал творческому процессу? «Может, зайти в другой раз?» – спросил я, возвращая рукопись, но он, заметив в моих руках бутылки, сделал приглашающий жест. Суровость его взгляда смягчилась, и скоро мы уже поднимали стаканы под первый тост – разумеется, за литературу. За настоящую литературу, литературу с большой буквы. Я признался писателю, что одним духом прочитал фрагменты его романа, и похвалил за жизненность образов и лаконичность изложения. А простота стиля, как известно, – верный признак таланта. После этого общение стало совсем раскованным, пошли тосты за мастерство, святой огонь вдохновения, художественную силу слова и прочие значимые аспекты ремесла. Похоже, в рабочей среде общежития народному писателю не часто встречались собутыльники, способные на достойном уровне поддерживать разговор о судьбах литературы в современном мире, поэтому я почувствовал его явное расположение. Подвыпивший Н. Рубинов даже поделился ближайшими творческими планами. Он собирался продолжить повествование о судьбах героев романа «Мальчишки» повестью под названием «Мужала молодость в дозорах» – о нелегкой службе в погранвойсках простого парня, нашего современника. О его физическом и нравственном становлении и закалке характера.
Время неумолимо. День за днем, год за годом накатываются его волны на берега нашей жизни, смывая следы прошлого. Многое из пережитого забывается, конкретные детали быта вспоминаются с трудом, как будто их и не было. Вот и в моей памяти сохранилось лишь общее настроение тех далеких лет – жизнерадостное и беззаботное. Мы были молоды, веселы и легки на подъем. Помнится, летом часто выезжали на базу отдыха главка на загородном озере, где по выходным собирались молодые сотрудники, наши друзья и знакомые. Сама база представляла собой малоухоженный участок берега на дальней, дикой стороне озера. Пляж, покрытый пожухлой травой, был окружен густыми зарослями камыша, кустами и чахлыми акациями, а все его оборудование состояло из запертого хозяйственного вагончика, нескольких шатких скамеек и самодельного очага из камней. Но нам и этого было достаточно.
