— Хорошо мы живем, — говорил юный Хадор своему отцу Хатолу. — И земли наши цветут, и народ не знает нужды, да только нет в этом славы. А хочу я быть самым могучим и самым великим из вождей эдайн. Вот такая судьба по мне!

— Будь по-твоему, — отвечал ему отец. — Но где же собрался ты искать славы?

Хадор расспрашивал эльдар, что проходили через земли у Перекрестья Тейглина, и людей, что странствовали по Белерианду и видели разные края. И, послушав многих, он решил:

— Добр и великодушен король Ном Фелагунд, но живет он еще южнее нас, и не свершить мне подвигов в его землях. Отважны лорды Ангрод и Аэгнор, но хранит их земли род Беора, и не быть мне там первым. Могуч лорд Маэдрос, но обитает он дальше на востоке, куда не так часто забредают враги, и служит ему уже наш родич Амлах. А прежде всех своих правителей славят эльдар короля Финголфина и его сына Фингона. Говорят, что нет по эту сторону моря воинов более отважных и полководцев более умелых. Что народ у них самый стойкий и доблестный, и больше всех боятся их орки и ненавидит Враг. А еще говорят, что мудр король Финголфин и народ любит и почитает его. Пойду я на запад, в Хитлум, и стану ему служить.

Тяжело вздохнул Хатол, но спорить с сыном не стал. Был Хадор такого нрава, что не подчинился бы запрету. Раз задумал уйти, то уйдет — либо вождем с дружиной, либо бродягой с котомкой за плечами. Неспокойно было Хатолу. Доблесть короля Финголфина и его воинов была воспета во многих песнях, но думал Хатол, что самого опасного своего врага Моргот будет упорнее всего стараться извести, а с ним вместе — и Хадора, если тот станет жить в Хитлуме. Просил он сына только подождать еще немного, ведь тому едва сравнялось пятнадцать зим, но не прислушался Хадор и к этому. И вот, скрепя сердце, дал Хатол сыну часть своей дружины, и оружия, и лошадей, и скота, и золота, какое у него было, а еще дозволил всякому, кто пожелает, идти с Хадором на северо-запад, в Хитлум. И много таких нашлось — по большей части, молодых и жаждущих славы.

Хадор распрощался с отцом и теми, кто не хотел покидать Перекрестье Тейглина, и отправился крутыми перевалами и узкими тропами через горы Эред Вэтрин. Ехал он с воинством и скарбом, а по дороге гадал, каковы из себя Финголфин и его сын Фингон — и правда ли так они могучи и славны, как говорили путники. У встречных эльфов спрашивал он дорогу — и вскоре достиг крепости Барад Эйтель, что у истоков Сириона. Стояла она на крутом перевале, каменная, ослепительно белая, словно сияющая на солнце. А блоки в стенах выглядели такими огромными, будто не эльдар, а неведомые великаны высекли их и возвели твердыню. Опоясывали крепость три кольца стен, каждое выше предыдущего, и вековые деревья, росшие в предгорьях, не доставали даже до парапета самого низкого, внешнего кольца. А широк парапет был настолько, что по нему без труда промчались бы конные. Центральная цитадель же могла соперничать с окрестными горами, возвышаясь между ними, словно гордо воздетое к небу ледяное острие.

Замер Хадор в немом восторге, глядя на это рукотворное чудо, на могучую несокрушимую твердыню, надежно хранящую все южные земли. А когда вновь обрел дар речи, то громко воскликнул:

— Здесь будем мы жить!

И король Финголфин радушно принял молодого вождя, наградил его своей дружбой и пожаловал ему Дор-Ломин, обширные земли на юге Хитлума. И служил ему Хадор верой и правдой, и считался он самым могучим и отважным из вождей людей. Обитал он в земле суровой, но прекрасной, и немало доблестных воинов вышло из его народа, так что и от упоминания рода Хадора содрогались приспешники Врага. Жил Хадор в почете и большой дружбе с эльдар, а смерть свою встретил в бою, стяжав себе немеркнущую славу…

***

Так написали в хрониках о жизни Хадора и о том, как явился он в Хитлум. И не было в том ни одного слова неправды, но и правда была не вся.

