Эдуард Русаков
Пропуск в рай
© Русаков Э. И., 2019
* * *
Вокруг да около (Допрос с пристрастием)
В глаза смотри!
Главное – не проговориться.
– С какой стати я должен отвечать на ваши вопросы? И где я? И по какому праву…
– Молчать! Никаких вопросов! Пришло время отвечать! Ты понял?
– По какому праву вы на меня кричите? Я требую адвоката!
– Будет тебе адвокат. И прокурор будет. Отвечай на мои вопросы. И не ухмыляйся… В глаза смотри! Смотри в глаза!
– Ну, смотрю.
– Поклянись, что будешь говорить правду и только правду!
– Да я вас впервые вижу… Ну, ладно – клянусь…
– Чем клянешься?
– Ну… всем святым. Мамой клянусь!
– Не юродствуй!
– У вас тут есть Библия?
– Зачем тебе Библия?
– Ну… или Конституция РФ… или однотомник Пушкина. Я бы поклялся, положив руку на одну из этих замечательных книг, что буду говорить только правду – здесь, на этом Страшном суде… впрочем, не таком уж и страшном… Ну, постараюсь, хотя бы, не врать. Буду очень стараться. Изо всех сил, которых уже не осталось. – И я откашлялся. – Перед лицом своих товарищей торжественно обещаю, что буду говорить правду и только правду…
– Хватит ёрничать! Ты уже старик, а ведешь себя как мальчишка…
– Потому что я маменькин сынок, вечный инфантил… я ведь рос без отца, без строгого мужского присмотра.
– А куда делся твой отец?
– О, это загадочная история. Но следует, вероятно, начать с моих дальних предков. Что ж, вот моя родословная. Иван родил Якова, Яков родил Александра, Александр родил Петра, Пётр родил Андрея, Андрей родил Ивана, который и стал моим отцом…
– Ты что, пародируешь Евангелие?!
– Что вы, как можно!.. Я просто хотел…
– Даже здесь не можешь не кривляться! Совсем страх потерял! И совесть! И честь!
– Простите, ваша честь…
– Он еще каламбурит!
– Как сказал Акутагава, у меня нет совести, у меня есть только нервы…
– Молчать! Отвечай на вопросы! В глаза смотри!
– Да, ваша честь. Буду краток и кроток. Про своего отца я совсем ничего не знаю. До недавнего времени я был уверен, что он погиб на фронте в конце Великой Отечественной… вернее – пропал без вести. Так мне рассказывала моя мама, и я ей верил. Ведь я очень доверчивый, ваша честь. Но совсем недавно я узнал, что мой папа вовсе и не погиб на фронте. В последний день войны, 9 мая 1945 года, он был награжден орденом Красной Звезды, и потом еще долгие годы жил совсем в другом городе, с другой семьей. Мой сын по моей просьбе узнал об этом из Интернета, послав по электронной почте запрос в архив министерства обороны… Но жив ли мой отец, а если нет, то когда он умер и где похоронен – об этом я ничего не знаю… Отправил по почте письменный запрос, но ответа так и не дождался… А ведь, судя по сохранившимся письмам отца с фронта, он очень любил мою маму и очень хотел вернуться к ней… к нам… он очень хотел увидеть меня… я родился уже после его ухода на фронт… Но мама, видимо, не захотела, чтобы он возвращался… Может, он чем-то перед ней провинился? А может, она его это… ну… может, она его разлюбила? Короче, она просто не отвечала на его письма!
– Почему ж ты раньше не попытался ничего о нем узнать? Почему так поздно хватился?
– Потому что я верил маме, которая утверждала, что папа погиб на фронте…
– И ты даже не пытался сам узнать о нем правду?!
– Я хотел, много раз собирался послать запрос – но мама была против…
– «Мама», «мама»… А сам ты – не мог принять решение?
– Я же был маменькиным сынком, я ей свято верил…
– Ты просто безвольный лентяй! И не сваливай на маму свою вину!
– Просто я привык верить тем, кого люблю.
– А кого ты любишь?
