Звонок. В дверном глазке не видно никого и ничего, потому что что-то зеленое и мохнатое закрыло весь обзор. Девушка, отперев замок, отворила дверь, впустив внутрь запах морозного воздуха и хвои. В Сан-Франциско зима выдалась на редкость холодная: уже второй день шел снег, а ртуть на термометре не превышала отметки «плюс один» по Цельсию.

Аннабет отошла в сторону, чтобы не мешаться, пока большая пушистая елка, на ветках которой блестели пока еще не растаявшие снежинки, протискивалась внутрь дома. Когда елка целиком оказалась в холле, занимая собой все свое свободное пространство, в дверях показался и Перси. Красный от холода, в черной куртке, припорошенной снегом, слегка запыхавшийся, он одарил Аннабет довольной улыбкой:

— Гляди, какую я красавицу притащил.

Парень взглянул на девушку, явно ожидая похвал с ее стороны. Ее губы тронула улыбка.

— Ну наконец-то. А то твоя мама уже переживать начала, как бы на тебя там рассерженные белки не напали и не забросали шишками, — усмехнулась она.

Перси обиженно надулся.

— Знаешь ли, выбирать елку — занятие не из легких. Я же старался.

— Верю, верю, — засмеялась девушка.

Ее всегда забавляло это ребячество со стороны ее парня. Во всякие напряженные моменты, когда она еле держалась, чтобы не разреветься, от отчаяния ее спасала именно детская натура Перси. Выкинет что-нибудь эдакое, совершенно невразумительно, и сохранять грустное настроение уже никто не в силах. Ну, что же, как говорится, первые сорок лет в жизни мальчика самые трудные (она выяснила это благодаря своему любимому отцу). Перси осталось всего лишь двадцать, пусть наслаждается.

Аннабет аккуратно перешагнула через особо размашистую ветку, чтобы не наступить на нее (острые иголочки проткнули бы даже теплые шерстяные носки, в которых она разгуливала сегодня). Еще парочка мелких шагов, и она оказалась прямо перед Перси. Парень выпятил губы вперед, видимо, решив, что та хочет его поцеловать, но Аннабет, звонко усмехнувшись, стянула с юноши заснеженную шапку.

— Хей, — взбунтовался парень.

— Давай, раздевайся, — скомандовала девушка. — И ставь елку в гостиной. Будем ее наряжать. И поживее, а то и без того времени мало.

— Потому что уже сегодня сочельник, — напомнил он.

— Я не виновата, что у нас все происходит очень спонтанно, включая празднование Рождества. Хочу напомнить, что еще вчера мы были в Аризоне, гонялись за химерой.

— Или она за нами, — дополнил Перси, но, поймав сердитый взгляд Аннабет, умолк.

— Не важно, — отрезала она. — Вперед, ставь елку, Рыбьи Мозги. А я пока помогу отцу с Мэттью и Бобби. Чем старше становятся, тем сложнее с ними справиться.

Девушка отправилась на второй этаж в детскую, оставив Перси с елкой наедине.

Спустя минуту или даже чуть меньше перед Аннабет предстала следующая картина. Бобби и Мэттью, ее сводные младшие братья, запутались в гирлянде, которая раньше украшала окно детской, а теперь изображала посадочную полосу с запутавшимися в ней маленькими пилотами.

— Мальчики, вы что творите! — воскликнула девушка, бросившись к ним. – Пап!

А мистер Чейз в это время с живым огоньком в глазах увлеченно объяснял Полу, отчиму Перси, слегка смущенному столь общительным поведением своего нового знакомого, различия между самолетами 1900 и 1968 года выпуска.

— Ой-ой, извини, милая, — Фредерик Чейз виновато потупился и поспешил помочь дочери. — Маленько увлекся.

— Тут еще неизвестно, за кем присматривать надо, — пробормотала девушка, распутывая очередной узел гирлянды.

Снизу раздавались различные звуки, как, например, удары топора, скрежет, периодические чертыхания. Но минут через пятнадцать все это стихло, и Перси возвестил на весь дом: «Готово».

-А что там на кухне происходит? — спросил парень, когда Аннабет закончила объяснять, в каком порядке правильно украшать елку.

-Моя мачеха режет салаты, а твоя мама печет синий торт. Кажется, они сошлись, — сообщила она, пожав плечиками.

