========== 1. ==========

Яблоку негде упасть, говорите? Да любое уважающее себя яблоко не стало бы даже заглядывать сюда, не то что падать. С многоступенчатой аудитории на Максима Сергеевича смотрели не сто пар глаз, а сотни две, а то и, не дай бог, две с половиной. Глаза — студенческие, голодные, злые. Слегка недоумевающие и откровенно негодующие. Счастливчики, успевшие сесть за парты, опасаются за свою жизнь не хуже оказавшегося в самом пекле преподавателя, обитатели ступенек явно наслаждаются жизнью, первые ряды принесли себе стульев и диванов из коридора и тоже неплохо устроились, но их всех объединяло одно — какая-то неправильная первая пара.

Гомон в зале поутих, и студенческие взгляды сошлись на Максиме Сергеевиче. Молчание затягивалось.

— О, не расстраивайтесь, — произнёс Максим Сергеевич первые слова в микрофон. — Я тоже по утрам не очень люблю человечество.

Смех напряжение снял, но ненамного. Ещё бы голод так снимало! Не одни студенты тут голодные, между прочим. Иначе бы преподавательская мысль не начиналась с… яблок.

— Судя по вашему количеству, — осторожно продолжил он, — произошла ошибка. На каком уровне — не знаю, так что драться за справедливость пойдём вместе. Хорошо?

— Хорошо, Максим Сергеевич, — проскандировали знакомые лингвисты и социологи. Хранили молчание хмурые исторические физиономии и ещё какие-то неопределённые лица, чью специальность ничто не выдавало.

— Вот и договорились. Теперь попробуем разобраться с нуля. Кто-нибудь из историков, что у вас должно быть по расписанию?

— Мечников, — поведали историки дружным хором.

— Это, конечно, многое объясняет, — соврал Максим Сергеевич. — А поконкретнее?

— Лекция по новейшей истории России, — один из начинающих Ключевских всё-таки снизошёл до распространённого объяснения. — Мечникова Александра Дмитриевича. Аудитория шестьсот шестьдесят шестая, сами понимаете…

— Более чем.

— У философов тоже новейшая история, — педантично прогундосил очкарик с первой парты. Судя по боевым трещинам на стёклах его очков, гундосил товарищ часто и неудачно.

— Спасибо, философы, — Максим Сергеевич постарался быть толерантным. — Теперь мои, прошу прощения за фамильярность. У нас с вами что?

— У нас с вами вы, — облокотившись на парту, поведала Карина. — Я несколько раз расписание перепроверила, Максим Сергеевич. Теория коммуникации, первая пара, та же сатанинская аудитория. То есть, эта самая.

— Что ж, не знаю, как мы, но аудитория свой титул отработала неплохо, — признал преподаватель. — Теперь два главных вопроса. Первый — есть ли вам, историки и философы, куда идти? — Разношёрстная аудитория покачала головами. — Второй — согласны ли вы лишние полтора часа коммуницировать вместе с нами?

Историки и философы коммуницировать не отказались. Максим Сергеевич подавил страдальческий вздох и включил презентацию. С одной стороны, ему было без разницы, кому читать, лишь бы аудитория была благодарная и не кидалась яблоками. С другой, его цели несколько выходили за рамки чтения лекции, а искать нелюдей в такой толпе как-то неудобно.

И где же, простите, господин Мечников? Инициалы у него прекрасные, под стать номеру аудитории, так где же загулял товарищ историк? Максим Сергеевич не был уверен, что они знакомы, но не отказался бы от приветственного рукопожатия кулаком по лицу.

— В таком случае мы начнём, а если заявится ваш адский преподаватель, что-нибудь придумаем, — заверил Максим Сергеевич радостно заржавшую аудиторию. Видимо, с кличкой он угадал. — И тема у нас с вами удачная — коммуникативные неудачи.

— А что такое коммуникативная неудача? — поинтересовалось неопределённое лицо со ступенек, держа наизготовку ручку и тетрадь.

