========== 1 ==========

Падме проснулась посреди ночи, будто ее подбросило. Руки сами потянулись к животу, но дети вели себя смирно, похоже, тоже спали. Мужа рядом не оказалось.

Она протянула руку и пощупала подушку. Холодная. Энакин встал давно. И умудрился не разбудить ее. Но тогда почему?..

Опасность? Вряд ли, тогда бы она проснулась уже в процессе эвакуации, не в первый раз. Но тогда что?

Падме все же прислушалась к темноте. Было совершенно тихо, только занавеси едва слышно шуршали: Энакин наверняка опять открыл балконную дверь, ему в последнее время снилось, что он задыхается в ящике с прозрачными стенами.

Падме вздохнула и осторожно выбралась из кровати. Какое счастье, что завтра — последнее заседание Сената. Последнее чрезвычайное. А дальше наконец-то будет мир, наконец-то все вернется на свои места. Они улетят на Набу. Перестанут скрывать очевидное. Заявят, что женаты, Энакин уйдет из Ордена…

Завтра закончится война. Почему ей кажется, что все ее планы, сотню раз уже обговоренные и рассчитанные, на самом деле — полная глупость?

Энакин нашелся на балконе, как она и ожидала. В позе медитации на полу, в самом темном углу под деревом Умиротворения. Падме его едва заметила: Энакин надел тот черный комбез, который носил под броню, будто ожидал, что его сорвут в бой прямо сейчас. Его светлые волосы рядом с серебром листьев дерева показались ей на мгновение седыми. Что за глупости?..

Мимо балкона — на десяток этажей ниже их уровня — пронеслась змея рекламного голо-поезда, и свет окатил Падме, сначала синий, затем — ярко-алый, сменившийся бордовым. Будто огонь залил их с Энакином. Падме передернуло, она скользнула пальцами по стеклу окна, вызвала пульт управления и уменьшила прозрачность защитного поля. Снаружи их и так не было видно, а теперь и изнутри вид города поблек, потемнел и отодвинулся. Так-то лучше.

— Эни? — позвала она негромко.

Касаться его было ни в коем случае нельзя. Можно было только звать — негромко, всегда по имени. Если он далеко, то не услышит, а если близко — то узнает голос и вернется.

«Сила, Пад, это страшная на самом деле штука, — сказал он ей после того раза, первого и единственного, в самом начале их брака, когда она забыла про запрет и потрясла его за плечо, и на нее через его глаза, ставшие совсем черными, посмотрело нечто совершенно нечеловеческое. — Она не то что больше нас, она вообще не живая в нашем понимании. А мы ее используем, чтобы камешками швыряться и прыгать высоко, и думаем, что ее познали. Конечно, не полностью, как можно, но как гипер. Достаточно».

«А это не так?» — спросила она тогда. Ей всегда казалось, что джедаи весьма уверены в своих способностях, в своем их понимании. Муж только усмехнулся в ответ, но и этого хватило. Устойчивости в ее мире после того случая сильно поубавилось.

«Одаренность — сказал он ей в другой раз, — не магия, не прикольные способности. Это… Как в ваших легендах, знаешь. Когда у героев часть крови чудовища. Вот точно так».

Сейчас она смотрела на него, сидящего в тенях, кажущегося темнее и старше, чем на самом деле, и думала, не иначе как не проснувшись до конца — что вот, теперь она знает, как выглядит его половина с черной кровью. Та самая, из легенд.

…Что за странные мысли лезут в голову в последнюю ночь войны. Это потому что мир меняется? Наверное ведь потому. Война длилась слишком долго. А завтра — все изменится. И она сама — тоже. Она перестанет быть сенатором: Сенат уйдет на перевыборы в полном составе, и ее не будет в новом созыве, — никакой политики, пока дети маленькие: слишком опасно для них, — и какой будет эта новая жизнь?..

Все будет прекрасно, строго сказала себе Падме. Не идеально, но прекрасно. И ничто и никто нам не помешает.

— Эни?

Он наконец-то пошевелился и поднял на нее взгляд. Свой собственный, а то она уже начала бояться. И немедленно вскочил, она даже движения не увидела — просто вот, один вдох, и он уже рядом, смотрит обеспокоенно, а ощущение его Силы окутывает ее, будто покрывало.