Это был первый раз, когда их семьи праздновали что-то вместе, и Перси довольно сильно переживал по этому поводу (Аннабет, откровенно говоря, тоже волновалась из-за этого, но сама она в этом никогда не призналась бы). Кажется, все шло хорошо, вопреки самым худшим их ожиданиям: с кухни слышался смех и веселые разговоры обо всем подряд, наверху мистер Блофис и мистер Чейз развлекались с детьми. Все шло как нельзя лучше.

— Начинай снизу, — подсказала Аннабет Перси, когда тот собрался обматывать елку гирляндой.

Сама девушка тем временем распаковывала коробку с елочными игрушками.

— А помнишь, как мы впервые познакомились? — неожиданно спросил парень, закрепляя конец гирлянды на верхушке елки. Девушка кивнула, чувствуя, как ее губы непроизвольно растягиваются в улыбке. — Ты тогда сказала, что я во сне слюни пускаю.

— Что-то и со временем не меняется, — усмехнулась она.

Перси сделал вид, что не услышал этого комментария.

— Вот только представь, — он подошел к девушке сзади, приобняв ее за талию. — Если бы ты тогда не увязалась за мной, мы бы сейчас не наряжали эту елку вдвоем.

— Если бы я тогда не увязалась за тобой, — возразила она, резко развернувшись и впихнув в руки Перси красный елочный шарик с золотым узором, — ты бы не дожил до этого момента.

— Возможно, — согласился парень, возвращаясь к елке.

Аннабет взяла в руки игрушку — прозрачный пластиковый шар, внутри которого сидела тряпочная желтая канарейка. Она, задумавшись на секунду, обернулась к Перси и спросила:

— А Тайсон? Он с Эллой?

— Ага, — подтвердил парень, подвесив на елку сиреневую шишку. — Насколько я знаю, они решили остаться в Лагере.

— О-о-о…

Девушка еще раз взглянула на канарейку, представляя себе красноперую гарпию, их умничку Эллу, которой так понравился Тайсон — брат Перси, самый милый циклоп, которого Аннабет когда-либо приходилось встречать, — после чего повесила за золотую веревочку на ветку.

Следующим ей попался блестящий золотой шарик — любимое украшение ее мачехи. То, как он переливался в свете лампы, напомнило Аннабет о руне, золотые ворсинки которого ярко сверкали на солнце, даруя носившему это руно волшебное исцеление. Ей самой удалось испытать его действие, так сказать, на собственной шкуре. Море чудовищ, Сцилла и Харибда, Полифем… Воспоминания накатывают на девушку, как волна на берег. Подумать только! Столько времени прошло с того момента, как они излечили Талию…Талия. Эта девчонка, которая косит под панка. Подсознание Аннабет легко выдало короткие темные волосы, торчащие во все стороны, пронзительные голубые глаза, подведенные черным карандашом.

— Я скучаю по Талии, — неожиданно выдал Перси, будто бы прочел мысли девушки.

— Я тоже, — вслух призналась она. – Ну, думаю, с ней все в полном порядке. Наверняка сейчас сидит в окружении Охотниц, веселится. Это же Талия.

Ох, словами не передать, как же Аннабет скучала по ней. Их последняя встреча была чем-то совершенно сумбурным. Талия тогда сказала Перси что-то вроде того, что он наконец-то ее перерос. И из-за того, что Аннабет расхохоталась с этой шутки, Перси на нее потом неделю дулся.

Маленькая пластмассовая лошадка на черной атласной ленте. Пегасы… Перси их всегда любил, особенно Пирата. Полностью черный, без единого светлого пятнышка, любит пончики, насколько помнила Аннабет. Ее всегда забавляли рассказы Перси про то, как этот пегас любит называть его «боссом», а еще больше — смущенная улыбка парня, которому даже нравится это, хоть он этого и никогда не признает.

Лошадка заняла свое место чуть ниже стеклянного полупрозрачного шара бардового цвета. Бардового, как камни, на которых падал свет из Флегетона — огненной реки Тартара. Аннабет вздрогнула: для нее всегда было тяжело вспоминать об этом. Раскаленный воздух, безжизненная земля, сталактиты и сталагмиты, торчащие ото всюду, «пузыри» с перерождающимися монстрами, ужас и страх перед неизбежной смертью… Чудо, что они выжили. Но ей он до сих пор снился в кошмарах, из-за которых она вскакивала посреди ночи со сбитым дыханием и в холодном поту.