Айсик опять не включил вовремя сушелок, и к вечеру комната наполнилась сыростью.

– Айсик, ты просто засланный вредитель, – проворчала Тави, с досадой перебирая стопку белья. Она взяла майку, лежавшую сверху, и понюхала. Так и есть. Теперь этот затхлый запах надвигающейся плесени ничем не уничтожить. – Опять собираешься на сход?

Короткий ёжик тёмных волос недовольно ощетинился на интонации в голосе Тави. Айсик с трудом вышел из брейнета, повернулся к ней:

– Ну, вот зачем так-то? Это не сход, а собрание. Мы не можем и дальше игнорировать…

Тави перестала его слушать. При словах «игнорировать», «лоббировать», «электронный статус» (и подобных им) у неё сразу блокировалось восприятие внешнего мира. Она всё прекрасно слышала, ловила интонации собеседника, видела, как двигаются вверх-вниз его красиво очерченные губы. Наверное, если бы говорящий очень попросил, она могла повторить «последнюю фразу». Но смысл сказанного никак не отражался в её мыслях. Сейчас Тави занимал только затхлый запах, въевшийся в нежную ткань её белья. Она ненавидела сырость даже больше скучных слов, которыми любил жонглировать Айсик.

– В общем, я пройдусь к старому причалу, чтобы не наговорить лишнего, а ты тем временем подумай, как просушить комнату, – прервала Тави пламенную речь своего партнёра судьбы. Айсик недовольно надулся, но замолчал. Его правильное лицо с тонкими чертами стало забавно-смешным.

– Я это делаю исключительно для того, чтобы мы не поссорились, – снисходительно сообщила Тави. Всё-таки разозлилась на Айсика, хотя пыталась себя убедить, что это не так.

Она натянула плесневую майку на свежее после душа тело, надеясь, что безрукавка как-нибудь проветрится сама собой, влезла в шорты, которые весь день были на ней и этим избежали участи остальных вещей, и накинула тёплую ветровку. По вечерам, с заходом солнца, становится уже холодно. Особенно на берегу Океана.

– В морпорт? – крикнул ей вслед провинившийся, но не признающий этого Айсик.

– Я же сказала – к старому причалу, – Тави даже не обернулась. Он явно пропустил мимо ушей половину из того, что было сказано.

– Там же совсем безлюдно, – Айсик наконец-то отреагировал, как ему и положено. – И уже совсем темно. Я сейчас, только плащ…

– Не надо, – Тави уже занесла ногу над порогом. – Я хочу побыть одна. Одна – это значит…

– Это значит и без меня тоже… – заученно продекламировал Айсик. Если бы Тави не знала, что в нём не заложена функция юмора, то подумала бы, партнёр судьбы её передразнивает. – Но полпредство предупредило, что с наступлением сумерек опасно гулять в безлюдных местах…

– А то я без тебя не знаю, – Тави хлопнула дверью. – И где ты у нас на Саузе видел людные места?

Влажный туман, напитавший сыростью дом, висел не всклокоченным облаком как утром, а мелкой, едва заметной дождливой взвесью. Только Тави вышла из дома, сразу попала в эту разреженную невесомыми частицами пелену. Морось усилилась за невысокой оградой, отделяющей крохотный дворик от улицы, ведущей к Океану. Путь номер пять. Так она называлась, потому что на острове Сауза все улицы вели к Океану.

Солнце уже почти совсем зашло. В его невидимых за тучами лучах сквозь мутную морось отсвечивали бронзой шпалеры далёких энергоприёмников. Видимость из разряда «в пределах двух шагов». Случайные прохожие неожиданно возникали перед Тави из тумана, кивали приветливо, потому что говорить о чём-то было вязко и лениво, и опять ныряли в невидимость.

Туман не мешал Тави идти почти наощупь. Она давным-давно знала всё на своей улице, ведущей к Океану, и могла бы пробежать этот путь на скорость туда и обратно с закрытыми глазами. Коттеджем Тави – двухэтажным, на три мистрис, с отдельными входами – начинался и заканчивался путь к Океану номер пять.

