========== Сердце змеи ==========

Когда Гортвог увидел её впервые, она явилась к нему в обличье прекрасной женщины: высокой и крутобёдрой, с широким волевым подбородком, говорившем о гордом нраве, и нежной оливковой кожей, не перечерченной ни единым шрамом. Ей не удалось его одурачить. Женщины из плоти и крови не возникают из пустоты, и даже Гортвог – юнец, едва разменявший семнадцать вёсен, с кровью лихой и горячей, как огненный сок, – понял, что его видение неблагое.

Лицо незнакомой красавицы-орчанки сочилось блудливой улыбкой бретонской девки. Глаза её были глазами змеи.

Гортвог, ночующий в одиночестве с той поры, как старшие братья ушли, поднялся с ложа, выпрямился во весь свой немалый рост и с угрозой навис над пришелицей.

– Прочь, дух, – проговорил он глухо. – Нет у тебя над детьми Малаката власти.

Но демоница с ликом оркской красавицы не испугалась и не пошла на попятную. Наоборот, она подалась Гортвогу навстречу и прошептала томно:

– Убей своего отца! Убей и возьми всю власть в свои руки, ибо иначе тебя и твой клан ждёт забвение!

Тогда-то Гортвог и понял, что перед ним – демон-обманщик из тех, что слышат твои потаённые мысли и облекают их в пышные словеса, чтобы потом незаметно переплести их с ложью.

Демон, только и ждущий того, как ты дашь слабину.

– Убей своего отца! – повторила тёмная гостья, и с каждым произнесённым ей словом зимний мороз словно бы проникал сквозь стены, свивался змеёй на груди. – Ты должен на это решиться, Гортвог гро-Нагорм, ты же и сам прекрасно об этом знаешь!

До споров с даэдровой тварью сын Малаката не опустился. Без слов он прогнал ее, наотмашь хлестнул по красивому злому лицу… или, верней, попытался хлестнуть: Гортвог был быстр и внезапен, но демоница легко, точно танцуя, ушла из-под удара и, рассмеявшись, истаяла в полумраке.

Но миновало немного времени с той достопамятной встречи – горы Друадах не успели сбросить густую овчину снега, – как Гортвог гро-Нагорм и правда убил своего отца. Не потому, что того пожелала какая-то лживая демоница: просто таков был единственный путь, предусмотренный Кодексом Малаката.

– Малох, – наставляли когда-то Гортвога вместе с другими орчатами, – нам заповедовал так: судьбы наших вождей едины с судьбами клана. Пока крепостью правит тот, кто телом могуч и духом силён, будут крепки наши стены, и не погаснет огонь в наших кузнях, и всякое дело у племени спориться станет, и не оставит орков племени Минат удача. Но коли вождь немощен или вовсе – увечен, то жди беды! Всё племя ослабнет под властью такого вождя, и стены начнут крошиться от ветра, и кузни покроются коркою серого льда, и даже у самых искусных любая работа станет валиться из рук. Не будет за слабым вождём удачи.

Поэтому и повелось в орочьих крепостях, что сыновья вождей, возмужав, вызывали отцов на смертельный бой: лишь самый могучий воин достоин власти, ибо ему больше всех благоволит Малакат. Лишь победитель право имел вести за собою племя.

Доблесть бойцов угодна была Малоху. Во славу его проливали кровь поединщики. Тот, кто был удачливей и сильней, становился вождём над своим народом, ну а проигравший, коль дрался честно, в посмертии заступал на службу к Отцу. Этим законам оркские крепости следовали свято, и именно так Гортвог гро-Нагорм потерял старших братьев: Гарзок вызвал на бой вождя и пал от его руки, смертью своей доказав, что рука эта как никогда крепка, а Гаротмук – умер для крепости, выбрав изгнание.

Орки не так уж и редко покидали родные кланы. В крепости нравы суровы – не всякому по душе и по росту. Только вождям дозволялось иметь жён и детей; дочери их отдавались в супруги вождям других кланов. И несогласные – уходили, ибо Кодекс учил не неволить сестёр и братьев, не брать их в рабство и не удерживать силой. Уходили и красавицы-орчанки, что не желали служить разменной монетой в сделках вождей, и сильные, молодые орки, мечтавшие о семье, и сыновья, у которых не поднялась на отца рука. В города уходили: кто поудачливей – в кузнях работать, а остальные – на самую стыдную службу, куда никого другого и не завлечь было толком.

