========== Часть 1. ==========

— Глупо.

Это стало первой фразой Эстель с тех пор, как они с Реми вышли из кинотеатра. Сегодня состоялась премьера фильма «Одинокий» одного знаменитого режиссёра, поклонником которого являлся Реми. Там рассказывалось о молодом человеке, перенёсшем трагическую утрату любимого пса, и с тех пор у него постепенно развивалась фобия потери каждого живого существа, с которым он сближался.

Фильм был излишне драматичным, главный герой при каждом удобном и неудобном моменте вёл себя крайне эмоционально, будто специально выжимал из зрителя слезу. Реми даже несколько раз тоже шмыгал носом. И вот сейчас, когда они уже десять минут сидели на скамейке около кафе и доедали оставшийся попкорн, Реми так ничего и не произнёс. Эстель решила начать первой.

— Что? — Реми повернулся, закинув в рот очередную порцию попкорна.

— Фильм. Вернее, сюжет.

— Ты не оценила, — усмехнулся он, и в его глазах проскользнули дьявольские огоньки. Реми был готов отстаивать свою позицию до последнего.

— Не думаешь, что всё слишком… наивно? Главному герою не десять лет, чтобы отстраняться от людей из-за смерти собаки.

Реми на время отвёл взгляд, протянув монотонное «ммм».

— Просто у тебя никогда не было собаки, — выдал он весомый аргумент.

— Зато были рыбки.

— Ты даже не замечала их.

— Потому что они не заметные, — Эстель пожала плечами. — Не нападай на меня.

Перегнувшись через подлокотник, Реми выбросил опустевшую банку в мусорку и теперь был готов посвятить всего себя разбору только что увиденного фильма.

— В этом твоя проблема. Знаешь, я думал, что попытка начать взрослую жизнь столкнёт тебя с ситуациями, которые сделают из тебя человека, а не дерево. Но, похоже, всё только усугубилось. Лет десять назад ты ревела бы над фильмом.

Реми выглядел весьма довольным, когда выдал столь эмоциональную триаду. Эстель взглянула на него, не зная, обижаться или просто попробовать посмеяться над собой. Когда-то кудрявые волосы Реми придавали ему настолько глупый вид, что над ним смеялись все дети, живущие по соседству. Однажды он стащил машинку для стрижки из отцовского шкафа и обрился наголо. Получилось ещё забавнее, чем было до этого. Мама Реми долго смеялась, вспоминая ту ситуацию, показывала фотографии сердитого сына и выстриженную клочками причёску на затылке.

Сейчас же даже кудрявые волосы не веселили её. Реми возмужал, его некогда высокий голос сломался, и хоть на лицо оставался весьма смазливым, некоторые вещи, которые он говорил, заставляли Эстель учиться относиться к нему иначе.

— Лет десять назад я такие фильмы не смотрела.

— Ты и сейчас не смотришь. Разве что из-за меня.

— Да, и искренне пытаюсь понять, что ты нашёл в этом режиссёре.

Отряхнув джинсы от крошек, Реми встал, развернулся к Эстель лицом, за что она была готова отблагодарить — он заслонил собой слепящее июньское солнце.

— Просто такова жизнь, Эстель. Поверь, многие люди хотят вести себя так же, когда случается что-то плохое, но рамки жизни вынуждают их продолжать двигаться вперёд.

— Это плохо?

— Это не плохо и не хорошо. Иногда нужна пауза, чтобы передохнуть. Например, я считаю, что такая же пауза нужна и тебе.

Эстель нахмурилась.

— Хочешь, чтобы я начала вести себя так же, как тот парень? Я повторю ещё раз: у меня не было собаки, из-за которой мне нужно было бы страдать.

— Вместо собаки у тебя была работа, — продолжал настаивать Реми. — И не просто работа, для тебя это была цель, мечта, смысл жизни, если хочешь. Неужели будешь продолжать отпираться?

Неприятно было признавать правоту Реми. Эстель страшно хотелось возразить, прокричать, что он ошибается и ничего страшного не случилось, но Реми действительно был прав. В конце концов, не зря ведь она сорвалась со съёмной квартиры, куда переехала, чтобы удобнее было добираться на работу, и вернулась к родителям в свою детскую комнату.