Бабушкины сказки
Когда я был маленьким, мы с бабушкой часто ходили в церковь. Это был наш с бабушкой секрет – маме мы говорили, что ходим просто гулять. Мне было стыдно, что я обманывал маму, но спустя много лет я узнал, что мама тоже меня обманывала, говоря, что мой папа погиб на фронте, пропал без вести. Так что, мы с ней в расчете. Все люди обманывают друг друга. Чем больше любят, тем больше обманывают. Мама, прости.
А бабушке я благодарен за то, что она меня брала с собой в церковь. Не заставляла молиться, просто заводила в храм, где было красиво как в сказке. Мне там всё нравилось, в этом храме – и пьянящий, дурманящий запах ладана, и горящие, потрескивающие свечи, и золотые оклады икон, и завораживающий голос священника, и доносящееся откуда-то сверху пение хора… До сих пор помню вкус просвирки и вкус вина… вкус кагора. Да, именно в церкви я впервые вкусил вина – и навсегда полюбил этот терпкий, чуть горьковатый, чуть сладковатый вкус.
Когда я спросил бабушку, где же Бог – она мне сказала, что Бог везде, всюду, Он и во мне, – и это мне показалось волшебной сказкой, которую бабушка сочинила специально для меня, и сказка эта мне очень понравилась.
А ведь бабушка была советской учительницей, и ее бы, конечно, уволили с работы, если бы начальство узнало, что она ходит в церковь, да еще с ребенком. Но начальство и мама никогда ничего не узнали. Мама думала, что мы с бабушкой просто гуляем. Это был наш с бабушкой секрет. Впрочем, об этом я уже говорил, извините.
Ничего удивительного, что бабушка была верующей – она же была дочерью священника. Да, мой прадед, ее отец, был священником, еще до революции.
Бабушка рассказывала о том, как она училась в епархиальном училище, куда ее приняли, как дочь сельского священника. Здание, где располагалось это училище, сохранилось – и я часто прохожу мимо него. Сейчас там какой-то офис…
Бабушка мне рассказывала, как она жила в общежитии епархиального училища с другими девочками из бедных семей священников. С той давней поры она сохранила толстую тетрадь в красном сафьяновом переплете – вот она, эта тетрадь. В нее бабушка переписывала всякие трогательные стихи – Надсона, Фофанова, Некрасова и других поэтов. Вот, к примеру, такое стихотворение:
Только утро любви хорошо: хороши
Только первые, робкие речи.
Трепет девственно-чистой, стыдливой души,
Недомолвки и беглые встречи…
Ну и так далее.
Бабушка с улыбкой вспоминала, как ее подружка Маша, трусиха-зубрила, готовилась к уроку русского языка и лихорадочно повторяла правила правописания:
– «Еду», «еду» – через ять!
«Еду», «еду» – через ять!..
– И куда это ты едешь? – спросила Машу юная бабушка.
– Не мешай! – отмахнулась та, и снова: – «Еду», «еду» – через ять!
– Ну и что? – спросил я, не понимая.
– «Ять» – это буква была такая. То же, что и «е». Вот Маша и зубрила, к уроку готовилась…
А когда бабушка окончила епархиальное училище, она стала работать в Канске учительницей. И в первый же год познакомилась с моим дедушкой, ветеринарным фельдшером. И вышла за него замуж.
– Его родители жили далеко, на Урале, в городе Кунгуре, – рассказывала бабушка. – А сам он работал в Большом Улуе. Потом переехал в Канск, где мы и жили какое-то время. Там и все четверо моих детей родились, в том числе твоя мама…
Их давно уже нет никого, но сохранились старые фотографии. Мне особенно нравится та, где бабушка с дедушкой еще совсем молодые, сразу после свадьбы – в ателье, в бутафорской лодке: бабушка в шляпке, а дедушка усатый, без бороды, в шляпе, с веслом в руке. Смотрят в объектив, счастливые, улыбающиеся, а птичка всё не вылетает.
А потом началась первая мировая война – и дедушка был мобилизован в армию, где служил в кавалерии, лечил лошадей. Там, на фронте, он заболел чахоткой, то есть туберкулезом – и в 1917 году умер. Ровно сто лет назад. Между двумя революциями.