Самые смелые шли служить под знамёна Дракона, кровью надеясь купить к себе уважение. Только вот Гортвог видел: мало в том толка. Орки – и клановые, и городские – были в глазах надменных людей и эльфов не лучше животных, которых порой прикармливают от скуки или из корысти. Ценят, пока те приносят пользу – но никогда не станут относиться как к равным.

Воин и сын вождя Гортвог, нередко сопровождал торговцев и кузнецов клана Минат в окрестные поселения и навидался в странствиях всякого. Он и подростком легко выделялся в толпе – и размахом плеч, и немалым ростом. Прохожие оборачивались ему вслед, рассматривали Гортвога с липким и унизительным любопытством, словно бы веря, что он не замечает их взглядов. Орков в Хай Роке считали дикарями, что немногим отличались от гоблинов или лесных зверей, и про себя презирали, не забывая, впрочем, побаиваться. За глаза говорили всякое, сочиняли себе небылицы одна другой краше – и то, что орчанки настолько прожорливы, что порой поедают своих же младенцев; и то, что все орки живут в нечистотах и друг на друга гадят, когда сношаются; и то, что кланы крадут и уродуют человеческих женщин, чтобы бедняжки домой не могли вернуться. Но и в открытую люди болтали немногим меньше: разве же звери поймут, что их оскорбляют? Куда им там, свинским детям…

Орки умели ковать лучшие во всем Тамриэле доспехи. Но этого было мало, чтобы к ним относились как к равным безрукие неумёхи, платившие за орочью сталь звонким золотом. И стоит ли удивляться, что Гортвог – юнец, едва разменявший семнадцать вёсен, с кровью лихой и горячей, как огненный сок – с трудом мирился с подобной несправедливостью?

Обиды, нанесённые лично ему, Гортвог гро-Нагорм всегда сносил легче, чем те, что выпадали другим оркам. Он много думал о том, как можно помочь своим братьям и сёстрам – всем, а не только родичам из племени Минат, – но так и не нашёл ответа. Кодекс Малоха учил уважать своего врага, но ничего не говорил о том, как научить врагов уважению.

Гортвог никогда не считал себя трусом, но это пугало – знать, что Малакат здесь ему не помощник. Обычаи, завещанные Отцом, лучше каменных стен защищали кланы от бед, и в мире, как и на войне, у каждого орка было своё место.

Первая среди жён вождя была матерью очага: владычицей над кладовыми, хранительницей ключей и всем припасам хозяйкой. Вторая по старшинству всегда становилась супружницей кузни – и выбиралась не за красу, но за искусность.

Мать свою, непревзойдённую мастерицу, Гортвог уважал превыше всех прочих орков. Сама того не зная, она научила сына быть вождём.

– Даже из лучшей заготовки не получится доброго меча, если поторопиться, – наставляла она. – Сталь закаляют с терпением и любовью. Но мало сковать добрый меч, нужно за ним ухаживать правильно – и упражняться, и угощать его кровью. Иначе не будет толку. Так же и с телом, Гортвог, и с волей твоей, и с умом. Не будешь трудить их и вскоре покроешься ржой. Малох не терпит праздности.

Гортвог гро-Нагорм себя не жалел и праздности не предавался. Он смотрел, слушал, учился – и с каждым прожитым днём всё верней понимал, что отец был плохим правителем. Что толку от могуты тела и силы духа, если она не поможет братьям и сёстрам? Если тебя за животное держат заносчивые бретонцы? Если в тебе нет страсти бросить им вызов?

Он не вошёл ещё в полную силу, этот юный и дерзкий орк. Подле отца Гортвог был – слепая щеня, которую целая жизнь отделяет пока от матёрого волка. Ждать бы ему и учиться, покуда есть время… Но когда очередной сенешаль очередного даггерфолльского лорда приехал договариваться о новой поставке доспехов, Гортвог забыл об осторожности. Подобного унижения он давно не испытывал. Бретонец сторговал шедевры оркских кузнецов за смешные деньги – Гортвог немало городов повидал на своём веку и знал, какими должны были быть честные цены, – а вождь, гордый и сильный вождь не разглядел обмана.