Работа была её собакой.

Эстель поморщилась от того, как отвратительно звучала эта фраза. Вздохнув, она посмотрела на свою одежду: платье до колен, тонкий лаковый ремешок на талии, чёрные капроновые колготки и туфли на небольшом каблуке. Когда-то она сделала бы всё, чтобы избежать такого внешнего вида. Впрочем, она так и поступала. В подростковые годы гардероб Эстель был забит десятком вариантов джинсов и миллионами футболок. Насколько она могла вспомнить, на всякий случай у неё оставалась пара юбок и платьев, купленных по настоянию мамы, «а вдруг пригодится или тебе захочется».

А потом Эстель превратилась в ту, которую когда-то она была готова ненавидеть.

— Тебе не идёт это дурацкое платье.

Она подняла удивлённый взгляд на Реми.

— Это классика.

— Ну-ну. Как там вы их называете? Маленькое чёрное платье? Я могу понять, почему твой гардероб для работы превратился вот в такое чудо, но почему ты носишь это даже на прогулке, я понимать отказываюсь.

Эстель пожала плечами. Действительно, почему она решила одеться именно так?

— Наверное, я просто привыкла.

— Самое ужасное, что я ожидал услышать. Ты привыкла. Привыкла. Та Эстель, которую я знал раньше, услышав такое, убежала бы сразу переодеваться.

— Я на каблуках, Реми, далеко не убегу, — улыбнулась она, подавляя желание поступить именно так.

— Только не говори, что привезла весь обновлённый ужасный гардероб.

— Конечно! Я заплатила за эти вещи, не выбрасывать же их!

— Бьюсь об заклад, мама тебя не узнала.

Они рассмеялись.

Нужно было возвращаться.

Реми, идя рядом, возвышался над Эстель на полголовы. Когда они были совсем детьми, то она всегда смотрела на него сверху вниз. Поначалу Реми даже отказывался общаться из-за этого, аргументируя тем, что не может воспринимать высоких девочек.

В отличие от неё, Реми никогда не стремился уехать далеко-далеко. Он всегда говорил, что ему хорошо здесь, там, где родился. Реми не собирался жертвовать комфортом ради призрачных идеалов о карьере или перспективной хорошо оплачиваемой работе. Когда Эстель впервые узнала о том, что он устроился работать барменом, то долгое время ждала весточки о смене работы. Казалось, что Реми повзрослеет и скажет, что был неправ, но этого так и не случилось. Реми и по сей день оставался за барной стойкой и никогда не жаловался на неудачную работу или что-то подобное. Наоборот, Эстель всегда только и слышала, что ему нравится такая жизнь.

Ноги начинали гудеть. Обычно на работе Эстель не успевала заметить, насколько устала от ходьбы на каблуках, но сейчас её мысли не были заняты важными делами, поэтому она пожалела, что достала первые попавшиеся вещи из коробки.

— Как только вернусь домой, первым делом найду спортивные штаны, мягкие тапочки и любимую футболку, купленную в мужском отделе.

— А вот теперь ты мне снова начинаешь нравиться! — одобрил Реми.

— Брось, девушки в спортивных штанах выглядят совершенно непривлекательно.

— Может быть, но мягкие тапочки — это же обалденно!

Эстель шутливо толкнула его плечом.

Те три года, что она провела в чужом городе, Реми частенько связывался с ней. Он любил отправлять бумажные письма и всегда писал от руки, а не печатал на компьютере. Раньше у Эстель не было друзей по переписке, и она не сразу прониклась странной идеей Реми, но теперь была рада, что в её ящике хранится около сотни конвертов.

И вот сейчас, когда они наконец-то вновь могут проводить время вместе, ей не давала покоя одна-единственная мысль: они уже не дети. Они не могут с утра до ночи бегать на улице, есть сладости, смотреть фильмы и играть в видеоигры. Она — несостоявшийся дизайнер без работы, с небольшим запасом денег и абсолютным незнанием, что делать со своей жизнью дальше. Он — бармен, который никогда и не думал что-то делать со своей жизнью.

— Ты позвал меня на этот фильм не потому, что его снял твой любимый режиссёр, ведь так? — вдруг догадалась Эстель.

Реми обречённо хмыкнул.

— Поймала с поличным.