© ГБУК «Издатель», 2014

© Верба (Артюхович Ю. В.), 2014

Странно устроен наш народ: в периоды благополучия, мирного течения жизни художественная мысль развивается неторопливо, эстетическое освоение действительности происходит порой даже как-то вяло (гении не в счёт, их нам дарует Господь в Ему ведомые сроки), но стоит случиться войне, пролиться крови народной, как происходит всплеск литературного творчества, появляются эпохальные произведения, осмысливающие не только военные события, ной в целом жизнь людей и ценности человеческие. Отечественная война 1812 года дала бессмертный роман «Война и мир» Л. Н. Толстого, лермонтовское «Бородино», многие другие сейчас уже подзабытые творения, ставшие предметом обсуждения всего общества. Гражданская война получила отклик в произведениях писателей красного и белого лагерей, каждый из которых отстаивал свою правду. О Великой Отечественной войне все исследователи говорят, что она дала не одного, не нескольких, а целую плеяду блестящих писателей, посвятивших свои книги описанию народного подвига и народного горя.

Но это были войны справедливые (даже братоубийственная Гражданская война казалась справедливой каждой из сторон), честные, писателю нетрудно было черпать пафос и вдохновение для своего творчества в памяти народной, в собственной судьбе. Труднее быть с войнами проигранными. Первая мировая война из-за, прежде всего, внутренних неурядиц не стала для России победоносной. Она вроде бы и описана в «Тихом Доне» М. А. Шолохова, но всё же этот гениальный роман не о войне, не о боях, а о трудной человеческой судьбе, о любви, о Родине, о трагедии донского казачества.

«У победы сто отцов, только поражение – сирота», – сказал, кажется, Наполеон. Вот такой сиротской истории и посвящена книга «Тёплый пепел». И она, как и шолоховский роман (речь, разумеется, не идёт о сравнении художественных достоинств книг), не о войне, а о горе, о «старом саде, пропитанном запахом беды», о русском исходе, о предчувствии трагедии нашего народа, о новых бедах, берущих своё начало в те кровавые военные годы.

Книга разделена на три части: поэтическую «Спаси и сохрани» и прозаическую: «грозненскую» повесть «Кошкин дом» и рассказ о наших днях «Тёплый пепел». Но это разделение чисто условное, формальное, потому что каждое произведение переливается в другое, в каждом тексте мы найдём отголоски предыдущих и последующих, все они объединены единой печальной темой жестокой, непонятной и всё никак не оканчивающейся войны.

Вряд ли наше сегодняшнее общество готово к пониманию, к восприятию трагедии чеченской войны (их было две, но они слились в русском сознании в одно сплошное убийство наших воинов и полное изгнание русских из Чечни). Мы уверенно дрейфуем в сторону общества потребления, читаем – в лучшем случае – псевдо философские творения П. Коэлъо или какого-нибудь Мураками, а теперь ещё и модный толстый роман «Шантарам» некоего Грегора Смита (он же Грегор Дэвид Робертс), смотрим по ящику бесконечные детективы и гогот матерящихся балбесов, косящих под современную молодёжь. Зачем нам описание «мёртвого города», «снайперской шутки с площади Минутка», РЯДОВЫХ разбоев в русских квартирах Грозного? Даже недавние три последовавшие друг за другом волгоградских взрыва – безусловный отголосок прежних чеченских боёв, их идейное и кровавое продолжение – мы старательно стираем из памяти. Это так неприятно, так отвлекает от лёгкого времяпрепровождения, от развлечений…

Но ходят по нашим городам «чеченцы» – солдаты этой проигранной войны, с горящими глазами, с неутолёнными воспоминаниями о погибших товарищах, с исковерканными судьбами и покорёженной психикой. Живут воспоминаниями рядом с нами беженцы из Грозного и других кавказских городов (а теперь – и с некогда братской Украины), тревожные, близкослёзые, не понимающие, в чём их вина, за что их изгнали с малой родины. Очень точно выразила Верба их восприятие исхода, их обращение к великой стране:

Ради этих людей, ради нашей совести, ради нашего пока ещё не потерянного будущего написана эта книга. Читать её не просто. Серьёзная поэтесса, выбравшая себе псевдонимом название грустного дерева – Верба (она ведь, как и ива, всё время склоняет свои ветви в тоске и печали, хотя и храбрится, что способна хлестнуть упругой веткой), в завершающей части книги помещает свои строгие, даже несколько жёсткие стихи. Они являются эпилогом, заключением к прозе, перекликаясь тематически, содержательно и даже словесно. Вместе с писательницей мы приходим на пепелище, на котором «согреет холодные руки тёплый пепел сожжённого дома», в последних строках повести в «кошкин дом» попадает снаряд, он исчезает, превращается в пепел. В рассказе новый снаряд влетает в нашу мирную жизнь, превращая в «тёплый пепел» здание автовокзала, находящихся в нём людей, «горячая смерть» настигает Настю и её нерождённого Вовку-маленького.

В повести «Кошкин дом» от главы к главе повествование становится всё более суровым. Чеченская трагедия показана глазами самой героини – Кошки-Леночки, её мужа Вадима и сына Макса. Взгляд вроде бы разный, и интонация ощущается то женская, поначалу даже слегка кокетливая, то скучноватая мужская, то залихватская подростковая. Но чем дальше вчитываешься в текст, тем меньше обращаешь внимания на стиль и словесное оформление, тем больше вживаешься в немыслимые для мирного времени события чеченской жизни.

И опять перекличка между разными частями книги. В стихотворении «Гудермесский базар» читаем: «За пыльным прилавком мы с сыном вдвоём свою прошлую жизнь по кускам продаём». А в повести идёт детальное описание этой продажи прошлой жизни из «старого бабушкиного сарая». Это не далёкие двадцатые, не лихолетье Великой Отечественной войны, когда нищая интеллигенция, чтобы выжить, продавала вещи, нажитые многими поколениями предков. Это в конце XX века преподавательница университета предлагает купить «кошелёк, шитый бисером, чёрной парчи». Знают ли об этом жители Москвы или Питера, Вологды или Рязани? Да что эти северные города, мы, волгоградцы, у которых Кавказ под боком, знаем ли о том, что на стенах русских домов в Грозном было написано: «Кто уехал – молодцы, кто остался – мертвецы»?

В этой книге стихи мощнее передают боль и страдания людей, жёсткость и безысходность грозненской жизни. Верба – сложившаяся поэтесса, имеющая свой стиль, выбравшая свои темы, умеющая несколькими точными строчками передать ужас немыслимого существования среди обезумевших бандитов: «Столько шрамов на душе, а глаза сухи!».

Но прозаические страницы не просто дополняют поэзию, без них не понять, почему красивая, хрупкая женщина пишет такие суровые стихи. Вот описание убийства русского солдата: «Во дворе прыгают и бьют что-то ногами. Нет, КОГО-ТО бьют ногами. – За что его? – За то, что дурак. Дурак-солдат. Ислам принять не хочет. Денег за него не дают. Что с ним ещё делать?» Другой русский человек лежит в собачьей конуре, бандит объясняет: «Лена, будка маленькая, Антон большой. Не поместился. Ноги отрезали, руки отрезали немножко. Теперь хорошо».