Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Виктор Перестукин

ПОСЛЕДНИЙ ДОВОД ГЛАВКОВЕРХА

1

— Так как звать-то тебя? Говори, чаво молчишь?

Потому и молчу, что сам не знаю. Я покосился на любопытствующего, белевшего в предрассветном сумраке свежебинтованными ногами. Потом, в который уже раз, глянул на зажатую в руке книжку красноармейца, еще ночью извлеченную из вещевого мешка — темно, не разобрать! Шурша жидкой подстилкой из соломы под подостланным одеяльцем, слегка приподнялся на локтях, пытаясь облегчить ребра, ноющие от долгого лежания на животе. Рана на задней поверхности правой руки выше локтя обожгла болью, и следом отозвалось все рваное тело — и спина, и правая половинка ниже. Это ж надо было так неудачно попасть, чтобы и в первый день войны — но это ладно, излюбленный момент для всех попаданцев, — но подгадать в занюханный городишко на самой границе, да в одного из первых раненых в этой вселенской мясорубке… Впрочем, последнее как раз неудивительно, теперь уже ясно, что моему сознанию из астрала проще влететь в физически ущербное тело — ребенка, подростка, или сильно травмированного, как в этот раз. Вот и лежу теперь в траве возле кирпичной стены в компании несимпатичного худощавого парня.

Где-то неподалеку гремят громовые раскаты, то затихая, то усиливаясь, временами охватывая, кажется все стороны света. Потихоньку светает все же, попробую еще раз прочитать записи в моем единственном доступном удостоверении личности. Авангард Лапут… Хрень какая то. Вроде и почерк нормальный, а фамилия непонятна. Но имя? Авангард? Хорошо, что не Адольф, но… Сую документ обезноженному соседу.

— Авангард Михайлович Лапушкин. — Развеивает тот все сомнения. — Эк тебя заковыристо. А мне с дому пишут, свояк сына Трактором назвал. Тож неплохо. Авангарды, Аэрофлоты, вот на заставе, где раньше служил, в Туркестане, там тоже был один такой, Энтузиаст.

Парень смачно высморкался, хорошо, не в мой документ.

— Так ты из пехоты будешь, агась. Двадцать второго года, сопляк еще, а расперло то тебя ого-го, пудиков на семь говна-то потянет. Образование три класса всего, агась. — Продолжает изучать документ бывший туркестанский пограничник. — Грамотёшки-то негусто у тебя, для Авангарда особливо, ежели по имени брать, это в сам раз Арьергарду бы подошло больше, как по-философски толком рассудить…

— Дай сюда. Самого как звать, балабол? Кто знает, сколько нам тут куковать еще, так хоть чтоб знать, кого посылать хрен копать.

— А у меня просто все, без этих вон экивоков. Назар Рябинин, сержант пограничных войск. Пограничники, брат ты мой, то тебе не пехота какая обдристанная, агась, статья уж другая, особливая! О, а вот и таратайку для нас подогнали, а ты говоришь «куковать»! — Сбился с возвышенного полета мысли Назар, завидя подкатившую обшарпанную полуторку.

— Где тут раненые до Немирува?

Точно, за нами. Вылезший из кабины дерганный водитель еще только открывал задний борт, как пара красноармейцев запрыгивает в кузов, а четверо других хватают меня за ручки, за ножки и волокут к дилижансу.

— Назвался груздем — полезай в кузов, ах-ха-ха!

И чего смешного, война началась, раненых грузят, а им хаханьки.

— Осторожней, вы! А! Аккуратней, говорю, черти небритые, не кантуйте, больно же!

— Терпи, казак, атаманом будешь! — Гогочет дюжий боец. — Принимайте недотрогу!

Меня бесцеремонно укладывают вдоль здоровенной железяки, в которой угадывается токарный, скорее всего, станок, а минуту спустя рядом устраивается Назар. Чертова повозка скрежещет коробкой передач, и наша птица-полуторка, подвывая ушатанным движком, несется от нарастающей канонады вдоль по поселковой улице, подпрыгивая на ухабах. И от этих подпрыгиваний мне сразу и очень сильно поплохело. После первых же толчков, пронзивших резкой болью все тело, у меня помутилось в голове, а через минуту я и вовсе провалился в спасительное беспамятство.

— Очухался? Экий ты нежный, чуть тряхнуло, из тебя и дух вон!