***

Минуло два года с того дня, как король Финголфин отдал Хадору землю Дор-Ломин. За это время люди успели возвести дома и засеять поля, найти для скота пастбища и наладить свой быт не хуже, чем в поселении у Перекрестья Тейглина. Хотя этот край был теплее Митрима, но и здесь случались жестокие холода, так что в первую зиму люди Хадора сильно страдали, но к следующей сшили одежды из меха и толстого сукна и больше не боялись морозов. Появились на свет дети — они станут называть Дор-Ломин родиной. Юноши, слишком молодые для того, чтобы брать в руки оружие, возмужали, и многие из них отправились на север, в крепость Барад Эйтель, чтобы нести там службу.

И на третий год, в день Середины Лета, Финголфин с родней и домочадцами решил навестить нового вассала. Хадор не успел еще узнать, как эльдар отмечают этот праздник, а потому решил праздновать так, как заведено у их народа, но с таким размахом, чтобы все подивились. Он отправил охотников за дичью в окрестные леса, приказал перестроить свой большой дом, чтобы вместилось в него много гостей, а еще зажечь по всему селению большие костры и украсить каждое жилище.

Хадор вспоминал просторные залы королевской башни Барад Эйтель, резные колонны невероятно искусной работы, шелковые знамена, величественные беломраморные статуи и роскошные многоцветные гобелены. Помнил причудливую игру льющегося через витражные окна света, помнил, как пил из серебряного кубка, украшенного каменьями. И от этих воспоминаний собственный дом казался ему неприглядным и убогим, похожим на пещеры, в которых, как говорят легенды, некогда ютились первые люди. Хадор беспокоился, что нолдорский король, увидев такой прием, решит, будто вождь людей не уважает его. Но он сказал себе: «Можно гордиться и тем, что мы нажили в этой земле — всего-то за два полных лета и две зимы».

Однако все опасения развеялись, как только Хадор увидел эльфов. Король был весел и приветствовал его тепло, как друга. И с ним приехало множество славных эльдар в праздничных одеждах и венках из цветов. Увидел Хадор Фингона — он радостно смеялся и на ходу играл что-то на арфе, — а рядом с ним деву вовсе неизвестную. Лицо ее было прекраснее, чем у всех прочих эльфиек, знакомых Хадору, а серо-голубые глаза сияли, будто звезды. В ее прямые чернильно-черные волосы были вплетены яркие шелковые ленты, трепещущие на ветру. Было на ней свободное белое платье, расшитое драгоценными камнями, и ветер то и дело прижимал его к телу, подчеркивая стройную фигуру.

Дева легко спрыгнула с лошади и, подойдя к Хадору, протянула ему руку — так, как это делают мужи, а не женщины. Но вождь людей опешил, во все глаза глядя на нее и словно забыв, как произносить слова и как двигаться.

— Это Лалвен, моя сестра, и одна из лучших командиров в моем воинстве, — вмешался Финголфин, когда неловкая пауза излишне затянулась. — Ты не встречал ее, когда бывал в Барад Эйтель, потому что она гостила у родни в Дортонионе.

— Рада познакомиться с тобой, Хадор, — Лалвен улыбнулась, и голос у нее оказался мелодичным и звонким, словно серебряные колокольчики. — С днем Середины Лета!

Хадор мысленно ругал себя за глупость и растерянность, но наконец все-таки пожал руку девы. Осторожно взял ее изящную ладонь в свою, будто опасался навредить. Но ее тонкие пальцы оказались на удивление сильными, и Хадор едва не поморщился, почувствовав себя так, будто его кисть сжали стальные тиски.

Он пригласил гостей в дом, где уже накрыли стол для пира, но сам — не явно, а украдкой — все поглядывал на сестру короля. Она оказалась не столь тонкой, как прочие эльфийки, но не менее грациозной. Заметно ниже своего брата, но выше многих мужчин из народа эдайн. В ее движениях сквозили уверенность и стать, подходящие скорее воину, чем знатной даме, и Хадор дивился этому. А позже, уже за столом, заметил он и другое: великолепной работы кольца украшали ее пальцы, но не носила она обручального. Так, значит, она еще и свободна? Как могло статься, что до сих пор нет мужа у прекрасной эльфийки столь высокого рода? Или не встретился ей еще достойный?

— В восточной части гор Митрима и в Эред Вэтрин вы найдете железо, серебро и медь. Тем из вас, кто станет добывать металл, стоит переселиться в предгорья. К тому же, тамошние леса…