…Когда она родит, она перестанет это чувствовать. Ее черная кровь заемная, ее детей. Даже жаль…

— Что ты не спишь? — спросил он. Уже спокойнее: видимо, диагностика Силой показала, что и с ней и с детьми все в порядке.

— Понятия не имею, — ответила Падме. — Проснулась вот. Вдруг. Я думала, это опять твой кошмар, но…

— Может, и он, — Энакин поморщился.

— Ты что-то видел? В медитации?

— Огонь, — ответил он. Прикрыл глаза и отвернулся от нее к городу, оперся на ограждение балкона. Будто думал, что в глазах остались отблески того огня и не хотел ее пугать.

…Может, и остались. Только она не испугается, не того она рода, чтоб пугаться будущего.

Падме встала рядом с ним, положила руку ему на плечо. Пообещала:

— Не сбудется.

Он выдохнул смешок. Ничего не ответил.

Он ей не нравился таким. Будто вчера с войны и на войну завтра, а сейчас — нереальная мирная передышка, почти сказочная, в которую еще нужно поверить. Завтра будет мир. Мир.

— Все будет хорошо.

— Не ходи на заседание. — Это была почти не просьба. Почти приказ.

— Эни, — вздохнула Падме.

— Я все знаю про твой долг перед Набу и честь сенатора. Не ходи. Просто не ходи.

— Это — публичное подписание мира!

— И зачем ты там нужна?

— Республика должна проголосовать единогласно.

— И без тебя нарисуют все, что нужно.

Его цинизм по отношению к демократическим структурам Падме иногда просто утомлял.

— Заседание записывается, — сухо произнесла она. — Наличие представителей систем фиксируется. Там будут все, потому что по протоколу должны, обязаны быть все. И если ты думаешь, я могу выпихнуть вместо себя заместителя или двойника, а сама…

— Пусть королева голосует.

— Эни…

— На ее месте, ты была бы на Корусанте. Собственно, на ее месте ты и была.

— Энакин! — разозлилась Падме уже по-настоящему. — Неужели ты думаешь, я в подобной ситуации позволила бы Ее величеству пойти туда, где, как ты говоришь, так опасно?! Неужели ты думаешь, я свою честь могу вот так?..

— Прости, — быстро сказал он. Посмотрел на нее, и Падме осеклась. Его глаза были полны ужаса. Спокойного и ледяного. Будто он видел впереди только катастрофу и больше ничего.

— Прости, — повторил он. — Конечно, ты права. Ты воин, то, что я сказал, оскорбительно.

Падме кивнула. Перевела дух.

— Поставь в известность Орден.

— Уже, — Энакин усмехнулся невесело. — Я же не в первый раз это все вижу…

— И что?

— Мне сказали не волноваться. Там и так будут представители Ордена. Целых трое магистров.

— Но ты волнуешься.

— Ничего не изменилось после того, как мне это сказали. Видение не изменилось… Падме, — и он схватил ее за руку, так резко, что она едва не отшатнулась просто от неожиданности, — потребуй у Ордена моего присутствия. В ложе Набу, желательно. Пожалуйста.

— Ты хочешь, чтоб я потребовала тебя в телохранители? Генерала Скайуокера? Не слишком ли нагло с моей стороны? — она улыбнулась, но он не улыбнулся в ответ, даже глазами, даже намеком.

— Не в телохранители. Я вроде как спас Набу как-то раз. В прелюдии нынешней войны. Будет только честно, если я смогу увидеть ее формальное окончание.

— Хм, — Падме оторвала от него взгляд, посмотрела на затемненный полем город. На снующие транспорты и вечно яркие окна. — Ты — почетный гражданин Набу, так что формально имеешь право присутствовать в ложе, и действительно… Хорошо, я так и сделаю. Хорошо.

Его сухие губы прижались к ее виску.

— Спасибо.

— Ты пожалеешь, — сказала Падме уверенно. — Это будет очень долгое и очень нудное заседание.

— Я буду смотреть только на тебя и не заскучаю.

Она рассмеялась, чувствуя, как легчает на сердце.

— Веди себя прилично!

Ее обняли со спины.

— Никаких гарантий, любовь моя. Совершенно никаких.

========== 2 ==========

Хуже всего — ждать. Точно зная, что будет — но не зная как, не зная когда.