— Что? А-а-а! Где это мы? Чего стоим-то? Далеко еще ехать?

Солнце сверху нещадно пекло затылок. Неизменный грохот пушек, за бортами кузова неразборчивый говор, крики, лошадиное ржание и рокот движков.

— На вот, глотни из фляжки. Затор на дороге, грят, немец чавой-тось разбомбил. А до Немирува этого хоть и ехать недалече, да сколько простоим, никто толком не знат, я уж поспрошал тут.

— А что за Немирув такой, где это?

— Да от границы тож близенько, вот только доберемся ль мы туды отсед, одному богу ведомо, — отозвался атеист-пограничник, — а везут нас тудысь в медсанбат, так понимать надоть.

Машина качнулась, рядом с кабиной над бортом возникло озабоченное лицо водителя. Посмотрев на нас, а потом, оглядев безоблачное небо, проворчал:

— Настоимся здесь, а если еще эти вороны черные налетят? Попробую по лесу объехать, вы там смотрите.

Куда смотреть непонятно, нет, как раз все понятно, «вы там смотрите не сдохните раньше времени», видимо подразумевалось. Дверца хлопнула, движок завыл, знакомый скрежет коробки передач. Авто сворачивает на проселок, несется несколько минут, удаляясь от шоссе, затем притормаживает, сбавив скорость и, неуклюже перевалившись через мелкую канаву кювета, отчего у меня привычно уже потемнело в глазах, машина поползла между кустов и деревьев, раздвигая кабиной ветки и неуклюже подпрыгивая на выпирающих корнях. Терпеливый Назар во весь голос орал матом, я, сжав зубы, тоже проклинал про себя и водителя, и жуткий лимузин, и ведьмин лес, и все остальное, что только могло мне прийти в голову между толчками, прыжками, взлетами и падениями бренного тела. Вдруг эту идиллию нарушил резкий раскатистый звук выстрела, затем еще нескольких. Зазвенело разбитое стекло кабины, из бортовой доски вырвало тонкую щепу и пуля, выбив искру из железной бочины станка, с визгом ушла вверх. Полуторка рьяно рванула вперед, а меня так шмякнуло о борт, что я снова отключился.

Пришел в себя я в этот раз от воды, щедро льющейся на голову.

— Живой?

— Живой, вроде. Что это было?

— Диверсанты немецкие, а можа, националисты местные, кто ж их знат. Гоняли, мы их тут бывало, по лесам последни два года, да уж! Однако мотор наш откатался, радиатор пробило, станция Березай нам выходит, как грится.

— А водила где?

— За водой пошел, да вот он и воротился вже.

Над бортом появилась знакомая рожа.

— Вот воды ведро, да хлеба краюху оставлю, живите, не скучайте, попробую быстро обернуться.

— Откель ж ты тако ведро то взял погано, с него ж бензином тащит за версту!

— А где я тебе другое возьму? Пить захочешь, еще не то в глотку вольешь!

— Винтовку тож оставь!

— Ишь куда хватил, винтовку ему! Она на меня записана, нельзя мне без нее.

— Так и машина на тебя записана, тож с собой прихвати! Нагрянет к нам кто из стрелявших, как мы тут неходячие да безоружные?

— Да я далеко от них отъехал, небось не погонятся. И машину плотно в кусты загнал, рядом пройдешь, не заметишь. Пока, мужики, пошел я!

Кусты зашуршали, и наступила гнетущая тишина, оттеняемая фоновым шумом недалекого, видимо, шоссе.

— «Пройдешь рядом, не заметишь»! А следы как же? — Ворчал Назар. — Да у этого шоферюги и винтовка, небось, мухами засижена, так что стрелять из нее страшно…

Я медленно приходил в себя после недавних мучительных минут. Боль нехотя покидала битое тело, и мысли так же не спеша возвращались в опустевшую было голову.

Итак, подведем предварительные итоги переселения души, так сказать. Попал я хуже не придумаешь, и захочешь, да не сумеешь. Место и время совершенно катастрофические, а состояние моего нового тела не только не позволяет активно действовать, но и вызывает вполне обоснованные опасения за его дальнейшее существование. Проще говоря, ни сбежать, ни защищаться, а того и гляди, как бы совсем не загнуться. Перевязан я, правда, кажется, добротно и квалифицированно, и первая помощь оказана, и последующая обработка повреждений произведена. Но как пройти курс реабилитации?

1
{"b":"658092","o":1}