— Это то, что произойдёт, когда я встречусь либо с господином Мечниковым, либо со Станиславом Павловичем. Можете не записывать. А вот схему, пожалуйста, зарисуйте…

Дольше двух минут давать нельзя. Механически подшучивая над собственными слайдами, чтобы не терять внимание аудитории, Максим Сергеевич быстро и внимательно осматривал дальние ряды, слегка прищурив левый глаз. Выспавшиеся и не очень, голодные и тайком жующие, слушающие и погрязшие в телефонах, пишущие быстро и не пишущие вообще — но все люди. Ни ведьм, ни вурдалаков, ни тварей болотных, ни каких-нибудь ещё тварей, хотя издалека он не решался судить о моральных качествах незнакомых студентов — может, и есть парочка тварей, кто же их разберёт.

Главную тварь сего заведения, несомненно, звали Станислав Павлович, но его-то здесь и нет. Составитель расписания и наиболее ненавистный университету сотрудник учебного отдела рискует своей шкурой, как никогда.

Через полчасика Максим Сергеевич решил, что больше никогда не будет выезжать на работу, не позавтракав. Лекция, конечно, отнимает силы, но это нормально. А вот лекция, совмещённая с поиском — это, простите, настоящая коммуникативная неудача. На то, чтобы просмотреть человека насквозь, требуется больше энергии, чем на чтение материала, пусть и с шутками. Тут этих человек-то набралось немерено, и каждого надо разглядеть!

В итоге, ему хотелось есть, спать и убивать. Максим Сергеевич представил, как убивает и ест Стаса, и плотоядно хмыкнул про себя. Жизнь налаживалась, а вот тот парень, который жрёт бутерброд на третьем ряду сверху, сейчас получит леща… Убрал, молодец какой. Убрал и испуганно таращится на дверь. Что же там такое пришло? Неужели Стас?

— Прошу прощения, я опоздал, — героически выговорил студент, глядя на забитую аудиторию. Он настолько ошалел, что даже счёл необходимым поздороваться.

— Это-то не страшно. Вы по дороге Станислава Павловича не встречали? — воспользовался случаем Максим Сергеевич.

— Я стараюсь этого человека не встречать, — ответил студент и сразу понравился Максиму Сергеевичу. — Но если хотите…

— Не хочу и вам не советую. Ни встречать, ни хотеть встречать. Проходите и присаживайтесь, как бы иронично сие ни звучало, — он перелистнул слайд и в очередной раз прогнал голодную мысль о яблоках. Может, отпустить пораньше? Нет, плохая идея. Это же студенты: их отпустишь — и они пойдут. А если такое пойдёт по коридору одновременно, универ, того и гляди, развалится, как давеча Советский Союз.

Он и так-то разваливается: не далее чем вчера Максим Сергеевич приметил лестничные перила, перемотанные скотчем у надкусанного временем основания. Вот тебе и передовые технологии! В аудиториях интерактивные доски будущего, а лестница держится на скотче, добром слове и десятикратном «Отче наш». И то молиться лучше шёпотом, чтобы не издавать шум и не трясти воздух.

Надо отдать должное этому Мечникову — он всё-таки пришёл. За десять минут до конца пары и с явной неохотой, но пришёл. Сомнений в том, кто это, у Максима Сергеевича не возникало никаких: это мог быть только прожжённый жизнью и опытом препод-историк.

— Взвейтесь кострами, синие ночи, — с порога возвестил прожжённый жизнью. — А я-то думал, уже ничто в этой жизни меня не удивит.

— Это вы задержались или пораньше пришли? — вежливо осведомился Максим Сергеевич, поддержанный сдавленным смехом студентов. Препод-историк, выглядевший как рокер из семидесятых и смотревший примерно так же, задумчиво почесал щетину, разглядывая оппонента. — Одну минуту, давайте я оставлю благодарным слушателям очередную скучную табличку, а мы пока разберёмся.

— Она не скучная, — отозвались благодарные слушатели, и это было так приятно, что Максим Сергеевич не удержался и побаловал их очередной шуткой. Во всяком случае, если это «выйдем, поговорим» по адресу к Мечникову не стало его последней шуткой в этой жизни.

Заняв уголочек с краю кафедры, перепутанные учотделом преподаватели воззрились друг на друга. Максим Сергеевич ждал, не собираясь оправдываться за кашу в голове у Стаса.

— Кто ошибся-то? — буркнул Мечников. Невыспавшийся препод и голодный, хороши переговорщики.

— Станислав Павлович, — не стал тянуть Максим Сергеевич. — Кто же ещё? У нас с вами расписания отличаются, при этом они совпали аж у четырёх потоков.