По прямой линии вдоль широкой тропинки с искусственной травой выстроились жилые здания вперемешку с необходимыми для любого разумного существа учреждениями. Отмеряя шаги, Тави определяла – следом за парой одноэтажных, вытянутых гармошкой домов, гордо мигал огнями суперсклад, который мог бы показаться одиноким, если бы грузолёты не суетились вокруг него сутки напролёт, поднося продукты с плантаций и наводных ферм. Он был тут один такой – отдельный, далее дома лепились друг к другу стенами, словно толкались, отвоёвывая драгоценные сантиметры. Понтон Саузы не допускал строительство зданий выше восьми метров.

Тави чувствовала сквозь влажный кокон облепившего её смога: сейчас она идёт мимо своего любимого кафе, за ним – жилой дом, спортивная площадка, фельдшерский пункт, опять жилой дом, мастерские… Кстати…

– Надо зайти к Мине, – сказала Тави сама себе. Эту привычку – говорить вслух, когда вокруг никого нет, она обнаружила совсем недавно, и ещё не знала, как к ней относиться. – Всего на минутку, спросить, готова ли моя ваза.

Периодически всё население Саузы начинало сходить с ума по какой-либо новинке. Вылепленные вручную глиняные вазы Мины держались на пике популярности уже года два – небывалый рекорд. Нарочито неправильные, чуть кривобокие, обязательно – с подчёркнуто небрежными вмятинами пальцев Мины на шероховатых боках, они несли в себе ощущение старинного уюта и наполняли жизнь островных мистрис невнятной значимостью.

Пользуясь близким соседством, Тави уже не в первый раз заказывала вазу у Мины и с непонятной ей самой настойчивостью дарила маме при каждом своём посещении Дивы. Зачем она заполняла дом Лиа ненужными подарками, Тави никому бы не смогла объяснить. Просто ей казалось это правильным. На бессознательном уровне, благодаря которому желающие выстраивались в очередь за непрактичными безделушками.

Дверь открыл Важик – супарт Мины. Тави, в очередной раз ужаснувшись красным пятнам, расплывшимся по всему огромному телу, проскользнула под его локтем, стараясь не соприкасаться. Он был невероятно высок по сравнению с Айсиком – точно больше двух метров ростом – и всегда угрюм. Красные разводы на его лице и руках (и вообще на всех открытых частях тела, которые не скрывались одеждой) – реакция на придонную глину, с которой всегда возилась его мистрис. Жители Саузы это прекрасно понимали, но всё равно шарахались от пятнистого супарта как от прокажённого. Наверное, его постоянно хмурый вид являлся неким способом защиты от глухой стены, которую мистрис острова невольно воздвигли вокруг партнёра судьбы Мины.

Но с ним очень дружил Айсик, поэтому Важик относился к Тави с добродушным снисхождением. И она это прекрасно знала.

– Мистрис Мина занята, – попробовал он остановить юркнувшую в мастерскую Тави, но та уже была вне досягаемости его больших мускулистых рук со вздувшимися венами под пугающими разводами.

– Тоже мне новость, – буркнула Тави. – Твоя мистрис постоянно занята.

– Но…

– Если это Тави, пусть войдёт, – крикнула Мина из глубины мастерской, и Важик с большим неудовольствием закрыл за Тави дверь.

Измазанная глиной Мина склонилась над кровавым куском в центре железного блина. Она только чуть кивнула в сторону Тави, обозначив внимание, не отрывая взгляда от вращающегося круга. Когда-то Тави могла часами наблюдать за процессом превращения невнятного нечто в конкретный предмет, но потом ей это наскучило. Но всё ещё восхищалась одержимостью, с которой Мина занималась этим, в сущности, бесполезным делом.

– Твоя ваза будет готова через два дня, – Мина резким движением головы откинула длинную прядь волос, упрямо падающую на её глаза. Руки, по локоть измазанные красной глиной, словно кровью, она так и держала на круге. Это было незаметно со стороны, но Тави знала, что пальцы Мины почти неуловимыми, но бесконечно быстрыми движениями нежно пляшут по уже круглой поверхности только что бесформенного куска, направляя и заклиная его на удачу.

Тави вынула из своих волос заколку, локоны тут же радостно защекотали шею. Она осторожно подняла наверх непослушную прядь Мины, зацепила её. Мина благодарно улыбнулась.