Но всё же окончательной уверенности в сплошной фальсификации П. Н. Крекшиным использованных им сведений у П. А. Кротова не было, и в книге «Битва под Полтавой: Начало Великой России» он явно отходит от резко критического настроя первой книги («Битва при Полтаве: К 300-летней годовщине») применительно к переданной Крекшиным «речиприказу» Петра. Постоянно подчеркивая литературность, элементы вымысла, содержавшиеся в изложенных Крекшиным речах Петра перед Полтавской битвой, Кротов (хотя и с оговорками), не отбрасывает их как чистый вымысел, а даже пересказывает и тем самым вольно или невольно создает у читателя определенное позитивное мнение о существовании этих речей Петра в реальности. Это связано с расширением исследователем корпуса источников, а более всего – с уверенностью автора, что даже при известной литературности сочинений XVIII в. историки того времени отражали, пусть и в искаженном виде, историческую действительность, идет ли речь о версии Феофана или о версии Крекшина.

При этом П. А. Кротов вначале ставит резонный вопрос, была ли вообще речь, изложенная Прокоповичем, реальностью исторического прошлого, или это вымысел, и всё же полагает, что Петр, вообще склонный к произнесению поучительных (наставительных) речей при разных обстоятельствах (заметим от себя – преимущественно застольных), все-таки произнес перед Полтавским сражением речь, учитывая особую, исключительную важность момента накануне решавшей судьбу России битвы, когда слова воодушевления были особенно нужны войскам. Но более всего в реальности речи Петра на Полтавском поле исследователя убеждает использованный им несомненно достоверный документ, а именно книга «Синакар» архиепископа Черниговского и Новгород-Северского Иоанна Максимовича, изданная в Чернигове в 1710 г. В ней сказано, что Петр «кавалерию и инфантерию свою и вся воя обходя, полки наставляя, исправляя и укрепляя, преждние им победы преславные воспоминая, мужество и храбрость похвалами венчая, Отечество, благочестие, церкви святыи представляя, глаголя: “Дерзайте, не бойтеся; аз на раны готов за Отечество и Церковь святую; аз на раны готов за благочестие и веру православную; аз на раны за честь и славу Божию готов; аз душу свою положити за овца моя и тысящию готов умерети”»106.

Оставив в стороне обсуждение подлинности «приказовречей» в интерпретации Феофана и П. Н. Крекшина, П. А. Кротов выказывает особое доверие своему новому источнику и делает вывод: «Итак, выступление, речи царя перед воинами накануне и в день великой битвы действительно имели место. Речи Петра I в передаче архиепископа Иоанна (Максимовича) очень правдоподобны по своему именно речевому, отрывистому построению. В них нет ничего лишнего. Это речи, которые могли выкрикиваться, возглашаться царем в минуты, когда войска построились и замерли на считанные минуты пред началом решающей схватки со страшным в своем свирепом натиске неприятелем»107.

В сущности, там говорится только о готовности Петра к личному самопожертвованию; и это повторяется трижды, можно сказать, даже не столько «отрывисто», сколько истерично. Вместе с тем П. А. Кротов не касается того вероятного обстоятельства, что Феофан при сочинении своей «Истории» мог воспользоваться к тому времени опубликованным сочинением Максимовича и в характерной для Феофана манере развить положения речи-приказа.

Не менее убедительным для подтверждения существования «речи-приказа» кажется П. А. Кротову и «Журнал государя Петра I» барона Г. фон Гюйссена (Гизена). Там сказано: «<…> Его величество, едучи мимо солдат своих, изволил их ободрять, говоря тако: “Сделайте, братия, так, как я буду делать, и все с помощию Всевышняго будет добро. За победою после трудов возпоследует покой (сноска: Такой был тогда лозунг) ”. Все солдаты оказали к Его Величеству, котораго они называли Отцом, особую склонность и любовь, исполненную почтения, и с сердечным веселием шли неробко противу всех опасностей в надежде непременныя победы»108.

Следует согласиться с П. А. Кротовым – ссылка на Г. Гизена кажется наиболее убедительным свидетельством произнесения Петром речи. Более того, отказывая в достоверности или правдоподобии всем предыдущим вариантам «приказа-речи» (как в редакциях Феофана–Голикова–Бутурлина, так и в редакции Крекшина), полагаю, что изложенное Гизеном обращение Петра к воинам представляется наиболее достоверным среди всех приписываемых Петру «речей» перед боем. И дело не в том, что «Журнал» Гизена был закончен при Петре человеком, имевшим доступ к царю и важнейшим его бумагам. Нельзя не обратить внимания на то, что, несмотря на несомненную достоверность «Журнала» Гизена, с которым работал сам Петр, все авторы XVIII – н ачала XIX в. почему-то прошли мимо варианта речи Петра по Гизену и даже не упомянули о ней. Между тем «Журнал…» – источник весьма тогда известный, опубликованный в 1788 г. Думаю, суть этого феномена заключена в стилистике изложения Гизеном слов Петра. Она резко диссонирует с выспренним, возвышенным стилем Феофана, П. Н. Крекшина, И. И. Голикова, которые думали и говорили языком культуры классицизма, полагая, что иначе – п росто и по-будничному – в такие ответственные моменты говорить царю не пристало. Поэтому они игнорировали Гизена. А как раз именно в варианте речи по Гизену я и вижу подлинность (точнее, правдоподобие) сказанного Петром перед битвой. В записи Гизена обращение Петра примечательно своей простотой, обыденностью, но одновременно реальностью и доходчивостью. Слова Петра, переданные Гизеном, более характерны для царя-реалиста, чем слова «высокого штиля» в изложении Феофана и его продолжателей, и уж тем более для Петра нехарактерна та болтливость, которую приписывает ему в своих сочинениях Крекшин (о болтливости сказано не случайно: согласно Крекшину, Петр непрерывно и пространно разглагольствует).

Слова Петра по Г. Гизену довольно точно отражают образ мышления и действий царя в самых разных ситуациях. Во-первых, ссылка на личный пример типична для Петра, ибо во всем и всегда он публично демонстрировал подданным, как нужно жить, работать и, уж конечно, как воевать. Педагогика с помощью личного примера – это стиль царя-реформатора. И второе – это глубокое понимание царем-воином солдат и вообще национального характера, привычек подданных. Перед таким судьбоносным сражением солдатам, истомившимся в ожидании кровавого пира, нужны были простые слова ободрения с простым, доступным им смыслом: «Ребята! Главное – не бойтесь, я с вами, делайте как я, а уж после дела погуляем!», что и произошло к вечеру памятного для России дня 27 июня 1709 г., после великой победы над шведами. Обращаясь к началу статьи, отмечу, что цитаты из речи Петра, взятые из недостоверных источников, «зацепились» в историографии и настойчиво воспроизводятся в учебниках и исследованиях 250 лет. Это происходит по тем же причинам, по которым авторы XVIIIXIX вв. игнорировали Г. Гизена: было принято считать, что в ответственные моменты истории должны произноситься исключительные, возвышенные, запоминающиеся потомкам призывы.

Баиов А. К., Юнаков Н. Л. Предисловие к «Дневнику» // Труды императорского русского военно-исторического общества. СПб., 1909. Т. IV.

Баранов П. А. и др. История России: 7 класс. М., 2013.

Богданович М. И. Замечательнейшие походы Петра Великого и Суворова. СПб., 1846.

Бутурлин Д. П. Военная история походов россиян в XVIII столетии. СПб., 1821. Т. 3. Ч. 1.

Голиков И. И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразите-ля России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам. М., 1788. Ч. III.

Голиков И. И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразите-ля России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам. Изд. 2-е. Ч. 4. СПб., 1838.